Елена Богатырева - Обреченная на счастье Страница 49

Своими сомнениями он поделился с француженкой-медсестрой, которая хлопотала над ним как родная мать, и та из симпатии к молодому русскому красавцу, спрятала его в надежном месте, где отсиживались иногда члены Сопротивления во время оккупации.

Еще несколько страниц письма проливали свет на то, каким образом дед остался после войны во Франции и даже получил гражданство к сорока годам. Женился он на той самой медсестре, скрыв от нее, что уже женат и является отцом.

Трое детей его выросли в полном достатке, удвоили последний собственными силами и живут в окрестностях Парижа. Но в последнее время каждую ночь снится ему, как жена его русская голосит, провожая его на войну, как прижимает к себе ребеночка.

И решил Иван Тимофеевич отписать часть своего небольшого состояния русским родственникам, а точнее — внучке. Он разыскал старых своих знакомых, и те поведали ему в письме, что жена его умерла, когда сынишке было пять лет. Сын вырос в детском доме, женился, вырастил дочь, но теперь уже и его самого, и жену Бог прибрал к рукам. Осталась только внучка. Внизу стояла цифра, обозначающая часть «небольшого состояния» французского дедушки в полмиллиона долларов.

Как известно, письма читают и сортируют мелкие служащие. И это письмо скорее всего осело в кармане одного из них, решившего самостоятельно найти богатую наследницу, тем более что имя у нее было довольно диковинное — Серафима Верещачина.

— Я?!

— Вот за это мой первый тост, — провозгласил Федор и поднял бокал.

— Но как же…

— А вот так. Случается и такое. Ты, Серафима, богатая наследница — вот чего ты не знала в отличие от Клима.

— А при чем здесь Клим? — Я совсем обалдела от новостей, в которые никак не могла поверить.

Клим и был тем мелким служащим, который, не надеясь пробиться самостоятельно, решил попытать счастья с богатой невестой. Он, правда, был женат, но жена, которую звали Светлана, оказалась горячей сторонницей его идеи и взялась активно помогать мужу. Вот только невеста, которая до поры до времени ничего не должна была знать, оказалась несговорчивой, «да» не говорила, но и не гнала жениха. И тогда Клим со Светланой решили форсировать события. Они лишили невесту жилья, работы, устроили за ней слежку, да так, чтобы запугать окончательно, и только если бы…

— Если бы не я! — гордо сказал Федор. — И позволь поднять второй тост именно за это. За нашу удивительную встречу, за все то, что ты дала мне, — ну и за те мелочи, которые я для тебя сделал, — закончил он притворно скромно.

Я бросилась ему на грудь, выкрикивая хриплым шепотом слова благодарности, а он принимал их важно, покусывая между поцелуями мое ухо.

Через полчаса кухня была усеяна нашей одеждой, а мы в неглиже по-прежнему сидели за столом и пили шампанское.

— Главный урок, Сима, который ты должна вынести из всего, что с тобой случилось, — это то, что верить в наше время никому нельзя. Кроме, разумеется, меня.

Поцелуй.

— И знаешь, если бы не твое чертово наследство, я готов был уподобиться Климу и просить твоей руки и сердца.

Два поцелуя.

— Но при таком стечении обстоятельств, думаю, придется перенести это мероприятие на тот период, пока ты не спустишь свои денежки или пока я не заработаю столько же.

— Как? — растерялась я. — Так ты на мне не женишься?

— Если бы на тебя каждый день нападали бандиты, я бы не раздумывал. А вот когда ты станешь наполовину миллионершей…

— Тогда я откажусь от этого наследства! Оно мне достается слишком дорогой ценой, — твердо сказала я.

Но он, кажется, мне опять не поверил.

— Ах, если бы это было так, — сказал он с мечтательностью Остапа Бендера. — Деньги очень меняют людей. Возможно, сейчас, пока мое сообщение еще не опустилось на самое дно твоего сердца, ты еще прежняя Серафима. Но вот пройдет день, потом другой, потом третий, и ты привыкнешь думать о себе как об очень богатой женщине. Ты поймешь, какие перспективы открывает перед тобой такое количество деньжищ. Белые пароходы, пальмы, косяки дельфинов посреди океанского пейзажа, омары, крабы, бегающие по пляжу. Ты не сможешь отказаться от всего этого ради того, чтобы поедать полуфабрикаты в тесной кухне мелкого чиновника. Да и не стоит это все того.

— Ничего подобного, — сказала я не очень уверенно. — А нельзя то же самое, только с тобой?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, все это: пальмы, пароходы — и мы там везде вместе.

