Жаклин Монсиньи - Флорис. Любовь на берегах Миссисипи Страница 62

— Ну как, птичка, тебе полегчало? — любезно спросила женщина.

— О, маменька, оставьте ее, она пока еще тихими шажочками идет, еще не пришла в себя! — заявил юноша, садясь за бревенчатый стол.

— Нет, нет, уверяю вас, я прекрасно себя чувствую!

С этими словами Батистина завернулась в стеганое одеяло и попыталась встать. Она все лучше и лучше понимала простонародный выговор и образный язык своих спасителей. Так, вероятно, говорили во времена славного короля Генриха IV. В пансионе монахинь-урсулинок для девиц благородного происхождения и после, в Версале, Батистина никогда не слышала такого говора, зато в деревнях вокруг Мортфонтена не только крестьяне, но и отпрыски обедневших дворянских семейств, насчитывающих не один десяток славных предков, сохраняли такой язык, являвшийся, возможно, самым чистым французским языком, на котором исстари говорили в королевстве. Но Батистину не интересовали лингвистические тонкости. Она просто хотела поговорить с приютившими ее людьми и узнать от них, во-первых, куда она попала, а во-вторых, что происходит вокруг.

— Прежде всего я должна поблагодарить вас, сударь, и вас, мадам, за то, что вы спасли меня… Меня зовут… кхм… Жанна Ле Норман! — уверенно заявила Батистина, внутренне стыдясь того, что ей приходится лгать этим милым людям. Однако из осторожности она предпочла не называть ни одного из своих многочисленных имен — Бель-Иль, Гонджибурно, Бургиньон или Вильнев-Карамей, так как наверняка ее разыскивали под всеми именами сразу.

— Отлично, мамзель Жанна! А я зовусь Вальмир Доманжо, а это моя маменька, нам с ней посчастливилось спастись от красных воротников[35]. Батюшку нашего мы потеряли, когда маис еще не созрел. А вы, Жанна, какими ветрами занесло вас в камышовое болото?

Батистина села напротив Вальмира, мадам Доманжо осталась стоять, скрестив руки поверх длинного передника. Оба, мать и сын, ждали рассказа Батистины. Девушка не заставила себя упрашивать.

— Так вот… я отправилась повидаться с братом, он служил в гарнизоне в форте Тулуз, расположенном на реке Алибамус… Мы уже возвращались обратно в Новый Орлеан, когда на нас напали восставшие индейцы-натчезы… Это было ужасно, все солдаты были зверски убиты… Мне удалось спастись благодаря капитану, командовавшему отрядом: он отвлек на себя внимание врагов… какой ужас… всю ночь я бежала, не останавливаясь… Когда вы, Вальмир, нашли меня, силы мои были на исходе… Я пряталась… я боялась наткнуться на индейцев!.. — завершила Батистина, забыв при этом добавить, что еще больше, чем индейцев, она боялась встретить солдат губернатора.

В продолжение ее рассказа Вальмир и его матушка сочувственно кивали головами. Батистина умело смешала правду и ложь. Гостеприимные хозяева ни на минуту не усомнились в правдивости ее слов.

— Ах, теперь понятно, почему у бедняжки такое грустное личико! Но как же Господь допустил, чтобы дикари безнаказанно убивали честных христиан? — воскликнула мадам Доманжо.

Батистина тряхнула своими спутанными локонами.

— Индейцы, конечно, виноваты, мадам, но у них был повод… Капитан, командовавший фортом Тулуз, сжег их поселение, и я толком не поняла почему…

При этих словах Вальмир и его мать обменялись многозначительным взглядом.

— Так, значит, моя хорошая дама, и на Алибамусе не лучше… Но здесь, на берегах реки Мобил, вам ничего не угрожает!

Однако в голосе Вальмира звучала неприкрытая тревога.

— Но чего же вы боитесь? — воскликнула Батистина.

— Так вы разве ничего не знаете?

Вместо ответа Батистина лишь растерянно пожала плечами: по выражению ее лица сразу можно было понять, что она даже не подозревает, о чем идет речь.

— И вам ни о чем не рассказали в форте Тулуз? — с настойчивостью спросил Вальмир, не скрывая своего удивления.

— О! В форте столько всего рассказывали! — неопределенно заметила Батистина, не желая компрометировать себя и объяснять, что тюремщики обычно ничего не объясняют своим узникам. Мадам Доманжо перекрестилась и, взглянув на сына, словно желая получить его одобрение, шепотом заговорила:

— Бедняжечка вы наша, только что выбрались из ада, и вот снова, пожалуйте… в каждом поселении есть случаи… Утверждают, что первыми заболели индейцы, от них все и пошло… В Понтчартрейне уже двенадцать мертвецов… а может, там уж ни одной живой души нет… а как настанут теплые дни, как солнышко пригреет, так, если все это не прекратится, Великое Бедствие разбушуется с новой силой… горе нам!

