Евгений Бузни - Суданская трагедия любви Страница 18

Вторая причина сенсационности моей пешей прогулки заключается в относительной неспокойности здешних мест, которая идёт, как я понимаю, не столько от остатков первобытного строя, то бишь племён, сколько от цивилизации. Ибо племена будут кого-то грабить и убивать ради выгоды. Другое дело недавняя война, в которой победу одержали арабы. Но именно им на юге особенно трудно. Говорят, что с наступлением темноты ходить по дорогам опасно. И Рита, узнав о моей прогулке в Вау, очень испугалась и просила больше так не ходить. Но я-то ходил днём и не боялся, потому что к русским отношение у местного населения, как я уже писал, великолепное.

Из посёлка в Вау ведут две дороги, которые сходятся перед городом. Я выбрал, как выяснилось позже, более длинную, и с фотоаппаратом на шее бодро запылил вперёд. Асфальта ни в посёлке, ни в городе нет, а пыли вполне достаточно, чтобы в ней утопать по щиколотку, о чём я очень скоро пожалел. Настроение было чудесное. Ещё бы – в середине зимы идти под палящим солнцем в рубашке с коротким рукавом, в шортах, с аппаратом, заряженным цветной плёнкой, да по Африке! Мечта.

Но на всякий случай не забываю, что на этом прекрасном континенте есть свои недостатки в виде дикой жизни, включая, скажем, змей, поэтому иду, озираясь по сторонам и по самой середине дороги. Справа и слева саванна, покрытая густой высокой травой. Но у дороги она была выжжена, очевидно, специально от змей. Однако прошло время, и трава снова отросла, но не так высока вдоль моего пути. Где-то далеко впереди вижу островок манговых деревьев. Там, вероятно, сделаю первый снимок. Перевожу взгляд ближе. Стоп! Что это? В нескольких шагах впереди навстречу ползёт змея. Но она у края дороги. Зеленоватая, метра полтора длинной и пальца в два толщиной. Вообще, в тот момент она показалась мне крупнее, но я уже делаю скидку на страх, у которого глаза велики.

Змея уползла в траву и кто знает, что у неё потом было на уме. Постоял я некоторое время, раздумывая, сколько могу их встретить ещё, но стыдно было возвращаться, и потому пошёл дальше. Каково же было моё изумление, когда по следу, оставленному змеёй, я увидел, что она ползла мне навстречу как раз посередине дороги, и я не мог видеть её в толще пыли, а она сама испугалась меня и свернула благоразумно в сторону. А если бы она спала, да я вдруг взгромоздился ей неожиданно на спину своим лаптем, то показала бы мне она кузькину мать.

С такими мыслями я продолжаю путь. И природа теперь мне кажется менее заманчивой. Но ненадолго. Навстречу идёт человек. Это негр. В руке у него копьё, за локтем висит нож. Всё, как положено для местных племён. Из одежды только шорты. Он средних лет. Впрочем, возраст определить трудно. Голова покрыта короткими завитушками волос. Лоб пересекают четыре горизонтальные полоски. Нижняя губа слегка проваливается в рот, так как отсутствуют нижние передние зубы. Я уже знаю по этим признакам, что это человек из племени Динка, самое многочисленное племя в этом районе и потому господствующее. Почти все руководящие посты в Вау заняты представителями племени четырёх полос на лбу. Полоски либо горизонтальные, либо лучеобразно расходятся от центра лба к вискам.

Я успел к этому времени усвоить самое необходимое из арабского лексикона и приветственно говорю:

– Ассалям алейкум!

Негр радостно отвечает «Уалейкум салям!» и останавливается. Дальше моих знаний арабских слов не хватает, и я перехожу на английский. Но его не знает мой собеседник. Негр участливо интересуется, почему я иду пешком и почему мне не дали машину. Я догадываюсь, о чём он спросил, и объясняю жестами. Представляешь, как это смешно? Показываю ему пальцами, потом топаю ногами, изображая ходока, показываю на себя и восторженно говорю «коис», что означает «хорошо». Обвожу вокруг рукой, кручу головой и показываю на глаза, говоря опять «коис». Денка хохочет, очевидно, догадавшись, что я люблю ходить пешком, и тоже говорит «коис». Тут вполне естественно у нас обоих возникают совпадающие желания: у него – позировать, у меня – увековечивать на плёнке своим аппаратом великолепный образец прошлого (правда, начинаю привыкать к тому, что это и настоящее).

Добираюсь до города. Он невелик. Насколько мне известно, население всего около шестидесяти тысяч человек. Множество тростниковых круглых хижин с конусообразными крышами из скреплённых между собой связок тростника. Довольно простые сооружения. Но ближе к центру маленькие одноэтажные домишки из кирпича с островерхими, но иногда плоскими крышами. Дома похожи на глиняные сарайчики. Они часто окружены невысокими кирпичными стенами. Почти в каждом дворе растут высокие деревья. Это чаще всего манго. Более внушительное здание у канисы, то есть местной католической церкви. Оно повыше других домиков, подлиннее, с пристройками, портиками. По всей длине стен высокие продолговатые окна округлые сверху. Но они закрыты снаружи чем-то типа фанеры от солнечного света. С одной стороны у входа подобно огромному охраннику возвышается пышное дерево пипал.

