Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Нежная душа Страница 25

«Я уложу его спать укутанным в одеяло, — подумала она. — Если я подниму откидной верх коляски, он сможет отдохнуть. А когда придет время, я его укачаю».

Она приберегла для себя столько упреков, что могла бы много часов заниматься только своим сыном. Шарлотта, уже освоившаяся в просторной кухне, с удовольствием готовила ложки и тарелки — считала их и пересчитывала.

— Сестра Викторианна очень хорошая, — шепотом сказала девочка Эрмин.

— Да, но с характером. Какое совпадение! Я и подумать не могла, что с нами случится такое. Но, моя крошка, надо стойко переносить неприятности. Здесь тепло, и мы будем спать под крышей и с полными желудками.

— Нам повезло, — согласилась девочка.

Бадетта тем временем разговаривала с монахиней. Она не преминула заметить, что хорошо знает это медицинское учреждение, потому что сама в нем когда-то жила.

— Мне нравилось в Лак-Эдуаре, сестра. А потом я обосновалась в Квебеке и стала независимой журналисткой. Заработков мне вполне хватает, и все же лучшие мои воспоминания связаны с этим санаторием. Воздух здесь такой чистый, а от вида на озеро просто дух захватывает! Пансионеры были в основном представителями среднего класса. Что-нибудь изменилось?

— Мне нет дела до социального положения больного, мадам, — отчеканила монахиня. — Для меня и остального персонала все они — несчастные люди, о которых нужно заботиться и временами обращаться как с малыми детьми. Некоторых мучат сильные боли. В прошлом месяце один пациент умер после долгой агонии. Здесь живут даже дети, увы!

— На это озеро приезжали знаменитые семейства, — сказала Бадетта. — Рузвельты, Рокфеллеры[20]… Мужчины здесь охотились. Но сегодня с нами юная дама, которая однажды тоже может стать знаменитой!

Эрмин покраснела. И поспешила покачать головой в надежде, что журналистка поймет ее и сменит тему разговора.

— Вы говорите, конечно, об этой молодой мамочке, — пробурчала сестра Викторианна. — Я буду день и ночь молить Господа, чтобы Он указал ей верный путь и чтобы она стала хорошей супругой, набожной хозяйкой дома, но никак не звездой на сцене.

Подростку, до этого с горящими глазами прислушивавшемуся к их разговору, монахиня сделала знак удалиться. Мальчик стушевался и исчез. Из столовой донесся гомон.

— Я не хотела сказать ничего плохого, — мягко выговорила Бадетта. — Среди пассажиров есть аккордеонист. Если мадам согласится спеть для больных, это будет очень хороший поступок. У них есть радио, но это совсем не одно и то же. По моему мнению, передачи идут с ужасным звуком.

Монахиня сделала вид, что занята супом. Озадаченная, Эрмин предложила ей свою помощь:

— Сестра Викторианна, мой сын уснул. Я бы тоже хотела вам помочь.

— Можешь отнести стаканы и графины с водой. Обычно мне помогает женщина из поселка, но господин интендант поручил ей сегодня другую работу, на верхнем этаже. Не думаю, что этот шум и суета пойдут на пользу нашим пансионерам. Распорядок дня и гигиенические нормы у нас очень жесткие. Ужин следует подать в половине седьмого, то бишь через десять минут. Все ложатся спать в девять вечера и свет гасят практически сразу.

— Разумеется, — сказала молодая женщина. — Дорогая сестра, я могу оставить сына под вашим присмотром? В кухне меньше шума.

— И меньше риска заразиться, — добавила Бадетта. — Я тоже могу сделать что-нибудь полезное.

— Я так и думала! — отозвалась монахиня. — Если ты собираешься петь, Эрмин, подожди, пока подадим десерт. И нужно еще спросить позволения у доктора.

Каждая из женщин взяла в руки по тяжелому подносу. Гордая оттого, что может помочь, Шарлотта проворно сновала из кухни в столовую и обратно. Глазам Эрмин, когда она вернулась в просторное помещение столовой, предстало странное зрелище: зал, казалось, готовился к неравной битве. С одной стороны сидели два десятка пациентов санатория, с другой — масса пассажиров поезда, из которой выделялись шляпки, картузы и разноцветные шиньоны. Багаж расставили вдоль стен, но речь шла только о чемоданах, более крупные вещи остались в поезде. Стоял гул голосов — тихий, глухой, неясный.

«Где все эти люди устроятся на ночь? — спросила себя Эрмин. — Как странно быть здесь, далеко от Валь-Жальбера! Сестра Викторианна за то, чтобы поддерживать традицию. Я сразу почувствовала, что моя идея с поездкой в Квебек ей не понравилась».

