Криптонит (СИ) - "Лебрин С." Страница 6

— Я уже сказала, нет, — от коллективного смеха их компании меня замутило. Я не хотела даже рядом стоять с такими людьми.

— Да забей, чё ты, будет прикольно…

Если бы я разок ударила его, а не играла в бэд бич, при этом боясь его как огня, ничего из того, что было дальше, не случилось бы. И не пришлось бы упоминать его. Не пришлось бы вообще это всё рассказывать и вспоминать.

Но Дементьев, его глаза, горящие неподдельным интересом, его загребущие руки — важный двигатель этой истории.

— Знаешь, что? — вспылила я, поджимая губы. — Если ты не понимаешь простого слова «нет», я повторю на доступном тебе языке, — неприятная усмешка коснулась моих губ. — Во-первых, от тебя пахнет дезодорантом из «Фикспрайса», во-вторых, на тебе одежда из «Садовода», которая выглядит так, будто ты её выблевал, а потом надел на себя, но самое главное, Петя, — на моменте, где он прищуривается от гнева, я чувствую одновременно и скачок радости, потому что это слышат его дружки и тут же начинают ржать, и страх, — самое главное, что тебе место в пятом классе по уровню айкью. С собаками говорить интереснее. И ты думаешь, что мне интересно провести с тобой время? Если я ещё раз услышу твоё «чё», я повешусь, серьёзно.

— Блять, ты охуела? — он разозлился, но при этом как будто засмущался — постоянно кидал косые взгляды на своих смеющихся друзей.

— Что, мы уже не такие альфачи, да? — огрызнулась я, пытаясь вырвать руку, но он больно пригвоздил запястье к столу. Я снова чувствовала это. Страх. Вера и Насвай, замявшись, просто смотрели на это, не вмешиваясь. И я бы не вынесла, если бы они вмешались.

Страх и злость — лучшее топливо.

— Да я, блять, твою мать в десять лет ебал, — он приблизился, надеясь, меня запугать. И меня действительно пугал его агрессивный тон. Но я, сцепив зубы, заставляла себя смотреть в его лицо.

Меня бесило, что я боялась его — такого одноклеточного по сравнению со мной. И преодолевала себя.

— Что, прямо в её могиле? — спросила я, наблюдая за тем, как его лицо сменяют все цвета радуги по очереди.

Только тогда он меня отпустил, и я, покрасневшая, присоединилась к Вере. Почему-то с нами шла Насвай, но я была слишком нашпигована адреналином, чтобы прогнать её. Пусть идёт.

— И чего пристал… — бормотала Вера.

— Обиделся в тот раз, решил поохотиться, не знаю, что ему надо, — нервно, слишком громко хохотнула я. Мы шли по пустому коридору, и я даже отбежала на несколько шагов — настолько мне некуда было девать этот адреналин.

— Ну ты даёшь, подруга, — восхищённо присвистнула Насвай. — Ты такая злая.

— Спасибо, — фыркнула я, смутившись.

— Пойдём на физику? Я там уже не была лет пять, но в принципе, плевать, — дёрнула плечом Вера.

— Нет, — пробурчала я, тут же замкнувшись.

— А я вообще нигде не была. Надо пописать, что ли…

*

— У него ужасные татуировки. Разве в учителя пускают с такими? По-моему, какой-то бред, — бурчала я, водя пальцами по пластиковой поверхностности туалетного подоконника. — Он их даже не закрывает. Вот посмотрим, как он зимой в своих футболках ходить будет и мускулами светить.

— Мы можем о чём-то другом уже поговорить? — раздался замученный голос из туалетной кабинки. Вопросительный взгляд Веры был согласен с негодованием Насвай. Я вспыхнула.

— Тебя вообще никто не звал сюда, так что слушай, что есть, и не возникай!

— Как грубо, — заметила Вера. Мне было полностью плевать. Я чувствовала, как расстраиваются мои нервы, будто кто-то дёргает за струны, и они с каждым разом становятся всё фальшивее, пока полностью не порвутся. Фоново я постоянно жила с подступающей истерикой, становящейся всё ближе и ближе, как снежный ком. На всех фотках с тех времён у меня бешеные глаза.

— Скоро приедет бабушка, — вздохнула я.

— И почему это плохо?..

— Потому что она мама Иры. И как раз в это время приедет дед. Ира пыталась устроить всё так, чтобы они приехали в разное время, уговорить там, но куда ей, никто не хочет уступать, — хмыкнула я. — Начнётся битва титанов, и мне уже страшно.

— А моя бабушка называет меня именем племянницы, хоть имя меняй, — прыснула Насвай, выходя из кабинки и застёгивая штаны по пути. Я закрыла глаза рукой, хотя хотела пробить себе ею лоб.

— А как тебя зовут, кстати? — нахмурилась Вера. Мы действительно уже не помнили её имя. Учителя звали её по фамилии — Гречкина.

— Меня зовут…

— Короче, Вер, поехали со мной и дедом на конференцию в Сибирь? Это в декабре будет, — вдруг шибануло меня идеей, и я перевела искристый взгляд на Веру. — Будет классно. Только… — я снова нахмурилась. Достала красную помаду и начала красить губы, глядя на своё отражение в зеркале. — Только я хотела сказать ему, что я уже побывала на конфе по физике. А этот козлина мне всё… сломал.

Меня снова захлестнуло негодование. И, поддаваясь какому-то порыву, я вдруг написала помадой на зеркале: «Савельев А.И. — мудак без яиц, отсоси у Обамы».

— Ну прям девочка-пиздец, — покачала головой Насвай.

Я перевела весёлый взгляд на Веру и хихикнула.

Как хорошо нам тогда было.

*

Наступил следующий урок — литература. Насвай куда-то сбежала — к своим накуренным друзьям, и мне, честно признаться, даже грустно без неё стало. Но после того, как узналось, что химии не будет, а вместо неё физика, стало не до Насвая вообще.

У меня было чувство, что Вселенная схлопнулась вокруг меня, как капкан. И вокруг одна физика.

Мне нельзя было пропускать так много, поэтому я заставила себя пойти, но чувствовала себя ягнёнком, который идёт на заклание.

Он прошёл мимо нас, стоящих возле закрытого кабинета, слегка задев меня взглядом. Выцепив сразу. А может, я фантазировала (крыша у меня знатно поехала), но в любом случае — он тут же отвёл взгляд и сосредоточился на том, чтобы открыть дверь.

Он был в обычных чёрных джинсах и чёрной футболке. Держал в руках журнал и стопку тетрадей и при этом ловко открывал замок. На руках выделялись мышцы — он точно занимался спортом.

— У меня что-то живот заболел, — прошептала я Вере, беспомощно вцепившись пальцами в воротник рубашки, точно пыталась дать себе больше воздуха, тщетно освободить сжатое спазмом горло.

— Снова здравствуйте, — не глядя на нас, вставших по струнке, бросил он тихим безразличным голосом — но в тишине он слышался очень отчётливо. А я не глядела на него, только в пол. — Продолжаем то, что начали на прошлом уроке. Но прежде мне нужно решить один вопрос, — у меня сжалось сердце, а потом упало к ногам. — Юдина, подойдите.

Ноги меня не слушались. Как же жалко я выглядела — наверняка очень жалко. Я нервно поправляла распущенные волосы, но когда удостоилась его взгляда, тут же опустила пальцы, будто ошпарившись. Я помню этот взгляд — он… бесцветный. Абсолютно равнодушный. Но при этом ты чувствуешь тупость всего, что делал в тот момент. Тупость твоего существования вообще.

Я подошла к его столу. Он без интереса окинул меня взглядом.

— В этот раз рубашка от Диор застёгнута? — хмыкнул он. Подколка, которая от обычных людей ощущалась бы лишь слегка, от него была острее. Впервые он посмотрел на меня прямо — и я почувствовала эту остроту из его глаз. Будто он хотел меня уязвить. У меня запылало лицо. Я что-то пролепетала — по-моему, что рубашка от Валентино. И резко заткнулась, когда его взгляд упал на мои губы. И тут он сказал то, что пришибло меня сразу: — Почему вы считаете, что у меня нет яиц?

Приподнял бровь, даже будто с интересом ожидая моего ответа.

Наверное, я впервые матернулась в душе. Пиздец. Но скорее всего, я настолько запаниковала, что мыслить в тот момент вообще разучилась.

— Я… что… о чём вы… — как жалко звучал мой дрожащий голос.

Он показал мне фотографию, положив на стол телефон передо мной. Фотографию моей надписи помадой в туалете. Наверное, технички сфотографировали. Или какой-нибудь ученик. Чёрт его знает, откуда это взялось.

В туалете мне казалось, я могу сказать это в лицо ему — даже прокричать. Но оказавшись перед его лицом, мне хотелось только вернуться в прошлое и стереть это.