Асфальта нигде не вижу. Улочки относительно широкие. На одной из главных магазины лепятся друг к другу, иногда просто отгорожены тонкими перегородками. Помещения тёмные. Свет включают при входе покупателя, тут же предлагают купить ткани, рубашки разных расцветок, брюки, сбавляют цену, если говоришь, что взял бы подешевле, и обязательно благодарят за покупку и посещение. Это приятно. У нас в стране с благодарностью похуже. Но тут вся торговля частная. Она вынуждает к вежливости. Товары-то примерно одинаковые в лавочках, так что от умения завлечь покупателя зависит успех торговли.

Повсюду обувь лежит рядом с одеждой, парфюмерией, напитками, галантереей. Но что-нибудь обычно преобладает. Есть магазины и покрупнее. Например, у грека Маноли магазин большой, туда и подниматься нужно по ступенькам. Здесь мы покупаем сахар, когда есть. Иной раз нет завоза, и тогда Маноли нам русским выносил в маленьком кулёчке сахар, чтобы не видели другие покупатели, и давал его бесплатно в счёт будущих покупок. А однажды, когда ещё не привезли сахар, он усадил меня и Петра, с которым мы пришли, возле магазина на табуретки и вынес по чашечке кофе, чтобы мы пили, пока он найдёт немного сахара для нас.

Вообще, в Вау работает, можно сказать, интернационал. Самые крупные магазины здесь у греков Николаса и Маноли. Англичане строят дорогу. Англичане устанавливают холодильники на пивзаводе, который строят бельгийцы. Итальянцы занимаются строительством моста через реку Бахр-эль-Джебель, так называется в здешних местах Белый Нил. Болгары поставляют сырьё для нашего консервного завода (томат-пасту). Китайцы лечат и учат. На днях один китайский преподаватель приводил к нам на завод на экскурсию студентов техникума из Вау. Завод им понравился. Такие тут международные отношения.

В этот раз я в магазины не захожу, так как просто гуляю по улицам. Выхожу на рынок. Это экзотика. Великое множество продавцов сидят на земле со своим товаром. На подстилках сомнительной чистоты самые разнообразные фрукты, и овощи, лепёшки, дурра, мясо, рыба с невероятным количеством сидящих на всём мух. Мы здесь никогда ничего не покупаем. Боимся инфекции. Вперемешку с продуктами лежат наконечники для копий, ножи, стрелы для луков, рыболовные крючки.

Между продавцами узкие коридоры для покупателей. Я иду, иногда делая снимки. Вдруг замечаю, что за мной увязалась девочка лет пятнадцати и что-то непрерывно говорит. Из одежды на ней только короткая юбочка. Полные груди обнажены. Стараюсь, не замечая её, идти вперёд, но она следует за мной, продолжая свою, как мне кажется, убеждённую речь. В это время нас догоняет высокий интеллигентно одетый араб. Я заговариваю с ним, спрашиваю, не знает ли он, что хочет эта девочка. Он отвечает, что то, чего она хочет, мне не нужно и что-то резко говорит девочке. Она неохотно отстаёт от меня, а я отправляюсь в обратный путь, который проходит без приключений.

А вечером пришла Рита и попросила учить её русскому языку. Об этом же просил и Омар, который работает у нас инженером. Мы с ним часто беседуем о жизни в Судане. На днях я показал ему в журнале «Тайм» статью о проблемах секса в Америке у молодёжи до двадцати лет и спросил, как обстоит дело в этом отношении в Судане. Омар обстоятельно рассказал, что на севере страны с этим очень строго, так как там религия сильна и не позволяет разврат. Здесь же на юге всё гораздо проще. Многожёнство очень распространено. Ислам разрешает иметь не более четырёх жён, но у многих племён другая религия. Число жён не ограничено. У многих мужчин племени жёны в разных деревнях и несколько в одном доме. Они, конечно, ссорятся между собой, и это одна из проблем юга.

Если отец умер, сын может взять себе его жену, которая не является ему матерью. Очень часто женятся двоюродные братья на своих сёстрах. Детей в семьях по десять-пятнадцать, а то и больше. Дети могут быть от разных жён. Сам Омар четвёртый сын в семье от четвёртой жены отца. Первые три умерли. Его мать вышла замуж, когда ей было четырнадцать лет. А иногда девочек выдают замуж в двенадцать лет. Это не редкое явление. При этом вождь племени берёт себе в жёны только девственниц. Другие мужчины могут потом брать себе его жён.