Олег Болтогаев - Лопушок Страница 9

— Люблю, люблю, — шептал я и пытался просунуть ладонь под лифчик.

Ничего не получилось.

Я говорил какие-то нежные слова, лицо Тамары стало пунцовым, губы мелко задрожали, и она стала дышать шумно и жарко.

Моя ладонь скользнула вниз по её животу, по бедрам, достигла кромки короткой юбки и, прихватив край ткани, отправилась в обратный путь.

— Что ты делаешь?.. — выдохнула Тамара.

Что я делал?

То, что мне больше всего на свете хотелось делать.

— Люблю тебя, — ответил я.

И снова стал целовать её припухшие губы.

А моя дерзкая рука стала жить своей жизнью.

Ошалев от собственной смелости, я запустил пальцы под резинку её трусиков. Нежная кожа девичьего живота была горячей и шелковистой.

Я умирал от любви…

— Не надо, миленький…

— Почему?

— Пожалуйста, не надо.

— Ты не любишь меня?

— Люблю.

— Тогда почему — «не надо»?

— Я боюсь.

— Чего ты боишься?

— Этого боюсь.

— Меня?

— Нет, не тебя.

— Я не сделаю ничего такого, чего ты сама не хочешь.

— Я знаю.

В это мгновение мне стало по-настоящему стыдно.

Она мне доверяет, а я веду себя как…

…Как подлый соблазнитель.

И я отпустил её.

Тамара села и стала приводить в порядок свою одежду.

Моё сердце стучало всюду: в ушах, в висках, в кончиках пальцев, в щеках, во рту, в коленках, в пожухлой траве, в пожелтевших кронах деревьев, в белоснежных облаках, в бездонной синеве осеннего неба.

Ничего не случилось.

Это плохо или хорошо?

Ведь могло случиться.

Я хотел этого?

Хотел. Очень.

Тамара хотела этого?

Похоже, что хотела.

Но я отреагировал на её слабый протест и…

И теперь сижу, словно баран, и тупо смотрю, как она поправляет юбку и застёгивает кофточку.

А моё сердце никак не может успокоиться.

Может, нужно было начать снова целоваться?

Совершить ещё одну попытку?

Нет, я ничего не сделал.

Девочка достала большую расчёску и со словами «ты меня всю помял» стала расчёсывать свои длинные русые волосы.

— Тамара, — робко начал я.

— Что? — спросила она строго.

— Позволь мне… Расчесать тебя, — я боялся, что она мне откажет.

— Ну… Попробуй, — улыбнулась Тамара.

Был я ли счастлив в жизни? Был, конечно.

Минуты счастья были самыми разными, но вот этот день, когда мы с Тамарой сидели на опушке осеннего леса, и я неторопливо и бережно расчёсывал её густые волосы, день этот, час этот остался для меня одним из самых счастливых.

Не знаю, сколько прошло времени.

Я обнял Тамару, уткнулся лицом в её волосы, и мы замерли и, казалось, совсем перестали дышать.

— Как хорошо, правда? — спросила Тамара.

— Правда, — прошептал я.

Посидев ещё немного, мы поднялись и, сложив наше покрывало, не спеша двинулись вверх по склону горы.

Мы шли обнявшись и тихонько разговаривали.

«Хорошо, что ничего не случилось», — подумалось мне.

«Если бы что-то случилось, разве мы могли бы так беззаботно и откровенно разговаривать? Нет, конечно. Нам и так хорошо, а то, что не случилось сегодня — случится потом. Придёт время, и это обязательно произойдёт. Ведь мы любим друг друга.»

Какие хорошие мысли меня распирали.

Я даже гордился своим поведением.

— Чего ты хочешь больше всего на свете? — спросил я Тамару.

— Честно?

— Честно.

— Чтобы мы никогда не расставались, — печально сказала она.

— Мы и не расстанемся, — ответил я твёрдо.

Впереди, прямо перед нами был высокий обрыв, который назывался Белая Скала.

Я специально привёл сюда Тамару, я знал, что ей непременно понравится прекрасный вид, который открывался с этой высоты.

— Знаешь, как называется эта скала? — спросил я.

— Нет.

— Видишь, какая она белая?

— Вижу.

— Она так и называется — Белая Скала.

Мы подошли к самому краю.

— Как высоко! — Тамара с опаской посмотрела вниз.

— Метров сто двадцать свободного полета. Летим?

— Хороши шуточки, — сказала Тамара.

— Тогда давай сядем и свесим вниз ноги, — предложил я.

— Я боюсь, — прошептала Тамара.

— Если загудим, то вместе, — уверенно заявил я.

Мы осторожно уселись на самый край обрыва.

Огромная высота рождала жуткое чувство страха.

Я обнял Тамару за плечи.

— Мне страшно, — сказала Тамара.

— Не бойся. Мы вместе, — улыбнулся я.

Вдали, в голубой дымке, виднелись ещё более высокие горы.

— Какая красота, — сказал я.

— Хочется взлететь, — улыбнулась девочка.

— Я ведь предлагал, а ты не захотела, — засмеялся я.

— А ты мог бы умереть от любви? — тихо спросила Тамара.

— Как это? — не понял я.

— Ну, например, если бы твоя девушка умерла…

— Ты что?! Отчего?

— Мало ли отчего… Умерла, и тебе самому жить не хочется.

— А-а… Понятно, — наконец, сообразил я.

— Ну, так что?

— Что?

— Ты мог бы умереть от любви?

— Конечно! — убеждённо ответил я.

Мне вдруг подумалось, что Тамара и впрямь умерла, и острая, невыносимая печаль пронзила моё сердце, и стало трудно дышать. Я схватил девушку за плечи и крепко прижал к себе, это уже совсем не было похоже на любовное объятие, наверное, так обнимаются перед вековой разлукой.

— Ты меня задушишь, — услышал я слабый голос.

— Не говори больше так, — прошептал я.

— Почему?

— Потому что я понял, что значит «умереть от любви».

— И что это значит?

— Что я не хочу без тебя жить.

— Правда?

— Правда…

— Правда-правда?

— Зачем ты всё переводишь в шутку?

— Я не шучу, — едва слышно сказала Тамара.

Мы помолчали.

— А ты веришь в жизнь после смерти? — спросила Тамара.

— Я… Не знаю…

Мы снова помолчали.

— Нужно только договориться, — тихо произнесла Тамара.

— О чём? — не понял я.

— Где и как мы встретимся.

— Когда?

— Когда нас не будет, — прошептала она.

— Прекрати эту загробную тему! — воскликнул я.

— Хорошо. Не буду, — она уткнулась носом в моё плечо.

Лёгкий ветер шевелил её русые волосы.

Я погладил их ладонью, и меня охватило острое чувство жалости. Мне показалось, что Тамара не только моя любимая девушка, но ещё и сестрёнка.