Станислав Пшибышевский - Заупокойная месса Страница 58

— А помнишь, Агая, однажды, когда мы купались? Я помогал тебе раздеваться. Ты вдруг начала сопротивляться и так страшно покраснела… Мы, в сущности, не были уже детьми. И я сразу почувствовал такую безграничную любовь к тебе… помнишь? Мы бросились на песок и так дико прижались друг к другу, что оба вскрикнули от боли. Потом я взял тебя на руки и понес в воду. В тебе был такой задор, который только может быть в женщине, которая вдруг почувствовала, что она любима. Я должен был учить тебя плавать, но ты все тонула… О, Боже, теперь, теперь я вижу тебя снова чудной двенадцатилетней Агаей, которая так безрассудно меня любила. Теперь ты смотришь на меня так же хорошо, так задушевно, как всегда смотрела раньше. Ты больше не язвишь, не злобствуешь, и теперь я снова твоя собака, твоя вещь, ты можешь сделать со мной, что хочешь, ты можешь вырвать мою душу из тела, и я даже буду тебе за это благодарен, потому что это ты, ты…

— Не мучь меня, не мучь меня так ужасно! — вдруг послышалась ее мольба.

Он откинулся назад. Голова его горела, язык был сух, и густая, липкая слюна собралась у него во рту.

— Это страшно! — слышал он, сказала она тихо.

Наступал вечер, темнело. Они сидели, близко прижавшись друг к другу.

— Темно, — сказала она.

— Да, темно.

— Видишь сквозь ветви месяц, он весь в крови?

— Молчи! Молчи!

Долго не говорили ни слова.

Еще теснее, еще крепче прижались друг к другу, держались друг за друга, и в их молчании, в их объятии было страдание.

Вдруг она вырвалась.

— Теперь я пойду домой, — сказала она твердо.

Он в бешенстве вскочил.

— Если ты теперь уйдешь, теперь — теперь… то… то… ты меня больше не увидишь.

Безумный страх дрожал в его голосе.

— Агая! Если в тебе есть хоть искра любви, не уходи теперь, я сойду с ума…

— Мы опять забыли о твоей жене — резко засмеялась она.

— Ты ставишь мне в упрек мою жену? Я ее никогда больше не увижу, если ты этого хочешь, я забуду ее, если ты прикажешь…

— Боже, до чего ты болен! — насмехалась она.

— Я не болен. Я люблю тебя. Я… я… Послушай, Агая, не оставляй меня, ты пожалеешь об этом, со мной будет плохо.

Он хныкал, как ребенок.

— Ну, теперь ты становишься сентиментальным. — Она хрипло рассмеялась.

В одно мгновение душа его сжалась. Как будто все застыло в нем, как лед.

Долго смотрел на нее, не говоря ни слова, потом снова сел.

Она рассматривала его с жестоким любопытством.

Молчали очень долго.

— Проводить тебя или ты хочешь пойти домой одна? — сухо спросил он.

— Я пойду одна. Иди и ты: ты серьезно болен.

— Что мне делать, это я сам решу! — он с ненавистью усмехнулся.

Долго смотрела на него.

— Боже, как ты невероятно глуп! — сказала она наконец. — Как вы отвратительны все — вы, мужчины.

— Только от проституток я слыхал подобные выражения о мужчинах. Они также ненавидят мужчин.

— Ты груб!

— Ты гораздо больше.

— Я ненавижу тебя! Я не хочу больше видеть тебя никогда!

— Я тоже.

Но когда она хотела уйти, он схватил ее за руку.

— Прости меня, я болен.

— Да, да, поезжай скорей к своей жене. Около нее пройдет твоя лихорадка! — Она насмешливо смотрела на него.

— Ты, вероятно, хочешь, чтобы я сначала развелся с моей женой? Тогда у тебя, наверное, явится мужество?.. Ха, ха, ха!.. Как ты труслива, как ты труслива!

Она, казалось, не слыхала этого.

— Ты, конечно, сделаешь в конце концов визит матери? Не правда ли? Завтра утром она дома.

— Нет! Спасибо!

Она пошла к двери.

— Ты в самом деле уходишь, Агая?

— Да.

Вдруг остановилась. Глаза ее искрились дикой ненавистью.

— Это правда, что у тебя здесь есть девушка, еще дитя, как ты говорил?

— Да, я нашел себе свою, понимаешь, свою прежнюю Агаю.

— Это замечательно! О, как я тебя ненавижу!

— Не выдавай же себя ежеминутно!

Открыла дверь.

— Послушай, послушай, Агая, подожди немного… Я скажу тебе нечто интересное.

Он злобно засмеялся, подошел к ней и тихо прошептал ей на ухо:

— Знаешь ли, что сегодня ночью ты лежала у меня в постели?

Она оттолкнула его и исчезла.

Он совершенно успокоился.

Теперь все прошло. Теперь он должен пойти домой. И может поехать к своей жене, ни слова не сказав Агае.

Вышел на улицу.

День угасал. Было уже совсем темно, и из мрака навстречу ему пробивались горящие глаза электрического света.

Люди толпами проходили мимо него. Вероятно, в театр.

Усмехнулся.

Дорога шла через парк Никого. Неподвижная пустая тишина.

Шел совсем медленно. В теле его, наверное, не было ни одного мускула, который бы не болел.

Вдруг он заметил какую-то черную массу, которая, казалось, скользила к нему навстречу: он не видел, чтобы она шла.

Остановился в оцепенении.

Черная масса была от него на расстоянии одного шага и также остановилась.

В безумном страхе он смотрел в ее сторону.

Из мрака выплыло, светясь, лицо с отвратительно искривленным, искаженным выражением и мучительно раскрытыми, сочащимися кровью, глазами.

Это был он сам!

Лицо, казалось, шевелится, открыло рот, двигало им, он услышал пронзительный крик..

В безумии он бросился на того, другого.

Но черная масса, казалось, отскочила и снова остановилась.

Глаза раскрылись еще шире, — по лицу проскользнула насмешливая улыбка.

Он хотел отскочить в сторону, но тот, другой, преградил ему путь.

Глаза жадно впивались в его кровь — его глаза. Они пристально смотрели на него, потом он увидел, что тот, другой, медленно приближается, еще ближе, лицо почти касалось его лица: он крикнул, закрыл глаза и побежал, в голове у него трещало, стучало, разрывалось… Упал.

Когда он пришел в себя, дотащился до скамьи и сел.

Пароксизм безутешного отчаяния бушевал в его теле.

Это безумие! — дрогнуло у него в мозгу.

Чувствовал другого у себя за спиной.

Встал и пошел, сердце его не билось больше. Отчаяние перешло в тупую, безумную сосредоточенность. Ему казалось, что он слышит шаги. Это было здесь. Сейчас, за его спиною.

Внезапно потерял сознание. Ничего не слышал, ничего больше не ощущал.

Придя домой, сел в столовой перед накрытым столом, подпер голову обеими руками и погрузился в задумчивый полусон.

— Не хотите ли съесть чего-нибудь?

В ужасе взглянул, долго бессознательно смотрел, наконец, узнал горничную.

— Не хотите ли съесть чего-нибудь? — повторила девушка и взглянула на него с состраданием.