Екатерина Гринева - Гений страсти, или Сезон брачной охоты Страница 11

Господи, но откуда они узнали об этом?! О нашем ролике? И зачем он им?

– Вы работаете на Хризенко или на Подгорова?

– Я тебя спрашиваю, а ты – отвечай. Поняла? Вопросы здесь задаю я!

И как бы в подтверждение своих слов он толкнул меня в плечо, которое сразу же сильно заныло.

– Фильм есть?

– Был.

Брови его взлетели вверх:

– Как – был?

Я сглотнула:

– Его у нас украли.

Никакой видимой реакции.

– Когда?

– Мы обнаружили это только сегодня.

– Ты врешь!

– Нет! – для большей убедительности я мотнула головой. – Это правда.

– Слушай! – он подался вперед, и его глаза расширились от бешенства. – Ты со мной в прятки не играй! Фильм должен быть у меня. Понимаешь?

– Зачем?

Он схватил меня за руку повыше локтя и больно сдавил. Я охнула.

– Где он?

– Да отпустите вы меня! – И я попыталась вырвать руку.

– Я же говорил: никаких вопросов!

Он отпустил мою руку и «просверлил» меня яростным взглядом.

– Хорошо. – Я тяжело дышала, пытаясь перевести дух. – Я больше не буду спрашивать.

– Я тебя спросил! – Он сделал ударение на слове «тебя».

– Я сказала правду: я не знаю, где фильм и кто его украл.

Наступило молчание: тяжелое, сумрачное. Во рту у меня пересохло.

«Неужели убьет?» – как-то равнодушно подумала я. Глупость какая-то! Неужели Хризенко и Подгоров пошли на такую явную уголовщину? Хотят меня свалить? Выставить мой ролик в Каннах и тем самым поднять свой рейтинг? Этот тип, судя по всему, мне не верит. И что дальше?

– Ладно, – он помолчал. – У нас с тобой будет уговор. Ты отдаешь мне свой материал через неделю. Если этого не произойдет, – и он улыбнулся, – сама понимаешь…

Словно пребывая под гипнозом, я кивнула. «Хоть бы отпустили живой…»

Он опустил стекло машины и крикнул кому-то:

– Забирайте!

Меня выволокли из машины и ухватили за шкирку. Тут уж я не выдержала.

– Сво-ло-чи! – протяжно всхлипнула я и ударила каблуком ближайшего ко мне парня. – Своло-чи!

От сильного толчка я приземлилась на четвереньки, мой взгляд упал на землю. В нескольких сантиметрах от меня лежал небольшой камень. Я схватила его и с силой запустила в того, кто минуту назад вытащил меня из джипа. Камень попал ему в шею, и парень охнул. Я вскочила и изо всех сил побежала к своему дому. Мне казалось, что вот-вот меня настигнут и поволокут в джип к тому типу на расправу. Я добежала до подъезда и обернулась. Никого! Мои преследователи уехали, я была одна. Мне нужно было вернуться к своей машине и взять сумку, в которой остались ключи. Мне не хотелось этого делать, но выхода не было. С соседями я не ладила и запасных ключей им не оставляла.

С опаской я приблизилась к своей машине. Дверцы с обеих сторон были открыты. Я взяла сумку, лежавшую на заднем сиденье, и, глотая слезы, быстрыми шагами пошла к подъезду.

В квартире царила сонная тишина. Я включила свет и увидела мигающий огонек на телефонной базе. Кто-то оставил мне сообщение на автоответчике. Это была мать, выговаривавшая мне за лекарство, которое я ей не купила, и за то, что я не приехала к ней с деньгами.

Отвечать и тем более оправдываться у меня не было ни сил, ни желания. Я разделась и пошлепала в ванную. Сейчас я приму горячую ванну, это придаст мне силы… мне хотелось очиститься. И физически, и морально.

«Доползти, а там уже можно умереть», – некстати всплыло в голове это выражение. Вопреки мнению медицинских светил, – что горячие ванны вредны для женщин после тридцати, – я любила понежиться в горячей воде, чувствуя, как ко мне возвращаются утраченные силы.

Мои силы были не просто утрачены, они были сожжены!

«Жребий брошен, Рубикон перейден, мосты сожжены».

Это изречение Гая Юлия Цезаря все время вертелось в моей голове, пока я лежала в воде, глядя на свои колени, поднимавшиеся холмиками из воды.

Дом был старый, и поставить джакузи в старую ванную комнату было невозможно. В доме уже случился печальный инцидент, когда один мелкий бизнесмен, держатель двух палаток, поставил себе джакузи и вода залила его соседа снизу, да так основательно, что тот до сих пор судился с рыночником, благополучно игнорировавшим судебные повестки. Квартиру в этом доме я купила шесть лет тому назад, когда дела агентства пошли в гору и я сумела, откладывая часть заработков, накопить на жилье. Если бы я не так спешила, то вполне могла бы купить двушку в престижном доме с современной планировкой и длинными прохладными коридорами.

Но времени у меня как раз и не было.

Было сильное желание удрать от своих – от матери и сестры, которые не любили работать и обожали длинные бессодержательные разговоры о правительстве, о ценах и проблемах города. Телевизор у них работал с утра до вечера, одни новости сменяли другие, и я никак не могла понять, чем они отличаются друг от друга – ну, разве что вставят пару-тройку новых сюжетов, а так – все одно и то же.

В промежутках между новостями, сериалами, «специальными корреспондентами», «Криминалом и властью» они пили кофе, поглощали пирожные и вели бесконечные рассуждения на тему «Как нам обустроить Россию».

Мать, бывшая преподавательница марксизма-ленинизма в институте связи, ненавидела Горбачева, проклинала Ельцина, а на сегодняшних правителей только фыркала… Дамы мои вставали около двенадцати, тихонько выползали в кухню, пили кофе и включали телевизор. Когда я, почти без чувств, приплеталась домой, на меня обрушивались мегатонны информации: я должна была быть в курсе всех событий дня, и все это мне еще и пережевывалось, разъяснялось и вдалбливалось. Все мои попытки пресечь этот новостной поток наталкивались на презрительное пожатие плечами.

– Ты просто политически малограмотна, – изрекала мать. – Как можно быть такой непросвещенной в эпоху глобальных информационных технологий! Владлена! Я не понимаю! – патетически восклицала она. – И как ты… только там… на своей работе управляешься?

– Да уж как-нибудь.

– Представляю, какие сейчас специалисты кругом! – поджимала тонкие губы мать. – Страна катится в пропасть…

Несмотря на эти упреки относительно моей политической и информационной малограмотности, деньги из меня качались исправно.

Поэтому мне было наплевать на престижность района, на метраж, на наличие культурных соседей и на вид из окна, который, если верить риелторским расчетам, повышал стоимость квартиры на пять-десять процентов. Мне нужна была своя квартира – как личное пространство, как мой мир, где я могла бы делать все, что мне заблагорассудится: включать и выключать телевизор по собственному желанию, разгуливать по квартире в коротких шортах и безразмерной футболке, а также свободно ходить, а не передвигаться маленькими шажками из комнаты в туалет, в кухню и обратно. И при первой же возможности я купила эту квартиру далеко не в самом престижном районе Москвы и не в самом престижном доме, а купив, вошла туда, села на пол и долго просто сидела, прижимая к себе сумку, и улыбалась.