Мадам Доманжо торопливо трижды перекрестилась. Батистина широко открыла глаза.

— Но что же все-таки означает это Великое Бедствие? — спросила девушка.

Вальмир приложил палец к губам.

— Тсс, мамзель Жанна, давайте-ка потише, чтобы не накликать несчастье… а то и так, небось, вокруг бродит… Говорят, что желтая лихорадка началась три луны назад, эпидемия вспыхнула сначала среди рабов и в вигвамах индейцев. Думаю, что поэтому ваш капитан из форта Тулуз и поджег поселок, где жили дикари!

Вальмир Доманжо говорил так тихо, что Батистине пришлось изо всех сил напрягать слух.

— Желтая лихорадка?

— Да, Господи же Боже мой, мамзель Жанна, именно она, ЖЕЛТАЯ ЛИХОРАДКА… Альсибиад, один из моих кузенов, которому, как и нам, удалось удрать от красных воротников, узнал от одного вольного негра, бывшего некогда рабом на плантациях, что последний раз Великое Бедствие случилось лет этак двадцать назад… Болезнь занесли сюда из Африки на кораблях… Она начинается с того, что тебе становится ужасно жарко, ты весь горячий и дрожишь, дрожишь, а затылок у тебя так и ломит. А уж если пожаловала желтая лихорадка, то, стало быть, и старуха с косой недалеко!

В комнате повисло молчание. Только в очаге потрескивали дрова, да булькал суп в подвешенном над огнем котелке. Батистина, закутанная в стеганое одеяло, нетерпеливо перебирала ногами. Она находила, что ее гостеприимные хозяева слишком напуганы и излишне мрачно смотрят на случившееся. Все эти истории о лихорадках, как черных, так и желтых, ее не интересовали. Для нее не было ничего опасней, чем попасть в руки солдат губернатора.

— Послушайте, господин Вальмир, и вы, мадам Доманжо, не стоит драматизировать… на сегодня ни вы, ни я ничем не больны… Есть люди, у которых слабое здоровье, и они вечно болеют. Главное, как только почувствуешь малейшее недомогание, не впадать в панику, а тут же выпить хороший настой из хлопковых корешков, и завтра все уже будет позади…

Оптимизм Батистины оказался заразительным. Акадийцы повеселели и вернулись к своим повседневным хлопотам.

Мадам Доманжо приготовила для Батистины целый чан горячей воды. Девушка с наслаждением погрузилась в него. Теплая вода смыла запекшуюся кровь с множества ее ссадин. Затем, вымыв спутанные и слипшиеся от крови волосы, Батистина вылезла из воды и натянула на себя черную юбку и кофту, любезно предоставленные ей хозяйкой, ибо ее собственная одежда превратилась в неподдающиеся починке лохмотья.

Батистина хотела тотчас же пуститься в путь; однако, чувствуя себя слишком слабой, она с радостью приняла искреннее приглашение своих хозяев задержаться у них еще на несколько дней.

Вальмир отправился в соседнюю деревню продавать яйца. Но его туда не пустили. Вооруженный отряд, набранный среди местных жителей, никого не пускал и не выпускал из деревни. Но, судя по всему, болезнь отступала, ибо за последние дни не было ни одного нового случая заболевания.

— Вот видите, я же говорила… Эти люди придают болезни слишком большое значение! — решительно заявила Батистина.

Настала ночь. Девушку положили спать на просторную кровать из орехового дерева вместе с мадам Доманжо. Вальмир, завернувшись в одеяло, устроился подле очага, Батистина чувствовала, как юный акадиец, смущенный ее присутствием, ворочается с боку на бок и никак не может заснуть. Будучи деликатным от природы, он старался не смотреть в ее сторону Мадам Доманжо блаженно похрапывала под висящим на стене распятием. В свете догорающего в очаге пламени Батистине были видны густые светлые волосы ее спасителя. Этот юноша чем-то напоминал ей Флориса. Батистина ворочалась на своем тюфяке. Интересно, почему она все еще думает об этом себялюбце? Он-то наверняка давно забыл о ней! Если бы она действительно была ему небезразлична, он бы непременно отыскал ее. Флорис… Флорис… рыдания подступили к горлу Батистины. Приподнявшись на локте, Вальмир тихо спросил:

— Что-нибудь не так, мамзель Жанна?

Батистина жалобно всхлипнула:

— Да нет, все хорошо… хорошо… нет, конечно, не очень… как это глупо… но благодарю вас, Вальмир, вы спасли мне жизнь!

— Тише, успокойтесь, вы и без меня держались молодцом, и я так рад, что…

Молодой человек запнулся.