Линда Дэвис - Гадюшник Страница 34

Сара сидела, прижавшись к двери и глядя то на Данте, то в окно. Чувства ее пришли в совершенно растрепанное состояние. Данте глядел на нее и улыбался.

Даже при включенном свете его дом казался темным. И стоял в нем какой-то запах, который Сара не могла определить. Может быть, запах сигары, или коньяка, или чего-то еще — непонятно.

Данте указал на диван. Сара села, ощущая, как трудно ей дышится. Сидела она напряженно, словно насилуя себя либо готовясь отразить удар.

Данте вышел на кухню и вернулся с двумя стаканами водки. Стенки их запотели от холода, внутри плавали кусочки льда. Он поставил стаканы на стол и сел рядом с Сарой. Негнущимися пальцами она подняла стакан и сделала большой глоток. Жидкость обожгла горло и потекла куда-то вниз.

Сара пошарила в сумке, вытащила сигареты. На столе лежала зажигалка. Сара щелкнула — появился огонек. Сара выкурила сигарету едва ли не в одну затяжку, не давая себе вздохнуть и упрямо сжимая в зубах фильтр. Наконец она отбросила сигарету и повернулась к Данте.

В тот же самый момент он привлек ее к себе, губами прижимаясь к губам и стискивая плечи. Дрожащими руками он принялся стаскивать с нее платье. Они стояли, прижавшись друг к другу, стремясь унять дрожь. Он подтолкнул ее к двери и через коридор вывел на лестницу. Шли они в темноте. Сара почувствовала, что спина ее уперлась еще в какую-то дверь. Дверь подалась. Еще несколько шагов, и Сара опрокинулась на мягкую перину его кровати. Не выпуская ее, он лег рядом. Сара откинулась на подушку. Он задрал ей юбку до талии — послышался треск рвущейся ткани — и принялся покрывать поцелуями, словно высасывая кровь, все тело. Его страсть потрясла ее. Но больше всего поразили, больше всего тронули его слова. Слова, раскрывшие незащищенную, страждущую душу. Не впервые она сталкивалась с подобным, но такое откровенное, такое обнаженное отчаяние было ей внове. Она обхватила руками его лицо и произнесла слова, которые он жаждал услышать. И тогда на его лице появилась невидимая в темноте улыбка: взгляд, в котором смешались торжество и страх.

Глава 16

Энтони Баррингтон сидел у себя в кабинете. Через раскрытые окна лились лучи утреннего солнца. Царящую в комнате тишину нарушало лишь тиканье стоявших в углу у двери часов, когда-то подаренных дедом. Баррингтон работал над речью, которую ему предстояло произнести в ближайший понедельник на обеде с членами директората, и дошел уже примерно до середины, когда зазвонил телефон. Баррингтон дописал фразу и раздраженно схватил трубку.

— Джеймс Бартроп на проводе, — доложила секретарша.

— Ладно, соединяйте.

Бартроп сразу же взял быка за рога.

— Сегодня утром мне позвонил один друг из Швейцарии. Снова изменения в счете 5376/200. Через двадцать минут после завершения встречи представителей Семерки владелец скупил пятьдесят миллионов фунтов стерлингов, а к концу дня с огромной для себя выгодой продал.

— Для мафии пятьдесят миллионов — семечки, — пожал плечами Баррингтон. — Ради такой суммы рисковать, мне кажется, они бы не стали.

— Но ведь это только один счет, господин президент. Может быть и еще с десяток. И может быть, они тоже разбухли, насосавшись той же крови.

— Что ж, такое всегда возможно.

— А что там наша юная дама? Слышно от нее что-нибудь?

— Не торопитесь. — Баррингтон почувствовал нарастающее раздражение. — Она там всего две недели.

— Но ведь вчера-то она скорее всего весь день провела в банке, — упрямо гнул свое Бартроп. — И если в ИКБ что-то не в порядке, а я по-прежнему склонен так думать, то пора бы ей об этом знать; уж подозрения-то, во всяком случае, должны были возникнуть.

— Не сомневаюсь, что, как только возникнут, она тут же свяжется со мной. А пока не лучше ли потерпеть?

Сара сидела за столом и изнывала от безделья. Жуткий день. Мало того, что вчера столько выпила — хотя и этого было бы достаточно, — так еще полная тишина на рынках, будто после вчерашнего все ушли на каникулы. Так это, впрочем, на здешнем жаргоне и называется: «свои каникулы». Уилсон читал «Спортинг лайф», Эрнотт ушел обедать и вот уже четыре часа как не возвращался, Скарпирато провел большую часть дня у себя в кабинете, время от времени куда-то отлучаясь. Он старательно избегал взгляда Сары. Лишь однажды, когда она проходила мимо, на его лице появилось некое заговорщическое выражение.

