Анна О'Брайен - Фаворитка короля Страница 46

На следующий день после заутрени я обнаружила, что Виндзор с хорошо разыгранной небрежностью подпирает стену возле входа в покои королевы.

— Приветствую вас, мистрис Перрерс. Ну наконец-то.

Он поклонился по всем правилам хорошего тона. Или же только насмехался? Не придя ни к какому выводу, я не стала проявлять особую учтивость и ограничилась тем, что слегка согнула колено. Королева осталась бы недовольна моими манерами.

— Приветствую вас, сэр Вильям. На службе в церкви я вас не видела.

— Только потому, мистрис Перрерс, что меня там не было. А куда вы направляетесь?

— Вам что до этого? — бросила я, задохнувшись от возмущения.

— Наверное, я мог бы проводить вас.

— Чего ради?

— Как вы любезны! А я был о вас лучшего мнения, раз вы фрейлина королевы… и имеете другие заслуги. — Да, он был достойным противником! — Позвольте мне сопровождать вас, тогда сами поймете, ради чего мне это нужно.

— Будь по-вашему. — Я пошла впереди — выполнять поручение королевы, он за мной. Но очень скоро он нагнал меня и пошел рядом, ближе, чем хотелось бы. Я сделала вид, что поправляю сбившийся рукав. — Если бы вы пришли к заутрене, сэр, то молитва и покаяние могли бы помочь в решении вашего будущего.

— Вы так считаете? Я сомневаюсь, что помогли бы.

— А исповедь? Говорят, она очень благотворно действует на душу.

— Я уже убедился в том, что это мнение сильно преувеличено. А вот вы, мистрис Алиса, могли бы сделать для меня куда больше.

— Я? — Он удостоился моего взгляда. — Что же я-то могу такого сделать?

— Разумеется, убедить короля снова направить меня в Ирландию.

Я остановилась и посмотрела на него с нескрываемым изумлением. Увидела решительно сжатые губы, жадный блеск глаз.

— Я не совсем понимаю, отчего вам так хочется вернуться туда, где вы уже потерпели поражение.

— Поражение? Ничего подобного. Верьте в меня, мистрис Перрерс, и скажите королю: я тот человек, который ему нужен. Невозможно переоценить преимущества человека, который знает тамошнюю обстановку. Так вы это сделаете?

Я не была расположена помогать ему. Разве что посмотреть, что он сам станет делать.

— Нет.

— Почему же?

Мне было известно больше, чем я ему открыла. Может, сказать? Или пусть сам узнает? Нет, я все-таки волью яд ему в уши — мне приятно будет сорвать с него маску невозмутимости.

— Обращаться с вашим делом к королю совершенно бесполезно, сэр Вильям. — Он сразу же насторожился, а я безмятежно улыбнулась. — Король назначит своим новым наместником графа Десмонда.

— Что? — А, на этот раз он был потрясен и мигом отбросил все притязания на флирт. — Что?

— Десмонда. Его король назначит своим новым наместником в Ирландии, — повторила я.

— Ради всего святого! Неужели?

— Он человек благородного происхождения и твердых принципов, — посыпала я солью раны Виндзора.

— И ума у него как у таракана. Значит, я избавился от Лайонела только затем, чтобы плясать под дудку Десмонда! — Он яростно закусил губы, затем развернулся и зашагал прочь, оставив меня в одиночестве.

Я посмеялась тому, что сумела так сильно раздразнить его.

— Как я поняла, вы искали меня вовсе не для того, чтобы насладиться моим обществом, сэр Вильям, — крикнула я ему вдогонку.

Тут он быстрым шагом вернулся ко мне: брови сердито сдвинуты, но самообладание снова полнейшее.

— Простите меня. Хотя мое поведение, полагаю, было непростительным, — проговорил он.

— Да уж, было.

Виндзор схватил меня за руку и поцеловал пальцы, хотя мысли его витали где-то далеко.

— Ладно. Десмонд, по крайней мере — если только за последние несколько месяцев он не переменился совершенно, — не станет особенно утруждать себя, а ведение всех дел перепоручит мне. Могло выйти и хуже. Мне могли навязать в начальники какого-нибудь старого козла, который обожает во все вмешиваться и даже не сообразит, отчего это вдруг у него под носом разгорелось восстание…

Он снова удалился — прежде чем я нашлась, что на это сказать.

На следующее утро Виндзор явился на заутреню. На мой пристальный взгляд он ответил тем, что изобразил бесстыдную насмешку над святостью торжественного обряда, особенно когда с восторгом следил за действиями священника, высоко воздевшего дарохранительницу. Я было поразилась тому, как он всей душой ощущает присутствие Господа Бога среди нас. Да только в самом конце службы на его устах зазмеилась поистине дьявольская усмешка. И это тоже поразило меня, хотя по совершено другим причинам.

