Фредерик Дар - Значит, ты жила Страница 11

— В таком случае…

— Итак, вы смотрели на свою жену. Но с момента, как раздались выстрелы, и до прихода соседей прошло несколько минут. Вы смотрели на тело мадам Сомме на протяжении нескольких минут?

Я покачал головой.

— Вы теперь говорите о минутах, господин следователь! Но, клянусь вам, тогда время уже не имело значения… Я был в каком-то отупении… Подавлен! В дверь звонили, стучали ногами! Мне понадобилось время, чтобы… осознать…

— Хорошо, не будем настаивать!

Он сделал знак секретарю. Тот отложил ручку и промокнул последние строчки толстым зеленым бюваром, с благоговением орудуя им, высунув от усердия обложенный как у печеночного больного язык.

Следователь прочел показания вслух.

— Вы со всем согласны, мэтр? — спросил он у дурнушки — моего адвоката.

— Безусловно.

— Подпишите.

Он интересовался, согласна ли она, а подпись требовал у меня. Я подписался под черными ровными строчками, выведенными рукой краснолицого секретаря.

— Это все… на сегодня…

Следователь поклонился маленькому адвокату. Она мялась, не зная, протянуть ли ему руку, но так и не решилась. Затем мы вышли в коридор, где ожидавшие меня охранники беседовали со своими коллегами…

Глава VII

На следующий день мэтр Сильви Фуко пришла ко мне в камеру.

Мне моя камера нравилась. Она являла собой чистилище и одновременно преддверие моей новой жизни. Здесь я наконец остался наедине с самим собой, со своим удовлетворенным самолюбием. Наедине со своими мечтами… Заветными мечтами, не дающими мне покоя.

Отодвинув задвижку, надзиратель негромко сказал:

— Ваш адвокат.

Она вошла, прихрамывая. У нее был еще более несчастный вид, чем обычно, несмотря на новую черную мантию с чистеньким жабо. Но при всем этом — жалкая желтоватая физиономия старой девы, отдавшейся во власть благопристойной удобной бедности.

Она присела на кровать, поскольку ей тяжело было стоять. Я не смог удержаться от вопроса.

— Скажите, вы живете вместе с матерью, не так ли?

Эта девица являлась моим защитником, то есть, ее миссия заключалась в оказании мне помощи и поддержки, но, странная вещь, у меня было чувство, будто помочь ей должен я.

— Да. Почему вы спрашиваете?

— Ваша мать — вдова?

— Да…

— Отец был чиновником?

Она улыбнулась, а ее глаза странно сверкнули, выражая одновременно нерешительность и страх.

— Вы знаете множество вещей.

— Я их не знаю.

— Как же так?

— Я их угадываю. Мне думается, я отличный психолог, вам не кажется?

— Несомненно!

Я мог бы еще долго рассказывать ей про ее жизнь, подобно тому, как производят опыт; но к чему ее удивлять?

— Что нового, мэтр?

— Ничего, если не считать того, что сегодня днем нас вызывает следователь.

— Опять!

— Да…

— Но что он хочет, чтоб я ему сказал?

Она отвела глаза. Втянув голову в плечи, она стала похожа на больную черную курицу.

— Мне кажется, он считает вас виновным, — пролепетала она.

У меня защемило сердце.

— Считает меня виновным! Разумеется, я виновен, я и не пытался это отрицать…

— Да нет, виновным по-настоящему.

— Говорите яснее!

Она словно поддалась некоему тайному порыву. В это мгновенье я почувствовал, что она действительно желает мне помочь не только для того, чтобы как следует выполнить свой профессиональный долг, но и чтобы уберечь меня от опасности.

— Скажите, мосье Сомме…

— Да, мэтр?

Я изо всех сил старался не утратить хладнокровия, сохранить спокойный и безразличный вид, что было относительно легко из-за холода, пробегавшего у меня по спине и леденящего сердце.

— События происходили именно так, как вы описали?

— Конечно!

— Ну хорошо, хорошо. Видите ли, полицейских и следователя в особенности удивила одна вещь…

— Какая?

— Поведение вашей жены. Ей никогда не наносили никаких подозрительных визитов… Выходила она мало…

— Она приняла Стефана, потому что я уехал из Парижа…

— Бывало, вы уезжали и раньше, но к ней никто не приходил.

— Откуда вы можете это знать?

— Ваша консьержка…

— К черту консьержку! Она ведь не дежурила у моих дверей постоянно! И даже если Андре принимала Стефана в моей собственной спальне впервые, что же здесь подозрительного? Все когда-то бывает в первый раз! Допустим, что по воле случая я и застал этот первый раз!

Бедняжка не стала настаивать.

— Следователь Лешуар человек добросовестный, он всегда старается вникнуть в сущность дела.

Черт! Надо же было мне нарваться на педанта! Многообещающее начало!

— Но, Боже мой, мэтр, какую же иную версию можно выдвинуть вместо моей? Я же не виноват, что случилась авария и мне пришлось вернуться домой…

— Разумеется!

— Я хотел добраться до Анже на поезде. Но поезда не было!

Она встала.

— Ну конечно, мосье Сомме, что касается меня, я не сомневаюсь…

— Вы не сомневаетесь, а сами спрашиваете меня сейчас, в самом ли деле все произошло так, как я описал!

Она опустила голову.

— Я… я должна была задать вам этот вопрос: моя профессия…

Бедная малышка! Ее профессия… Эта профессия так же мало подходила ей, как мне — моя. Она была создана для другого, для жизни на свежем воздухе рядом с мужчиной… Она была создана для жизни, которой ей никогда не придется познать, ибо у нее-то не хватит сил завоевать такую жизнь…

— Вы счастливы, мэтр?

Она залилась румянцем.

— Странный вопрос.

— Сколько вам лет?

— Однако, мосье Сомме!..

— Ох, я не должен бы, но мы же с вами не на светском приеме; в конце концов — я убийца и могу себе позволить не считаться с приличиями.

Она покачала головой.

— Вы не убийца, мосье Сомме… Вернее, не обычный убийца.

Она сама не подозревала, насколько была права.

— Так сколько же вам лет?

— Двадцать восемь!

— Не замужем, это я понял… У вас есть жених?

— Нет.

— Итак: мама, плохо идущие дела и старая квартирка с трофеями, которые остались от прошлых поколений и от которых вас тошнит?

— Почему вы мне все это говорите?

— Потому что вы мне симпатичны, моя крошка…

Подследственный, разговаривающий покровительственным тоном со своим адвокатом, называющий ее «моя крошка», дающий ей советы, расспрашивающий о ее личной жизни — такую уморительную сцену наверняка не часто можно наблюдать в государственных тюрьмах.

— Видите ли, мэтр…

— Да?