Сара отправилась в спортивный зал. Энергично позанимавшись аэробикой, она почувствовала некоторый прилив сил. Поплавала немного, чтобы снять боль в мышцах, затем — сауна, джакузи и парная. Напоследок — массаж. Эмма, массажистка, к счастью, была сегодня немногословна. На работу Сара вернулась в половине пятого; Скарпирато к тому времени уже ушел, Уилсон собирался уходить, а Эрнотт самозабвенно болтал с кем-то по телефону. Сара небрежно кивнула коллегам и, испытывая немалое облегчение, повернулась и тронулась к выходу.

Через час она была дома. Приспособиться к царящей здесь тишине оказалось непросто. Целый день в голове у нее шумело, звучали чьи-то голоса, метались, не находя выхода, мысли и чувства — странное сочетание вины, возбуждения, покаяния и страха. На работе у нее не было возможности разобраться в том хаосе, который породил в ее душе и теле Скарпирато. Она сидела, глядя в окно и впервые за многие годы ощущая какую-то полную растерянность. Загорался же красный сигнал: «Стой!», всю прошлую ночь горел, а она и внимания не обратила. Кошмар какой-то. Вот она сидит со Скарпирато в баре, потягивает вино, и словно кто-то другой принимает за нее решение. И неожиданно все становится прозрачно ясным. Ни жеста, ни взгляда, ни слова, просто ее охватывает желание — острое и неудержимое. Сара пошла налить себе виски.

На автоответчике яростно мигал красный сигнал. Собственно, он мигал еще утром, но тогда у Сары оставалось всего десять минут на душ и переодевание, так что разбираться, кто и зачем звонил, не было никакой возможности. Теперь она остановилась, прилегла на диван, посмотрела на аппарат и нажала кнопку. Лента начала стремительно прокручиваться назад, дойдя до нужного места, остановилась и принялась выдавать сообщения.

Четыре были от Джейкоба; судя по голосу, он был чрезвычайно взволнован, волнение постоянно нарастало, и под конец чувствовалось, он места себе не находил. Сара закурила и набрала его номер. Джейкоб дышал тяжело и прерывисто, словно бежал к телефону.

— Ты что, не получила моих сообщений?

— Почему же, все четыре. Вот и звоню.

— Да нет, я трижды звонил тебе на работу, два раза утром, один — днем, просил передать. — Голос Джейкоба выдавал одновременно озабоченность и крайнее возбуждение.

— Странно. Никто ничего не сказал; впрочем, сегодня у нас был необычный день.

— Это уж точно. — В голосе Джейкоба послышались металлические нотки. — Слушай, хорошо бы тебе подойти, и чем быстрее, тем лучше. Есть новости.

Сару как током ударило. Вялость и изнеможение мигом исчезли.

— Еду.

— Как насчет того, чтобы поужинать?

Неожиданно Сара почувствовала, что умирает от голода. Вот уже целые сутки, как у нее ни крошки во рту не было.

— Прекрасная мысль.

— Да, между прочим, я тут снял вчерашние записи и поставил новую кассету. Вряд ли у тебя было время всем этим заняться.

— Боюсь, ты прав. Спасибо большое. Ладно, сейчас увидимся. — Сара положила трубку, пошла в спальню, переоделась в джинсы и безрукавку, взяла сумку, ключи и двинулась к двери. Из-под валяющегося на полу светло-коричневого конверта со счетом, который Сара все еще не удосужилась оплатить, выглядывала яркая почтовая открытка.

На ней был изображен горный пейзаж. Устрашающе высокие гранитно-серого цвета пики вонзались в небо цвета кобальта. Над вершинами плыли призрачные облака. Сара прочитала надпись: «Канчеюнга» — это была первая вершина в гималайской одиссее Алекса и Эдди. Когда она получит эту открытку, писал Эдди, они скорее всего будут в базовом лагере. Сара снова перевернула открытку и еще раз вгляделась в изображение. Такая ясность, такой покой. Сара почувствовала укол совести.

Хлопнув дверью, она спустилась, открыла припаркованный рядом с домом «БМВ», села за руль, повернула ключ зажигания и, с ходу набирая скорость, рванула вперед. Через полчаса она была на Родерик-роуд.

Джейкоб встретил ее на пороге. Он был явно чем-то озабочен и сразу провел ее в кабинет, где на старом красного дерева столике стоял диктофон.

— Чашку чая? — Джейкоб озабоченно посмотрел на Сару и нахмурился. Она знала, что лицо у нее сейчас бледное и вокруг рта собралась сеть мелких морщинок.

— Спасибо, не откажусь.

Джейкоб ушел на кухню. Сара потянулась было к диктофону, но тут же заставила себя перевести взгляд на Руби, которая вползла в комнату через узкую щель в двери и теперь терлась о ее ноги. Сара взяла кошку на руки, села в огромное, обитое цветным ситцем кресло и принялась поглаживать ее по мягкому меху. Руби выгнула спину и довольно заурчала.