— Ты хочешь меня облагодетельствовать, Серафима? — приподняв бровь, спросил Федор.

Было непонятно — шутит он или на этот раз говорит серьезно.

— Я хочу, чтобы ты облагодетельствовал меня. — Я снова прижалась к нему, но он отстранил меня.

— Знаешь, к таким новостям нужно привыкнуть. Давай не будем торопиться, ладно? К тому же официальные документы по твоему делу будут готовы только к Новому году. Так что давай пока жить как жили. Только вот домой я тебя отпускать не собираюсь. Ты теперь очень ценная девочка — ну как украдет кто-нибудь…

23

И я осталась у Федора. Жизнь была суматошная, но веселая. Я привыкала к мысли о наследстве, ходила иногда по дорогим магазинам, присматриваясь к тем необыкновенным вещам, которые там продавались за сумасшедшие деньги, и внушала себе: скоро купить такую вещицу будет для меня плевым делом.

Однако мне никак не удавалось представить себя в одном из этих миниатюрных полупрозрачных платьев для коктейлей где-нибудь на теплоходе, плывущем в теплую звездную ночь средних широт. Может быть, воображение у меня было недоразвитое, но все эти наряды казались мне смешными и претенциозными, а надеть их было для меня равносильно тому, чтобы обрядиться в клоунский костюм. Я посещала дорогие универсамы, разглядывая заморские яства, но не могла представить, что может быть вкуснее китайских пельменей — неужели эти скользкие улитки, примерзшие к целлофану?

Через неделю Федор познакомил меня со своей мамой. Правда, знакомство это состоялось не совсем так, как я мечтала.

Мы забежали к ней на минутку за какой-то книгой, которая была Федору необходима, выпили по чашечке чая, съели маленькую коробку шоколадных конфет и сразу же распрощались.

— Ну подождите, — просила Ксения Георгиевна, маленькая бойкая женщина, — я еще Симочку не рассмотрела как следует.

И улыбалась мне из-за плеча Федора, который кутал меня в плащ. А я от смущения изредка заглядывала ей в глаза, но тут же отводила взгляд, мучаясь вопросом: что же такого было в ее взгляде, отчего мне хотелось забиться куда-нибудь в щель? Вроде бы такая приятная женщина… Федор был совершенно не похож на нее. Может быть, она напоминала мне кого-то? В конце концов я решила, что это именно так, и успокоилась.

Федор привез меня домой и, оставив готовить ужин, сказал, что ему необходимо исчезнуть ровно на пару минут. Вернулся с огромным букетом цветов. Точнее — с букетами. Здесь были хризантемы всех сортов, от самых мелких с горьковато-тревожащим запахом до чудовищно крупных, желтых, лепестки которых напоминали когти огромного зверя. Лепестки осыпались на пол, пока я принимала эти дары осени, а Федор смущенно сказал:

— Родная моя, ты не сочтешь меня ординарным, если я все-таки уподоблюсь злодею Климу и предложу тебе руку и сердце? Но, клянусь, это будет самая надежная рука в мире и самое любящее сердце…

На следующий день мы подали документы в загс и решили, что можем запросто подождать месяц, потому что торопиться нам некуда — у нас впереди еще целая жизнь.

В связи с предстоящим замужеством я часто вспоминала Клима, Светлану и все страсти, которые они мне устроили. На что они рассчитывали, интересно? Если верить предсказанию гороскопа — а теперь я верила ему безоговорочно, — я была на краю гибели. Неужели, если бы я вышла замуж за Клима, они бы расправились со мной? Как, интересно? Как в детективе? Он повез бы меня в свадебное путешествие, а там столкнул бы с какой-нибудь горы или утопил в речке?

Теперь я никогда этого не узнаю. А тогда, в последнюю ночь, когда они забрались в мою квартиру, чего они хотели? Избавиться от меня? Накачать наркотиками и повести к алтарю? Не представляя, чего именно избежала, я испытывала еще большую любовь к Федору, которая постепенно перерастала в чувство благоговения перед моим избавителем. Как все-таки хорошо, что на свете есть человек, которому можно слепо верить!

«Что он все-таки во мне нашел?» — думала я. Может быть, я и вправду красавица? Я подошла к большому зеркалу в коридоре и оглядела себя с головы до пят. Опустив взгляд, я вдруг увидела на полочке внизу черепаховый гребень с тремя большими зубьями — точь-в-точь такой, какой носила Светлана.

Мысли моментально пришли в полный беспорядок. Что это? Откуда? Неужели они и здесь до меня добрались? Побежав на кухню, я схватила Федора за руку и начала трясти, не в состоянии выговорить ни единого слова.