Фредерик Дар - Значит, ты жила Страница 10

Моему бедному адвокату было не по себе. Не из-за моих показаний, просто следователь нагонял на нее страх. Она, видно, чувствовала себя как на экзамене.

— И я увидел их… Они лежали на кровати… Они не занимались любовью… Нет… Хуже… Они смеялись, им было весело, они выглядели счастливыми… Ах, господин следователь… Я…

Я закрыл лицо руками. Сейчас не помешало бы пустить слезу, но мои глаза были сухи.

— Продолжайте, пожалуйста, мосье Сомме.

— Ну вот… Ох, какой-то сумбур в голове…

Он поднял на меня взгляд. Только что я сморозил глупость. Все убийцы ссылаются на этот сумбур, когда наступает момент описать свое преступление.

Я поспешил исправить оплошность.

— Мои воспоминания отчетливы, но беспорядочны, понимаете…

— Постараемся привести их в порядок, — безучастно произнес следователь своим строгим голосом.

— Кажется, Стефан встал… Посмотрел на меня… Он сказал что-то вроде: «А, Берни… Мы тут с Андре шутили…» Или нет… не знаю… Да что там! Он сказал что-то, чтобы отрицать очевидное! Какая низость… Думаю, не ошибусь, если скажу вам, что это подстегнуло мой гнев. Я бросился к тумбочке… Схватил револьвер… Выстрелил… Я выпустил всю обойму… В ту секунду мне хотелось уничтожить все и вся!

— Всех, кроме себя самого, — тихо заметил следователь.

Что он хотел этим сказать? Всех, кроме себя самого? Не станет же он однако упрекать меня в том, что я не покончил с собой! Вообще-то я мог изобразить попытку самоубийства, чтобы доказать этим господам как велико мое отчаяние. Самоубийство — основное мерило горя. Многие еще попадаются на эту удочку. Но, чтобы промахнуться, стреляя в себя, когда только что убил двух человек, надо действительно постараться!

Я размышлял об этом, и на несколько секунд мне почти удалось от всего отключиться. Мой адвокат кашлянул, чтобы вернуть меня к действительности. Наверное у меня было лицо человека, столкнувшегося с очевидностью, о которой он и не подумал. Однако, по мнению следователя, человек в моем положении обязательно «должен был» подумать об «этом».

— Я мог бы сказать вам, господин следователь, что в моем револьвере не осталось патронов; но буду искренен: нет, мне не пришла в голову мысль совершить самоубийство. Я был слишком вне себя… вне пределов собственной досягаемости, — если можно так выразиться, — чтобы покончить с собой в ту минуту…

Он сделал едва уловимый жест, как бы говоря «в конце концов, это ваше дело», а потом провел пальцем между воротничком своей слегка поношенной рубашки и морщинистой шеей. Последний жест он повторял беспрестанно.

— Вернемся к нашим баранам, — объявил следователь Лешуар.

Секретарь улыбнулся. Вот уж впрямь подходящее выражение! Стефан и Андре, подобно двум несчастным барашкам, послушно идущим на бойню, позволили себя казнить, блея от страха.

— В кого вы выстрелили вначале, мосье Сомме?

Он не знал? Это было ясно написано в полицейских протоколах… Но разве его работенка не строится на повторах одного и того же?

— В жену!

— Почему в жену?

Я мог бы ответить ему замечательным образом: «А почему нет?»

— Вы требуете от меня как бы редукции моей мысли, господин следователь!

— Я требую от вас правды!

— Я сказал ее!

— Правдивого изложения фактов в их истинной последовательности! — подчеркнул он, вытягивая из рукавов накрахмаленные манжеты.

Наблюдая за его жестом, я обратил внимание, что рукава его рубашки уж чересчур длинны. То были рукава со старомодными отложными застегивающимися манжетами, которые уже не отгибали, потому что они протерлись на сгибе. Жена следователя зашила верхние петельки и утопила всю эту ветхость и штопку в огромном количестве крахмала. Теперь конец рукава доходил ему почти до кончиков ногтей. Я не улыбнулся, ибо у меня хватило присутствия духа не показать, насколько мне это показалось забавным. Почему в столь ответственный момент подобные детали действовали на меня благотворно? Я чувствовал себя причастным к жизни других людей… К новой заманчивой жизни, в пользу которой я сделал выбор.

Мой адвокат устремил взгляд в узкое серое окно… За окном виднелась цинковая крыша и голубь на ней, — сидящий высоко над улицей, словно над пропастью; казалось, он вслушивается в доносящийся снизу шум, стараясь различить в нем некий тайный голос. А еще там было небо, главное — небо, подернутое зеленью, будто старая серебряная монетка… О чем думал мой адвокат? О моем деле? О любви, которую ей вряд ли придется испытать?

— Продолжайте, Сомме!

— Господи, мне кажется, я все сказал… Я выстрелил в жену… Почему в нее? Несомненно потому, что именно на ней сосредоточилась моя ненависть. Наверное я разрядил бы всю обойму в нее, но тут Стефан бросился к двери… Тогда я направил оружие на него, продолжая стрелять, ну и…

— Что было потом?

— Потом?

— Да. Между тем моментом, когда вы закончили стрелять, и тем — когда вы открыли соседям дверь?

— Не знаю… Я выронил оружие… Опустился на колени возле жены…

— Хотели проверить, не дышит ли она?

— Возможно…

— Если бы она была еще жива, вы бы ее добили?

— Наверняка нет. Но к чему эти предположения, господин следователь?

Я не смог удержаться от этой реплики. Он действовал мне на нервы своим видом разорившегося буржуа и залатанными рубашками…

Секретарь вытер перо о тряпочку, предназначенную для этой цели. Когда наступало молчание, он, похоже, думал о своем и даже не смотрел на меня. У меня было впечатление, что моя история нисколько его не интересует. Ему наверное приходилось записывать гораздо более увлекательные рассказы, чем мой. Рогоносец, стреляющий в виновников своего позора — это так банально, так заурядно… Ни тайны, ни величия.

— Дальше? — снова заговорил следователь.

Адвокат прокашлялась.

— Господин следователь… Я думаю, нервы моего клиента натянуты до предела. Прошу вас отметить, что он честно постарался изложить вам всю правду и что…

Я прервал ее.

— Вовсе нет, мэтр, я целиком в распоряжении господина следователя!

Она замолчала. Она боялась следователя, боялась и меня тоже, но не как убийцу, а как мужчину. Должно быть, она жила вместе со старенькой мамой в маленькой квартирке, где из столовой устроили, наверное, для нее кабинет.

Не знаю почему, но мысленно я видел ее обедающей на кухне рядом со старой дамой…

— В таком случае…

— Итак, вы смотрели на свою жену. Но с момента, как раздались выстрелы, и до прихода соседей прошло несколько минут. Вы смотрели на тело мадам Сомме на протяжении нескольких минут?