— Все в порядке? — тихонько спросила у нее Шарлотта, которая шла рядом. — Ты показалась мне такой грустной…

— Я всего лишь обеспокоена, дорогая… Знаешь, этот санаторий, здешняя мебель, запахи напомнили мне монастырскую школу в те времена, когда ее посещало множество учеников. Мне показалось, будто я вернулась в прошлое, когда мне было столько, сколько тебе сейчас. Забавно…

Девочка улыбнулась и кивнула. Эрмин, Бадетта и еще одна монахиня разлили по тарелкам суп и раздали большие ломти хлеба. Когда все принялись за еду, в зале установилась тишина.

«Мне страшно смотреть на больных, — подумала молодая женщина, усаживаясь перед тарелкой супа в кухне. — Словно кто-то запретил нам к ним приближаться, хотя думаю, они довольны, что увидели столько людей».

Сестра Викторианна с обеспокоенным видом поглядывала на настенные часы.

— Ну что, Эрмин, ты будешь петь этим вечером? Приходится признать, что это редчайшая возможность для наших пансионеров — послушать живое пение, разумеется, если ты остановишь свой выбор на религиозных гимнах. И ничего кроме гимнов!

— Не беспокойтесь, я бы предпочла не петь вообще. Никто меня тут не знает. Будет лучше, если я пойду наверх и лягу. Эти волнения меня вымотали.

— А я думаю, что все уже знают, — вздохнула пожилая монахиня. — Эта дама, Бадетта, успела многим рассказать о тебе, да и невоспитанный мальчишка, который глаз от тебя не мог оторвать, постарался.

Так совпало или кто-то сделал это нарочно, но из столовой донеслась веселая музыка. Это был аккордеон. Вбежала Шарлотта.

— Мимин, идем! — позвала она. — Доктор санатория дал свое позволение, потому что мадам Бадетта сказала, что у тебя золотой голос. Ты можешь петь. За столиком для больных я видела маленького мальчика. Он очень бледный.

— А, Жорель, самый младший наш пансионер, — уточнила сестра Викторианна и перекрестилась. — Мать сможет навестить его не раньше, чем в мае. Он плачет по ночам.

Эрмин убедилась в том, что Мукки мирно посапывает. Было восемь вечера.

— Хорошо, иду! — объявила она. — Я спою для Жореля и для вас, сестра.

Бывшая сестра-хозяйка монастырской школы ободряюще улыбнулась. Она с умилением вспомнила маленькую девочку, которая, встав на табурет на переменке, пела «У чистого ручья» своим одноклассникам.

— Поторопись! Они будут очень рады, — заверила она молодую женщину.

Появление Эрмин в столовой вызвало волну комментариев и вздохов нетерпения. В ореоле своих солнечно-белокурых волос она направилась к разделяющему столы проходу. Подошел доктор и пожал ей руку. Он счел нужным объявить:

— Нам выпала редкая удача, как мне сказали, принимать у себя настоящую артистку, мадам Эрмин…

— Эрмин Дельбо! — добавила оробевшая молодая женщина.

— Мадам Эрмин Дельбо, которая согласилась спеть для нас всех сегодня вечером.

По телу одного из пансионеров, стоило ему услышать это имя, пробежала дрожь. Он был высок и очень худ. Плечи его покрывал плед из шотландки. На седой макушке наметилась лысина. Изможденное лицо было тщательно выбрито. В журнале санатория он числился под именем Эльзеар Ноле, но на самом деле звался Жослином Шарденом…

Глава 5

Нить времени

Жослин Шарден выбрал имя Эльзеар Ноле не случайно: так звали его покойного деда, фермера, проживавшего недалеко от городка Труа-Ривьер. Это заимствование показалось ему оправданным, поскольку речь шла о члене его семьи. Однако в данный момент то, что он живет под чужим именем, было последней из его забот. Он растерянно глядел на красивую молодую белокурую даму, которая одним своим присутствием осветила столовую санатория. Он рассмотрел ее до мельчайших подробностей. На ней была белая шерстяная кофточка с голубым, под цвет юбки, воротничком.

«Эрмин Дельбо! Эрмин Дельбо! — повторял мужчина про себя. — Если это совпадение, то судьба решила помучить меня. Дельбо… Так звали золотоискателя, который приютил нас с Лорой. Анри Дельбо человек порядочный и честный, бесспорно. Он не взял ни су из моих сбережений, а ведь я предоставил ему право поступить с ними по своему разумению. Я ему весьма благодарен. Эти деньги мне очень пригодились. Эрмин, эту девушку зовут Эрмин, а не Мари-Эрмин…»

Решив наконец, что провидение в очередной раз решило сыграть с ним жестокую шутку, он надел на лысеющую макушку коричневую фетровую шапочку, которую снял перед ужином.