Эдуард меня удивил: даже не поинтересовавшись моим мнением, приказал Виндзору возвращаться в Ирландию помогать вновь назначенному наместнику — графу Десмонду. Как я поняла, таким образом он достиг хрупкого равновесия, устроившего все стороны, а правой рукой Десмонда поставил способного и решительного человека. Поистине мудрый политический ход. Значит, Виндзор должен вот-вот уехать. Я и не знала, радоваться мне или огорчаться, когда из моей жизни исчезнет этот человек, доставлявший столько неприятностей. Но решение короля очень сильно меня удивило.

— Мне казалось, он вам не нравится, — заметила я, когда Эдуард рассказал, что собирается отослать этого треклятого, но очень неглупого ублюдка назад, в Ирландию, где тот, даст Бог, получит справедливое вознаграждение, когда какой-нибудь ирландский мятежник проткнет его мечом насквозь.

— Не нравится. Но он понимает ирландцев.

— А вы не опасаетесь того, что ваше доверие он использует, чтобы набить собственный карман?

— Само собой разумеется. Но он не лишен талантов.

— И скоро вы его туда отправите? — поинтересовалась я.

— Чем скорее, тем лучше. В Дублине зреет мятеж, он вот-вот вспыхнет.

Стало быть, пребывание Вильяма де Виндзора при дворе будет недолгим. «Скатертью дорога!» — сказала я про себя. Но мне захотелось непременно повидать его до отъезда. Для чего мне это было нужно? Где здравый смысл?

На первый вопрос я ответить не могла. А здравый смысл куда-то запропастился.

Где же его искать? Я пожаловалась, что у меня разболелся зуб, чтобы получить возможность выскользнуть из светлицы, и заглянула во все уголки, где он мог быть; где его никак быть не могло, я тоже знала. Часовня — маловероятно. Конюшни, аудиенц-залы, в одной из передних несколько хлебнувших лишнего рыцарей (ну, этого следовало ожидать). Но его не было нигде. Может, он уже уехал? Отбыл по королевскому приказу на заре, чтобы поскорее вернуться к источнику своих честолюбивых надежд? Неожиданно сердце мое сильно забилось.

«Дура ты, дура, — сказала я себе. — Что он тебе? Только досаду причиняет. Даже не нашел времени, чтобы проститься с тобой. Ты ему нравишься ничуть не больше, чем он тебе».

И все же я находила непонятное удовольствие в наших безжалостных пикировках.

Вернулась к конюшням, где мне сообщили, что он еще не уехал. Его поджарый чалый жеребец был на месте, как и вьючные лошади. Так где же он? Возможно, в комнате какой-нибудь дворцовой шлюхи. Нет, не думаю. Так где же он проводит свой последний день при дворе?

И вдруг до меня дошло.

Уже через две-три минуты я стояла у дверей, прижимаясь к ним ухом. За дверью слышался гул голосов. Их было трудно различить, но я решила подождать и выяснить наверняка, все еще не отдавая себе отчета, зачем это мне нужно. Прежде чем я нашла ответ, который развеял бы мои иллюзии, дверь открылась и объект моих поисков появился в коридоре — после беседы с казначеем Эдуарда. Понятно, что ему необходимо было урегулировать финансовые вопросы…

— Ба, да это мистрис Перрерс, не сойти мне с этого места! — Он поклонился.

— Приветствую вас, сэр Вильям. — Я сделала реверанс.

— Я завтра уезжаю.

— Знаю.

— И вы разыскали меня, чтобы попрощаться. Как это мило с вашей стороны!

— Еще бы!

— Вы могли бы сделать так, чтобы последнюю ночь здесь я не забыл никогда. Если у вас, конечно, не назначено другое свидание.

Я застыла и напряглась, словно заяц, увидевший гончих и готовый спасать жизнь отчаянным бегством. В уме я повторяла его чудовищное приглашение — как он посмел предположить такое, как смог извратить суть моих намерений! Первым моим побуждением было взять пример с незадачливого зайца и пуститься наутек, подальше от свирепых псов. Но Виндзор уже взял меня под руку и повел к залитому солнцем окну, возле которого никого не было. Кожа руки, которую он сжимал, стала очень чувствительной, а щеки залил жаркий румянец. Я убеждала себя, что это — признак моего гнева и презрения к человеку, который то издевается надо мной, то унижает меня. Нет, я не допущу, чтобы он указывал мне, что нужно делать, равно как и не приму его невероятное предложение. Я отстранилась от него, несмотря на то что тело мгновенно отозвалось на его движение (он отпустил мой локоть и вместо этого крепко обвил пальцами запястье), — все мышцы живота окаменели, — и ответила ледяным тоном: