Анаис Нин - У страсти в плену Страница 7

Когда они возвратились в Нью-Йорк, Дороти начала искать приключений. В сознании ее все время слышались стоны и крики той пары в дешевой гостинице. Она знала, что не успокоится, пока снова не почувствует страсти. Эдна не могла так поступить с ней, не могла вытравить жизнь из нее. Такое наказание было бы слишком несправедливым, ведь не она одна была повинна в случившемся. Она попыталась снова встретиться с Дональдом, но тот стал неузнаваем: он выглядел жестче и тверже, еще недавно чувственный импульсивный молодой человек, он был теперь спокойным зрелым мужчиной и интересовался только собственными чувствами.

— Ты, конечно, знаешь, — сказал он ей, — кто всему виной. Я бы не был так расстроен, если бы ты вдруг поняла, что не любишь меня, оставила бы меня и ушла к Роберту. Я знал, что ты его любила, только не знал, что так сильно. Но я не мог простить тебе того, что тогда в Париже ты была с нами обоими одновременно. Наверно, случалось, что я обладал тобой спустя каких-то несколько минут после того, как ты бывала в его объятиях. Ты просила меня быть грубым. Я не знал, что ты хотела этого, стараясь преодолеть свое влечение к Роберту, желая, чтобы твое тело забыло его. Я думал, что ты просто умираешь от вожделения. И я откликался. Ты знаешь, как я брал тебя. Я мял твои кости, привязывал тебя, скручивал. Однажды я даже поранил тебя. А после этого ты брала такси и ехала к нему! И ты говорила мне, что после любви ты не моешься, чтобы сохранить запах, который пропитывает одежду и остается с тобой весь день. Ты говорила, что любишь этот запах. Я чуть с ума не сошел, когда все узнал! Я хотел убить тебя.

— Я достаточно наказана, — резко сказала Дороти.

Дональд посмотрел на нее:

— Что случилось?

— С тех пор как мы поженились, я ничего не чувствую.

Дональд поднял брови. На его лице появилась ирония.

— Зачем ты мне это говоришь? Ты хочешь, чтобы я снова поранил тебя до крови? Чтобы ты могла вернуться к Роберту с влагой там, между ногами, и насладиться им, наконец? Видит Бог, я все еще люблю тебя. Но моя жизнь изменилась. Я больше не ищу любви.

— Как ты живешь? — спросила она.

— У меня есть свои маленькие радости. Я приглашаю избранных друзей. Я предлагаю им напитки, они сидят в моей комнате, вот здесь, где ты сейчас сидишь. Затем я иду в кухню, готовлю новую порцию напитков и даю им немного побыть одним. Они уже знают мои желания, мои склонности. Когда я возвращаюсь… что ж, она может сидеть вот в этом кресле, ее юбка задрана, он стоит перед ней на коленях, целуя ее или глядя на нее. А, может быть, он сидит на стуле, и она… Мне нравится в этом неожиданность ситуации, неизвестность и возможность наблюдать ее. Они не видят меня. Ведь примерно так все было между тобой и Робертом, как если бы я мог видеть вас тогда. Возможно, это своего рода воспоминание… Теперь, если хочешь, можешь немного подождать. Должен прийти мой друг. Он необыкновенно привлекателен.

Дороти решила уйти. Но вдруг она приостановилась. Дверь ванной была открыта. На двери висело зеркало. Она повернулась к Дональду и сказала:

— Послушай, я остаюсь, но у меня тоже есть маленькая причуда. Она никак не помешает твоему удовольствию.

— Что же это?

— Когда ты нас захочешь покинуть, я бы хотела, чтобы ты пошел не в кухню, а зашел в ванную и смотрел в это зеркало.

Дональд согласился. Приехал его друг, Джон. Он был удивительно красив, но на лице его был странный отпечаток усталости, какое-то равнодушие было в его взгляде, губы казались безвольными, в нем было что-то на грани извращенности и порочности, и это привлекло Дороти.

— Мне нравятся женщины, в которых чувствуется порода, — сразу же сказал он, взглядом благодаря Дональда за то, что он пригласил для него такую женщину.

Дороти была в мехах с головы до ног — шляпа, муфта, перчатки, мехом была отделана даже ее обувь. Комната полнилась запахом ее духов. Джон стоял возле нее, улыбаясь. Его жесты приобрели торжественность. Неожиданно он слегка наклонился, словно театральный режиссер, беседующий с актрисой, и сказал:

— Я хочу попросить вас кое о чем. Вы прекрасны. Я ненавижу одежды за то, что они скрывают тело женщины. Но я и не очень люблю раздевать. Не согласитесь ли вы сделать для меня что-то совершенно необыкновенное? Пожалуйста, разденьтесь в другой комнате, оставьте только меха и вернитесь сюда. Хорошо? Я скажу, почему я прошу вас об этом: только породистые, хорошо воспитанные, благородные женщины выглядят красиво в мехах. А вы именно такова.

Дороти вышла в ванную, разделась, не сняв меховые одежды, чулки и отделанные мехом туфли, и вернулась в комнату. Глаза Джона сияли от удовольствия. Он сидел и смотрел на нее. Она почувствовала, что его волнение было такое сильное и заразительное, что, ее соски отвердели. Ей захотелось раздвинуть меха, показать свою грудь и увидеть восхищение Джона. Обычно теплота и возбуждение в сосках у нее появлялись одновременно с теплотой и возбуждением в ее лоне. Но сегодня она чувствовала только свою грудь, только желание показать ее, приподнять и предложить ее своими руками. Джон склонился перед ее грудью и коснулся ее губами.

Дональд вышел в ванную. В зеркале он видел Дороти стоящей возле Джона, который держал ее груди в своих ладонях. Распахнутый мех обнажал ее тело — сверкающее, ослепительное, словно украшенное драгоценностями тело животного. Дональд был возбужден. Джон не трогал тела Дороти, он целовал и ласкал только грудь, отрываясь от нее иногда, чтобы прикоснуться губами к меху, словно он покрывал своими поцелуями красивое животное. Ее лоно источало запах ракушек и моря, как будто она была Афродитой, рождающейся из пены морской, и поцелуи Джона становились все более безумными и страстными. Видя Дороти в зеркале, видя волосы ее лона, так похожие на волоски меха, Дональд вдруг почувствовал, что если Джон коснется ее там, в этой ложбинке, то он его ударит. Дональд вышел из ванной, и с фаллосом открытым и напряженным он подошел к Дороти. Это было так похоже на ее первую любовную сцену с Робертом, что она застонала, отпрянула от Джона и кинулась к Дональду, повторяя «возьми меня, возьми меня!»

Закрыв глаза, она представляла, что это Роберт бросается на нее, как тигр, разрывая шкуру, касаясь множеством рук и ртов и языков, обнимая все ее тело, раздвигая ноги, целуя, кусая, облизывая ее. Она довела обоих мужчин до бешенства. Не было слышно ничего, кроме дыхания, кратких сосущих звуков — звуков фаллоса, плавающего в ее влаге. Оставив их обоих в каком-то оцепенении, она оделась и ушла так быстро, что они едва осознали это. Дональд выругался:

— Она не могла ждать, — сказал он. — Ей нужно было сразу уйти к нему, как она это делала раньше. Вся еще влажная и возбужденная любовью с другими мужчинами.