Дороти Иден - В ожидании Виллы Страница 22

— У вас есть от неё известия?

— Да, письмо.

— Но Грейс, что же вы сразу не сказали!

— Вы сами говорите, что она надоела.

— Я не в этом смысле…

Когда Грейс коротко пересказала письмо Виллы, Эбба довольно улыбнулась.

— Простите, Грейс, но Вилла получила, что заслуживала…

— Вы имеете в виду Билла Джордана? — перебила Грейс.

— Не только. Кем бы ни был её Густав, он ещё горько пожалеет, что с ней связался.

— А как с ребенком? — напомнила Грейс.

— Древнейший способ шантажировать мужчину.

Грейс гадала, способна ли эта трезвая и холодная женщина на тепло и участие. Кажется, ей доставляет удовольствие, что Вилла оказалась в трудном положении. Свен, Аксель, Якоб, Густав…

— Вилла долго у вас гостила? — полюбопытствовала она.

— Нет, приезжала как-то с Синклерами на денек. На уикэнд её никогда не приглашали. Мы не были дружны. Совсем другое дело вы, ничего общего с кузиной, все так считают, ответила Эбба на молчаливый вопрос Грейс.

Холодные серые гряды облаков тянулись на горизонте. Поля у дороги раскисли, вдоль кювета тянулись ряды подсолнухов с почерневшими и поникшими головками. Вот так и Вилла с её желтой гривой, поникла где-то, понурив голову…

Эбба притормозила и свернула на узкую березовую аллею, ведущую к большому старинному дому.

— Приехали, — объявила она.

Красивый дом был выкрашен темно-желтым с коричневой отделкой. Высокое крыльцо вело к входной двери. Лепная балюстрада, обширный стриженый газон. Не хватало только ручных павлинов, — подумала Грейс, — место вполне подходящее.

Любезно улыбаясь, их встречал Якоб. При дневном свете он выглядел ещё старше, сквозь бледную кожу проступали лицевые кости. Грейс прикинула, что он старше жены лет на двадцать, а то и больше. Что бы ни желала Эбба, выходя замуж, кроме титула и красивого дома ничего не осталось.

Баронесса прошла мимо них в большой зал, обшитый темными панелями зал, бросив через плечо:

— К камину, Грейс, и выпьем! Как вам нравится наш парадный зал? Когда-нибудь я уберу все эти мрачные панели и отделаю все белым и золотом. Якоб волнуется, как будут смотреться на этом фоне его трофеи, но я уберу и их.

Головы оленей и лосей висели рядом с огромными мечами и старинными пистолетами.

— И семейные портреты не забудь, дорогая.

Грейс удивилась: портреты смотрелись тут прекрасно, ярко и декоративно. Возможно, Эбба была уязвлена, поскольку у неё самой не было столь знатных предков?

— Обязательно, — согласилась Эбба. — Я устала жить под их скептическими взглядами. Впервые войдя сюда, я сразу поняла, что никогда не дождусь от них одобрения. Вначале думала, они меня не любят потому, что я молодая. Но потом поняла — из-за того, что я живая. Просто, правда? Якоб, это я тебя дразню. Обещаю их не выбрасывать, пока…

— Пока я жив?

— Вот именно. Но мог бы сформулировать и мягче, — буркнула — заворчала Эбба. — Я уберу их на чердак, пусть торчат там вместе с привидениями. Такие большие дома в наши дни просто не под силу. У меня полно работы. Похоже на Англию, Грейс?

— Все то же самое.

Эбба казалось женщиной серьезной, но под этой оболочкой явно бурлили скрытые страсти, делая её гораздо жестче флегматичного мужа. Откуда это все? От неудовлетворенности старым мужем? От неприятия традиций его предков? От жизни в такой глуши? Или ей недоставало детей?

Грейс приняла от Якоба бокал шерри. Да, явно она ехала сюда не напрасно.

— Не удивляйтесь и не пугайтесь, если ночью услышите что-то наверху, — предупредила Эбба, проводив Грейс в просторную гостевую комнату с кроватью под балдахином. — Там в холода скрипят полы. Слишком дорого отапливать комнаты, которыми мы не пользуемся.

— Королева на чердаке, — улыбнулась Грейс.

— Что?

— Польсон рассказывал о дворце, где король Густав держал королеву на чердаке.

Глаза Эббы насторожились.

— Надеюсь, вы не думаете, что Густав держит Виллу под замком.

— Конечно нет, — кивнула Грейс.

— У нас на чердаке нет ничего, кроме остатков старой шведской мебели.

— Вы ведь не шведка? — вдруг спросила Грейс.

— Почему вы так решили?

— Вы говорите о шведских вещах, как иностранка.

Эбба улыбнулась:

— Вы очень наблюдательны, Грейс. Я действительно не шведка — немка. Когда-то я была актрисой и приехала сюда с труппой. Тогда мне было восемнадцать, и домой я больше не вернулась. Прошло уже двадцать лет, но я все ещё воспринимаю шведскую жизнь со стороны. Неудивительно, что муж возмущается. Но надо быть честной, правда?

Честной? Пожалуй, если это слово можно применить к баронессе ван Стерн. Но слишком рано было делать выводы.

Во время ленча Эбба с Якобом заняли противоположные концы длинного стола, Грейс поместили посредине.

— Якоб, я забыла тебе сказать, у Грейс новости от нашей новобрачной.

— От Виллы?

Якоб сразу оживился, обрадовался, глаза его заблестели. Грейс онемела. Несмотря на свой весьма почтенный возраст, Якоб тоже был поклонником Виллы!

— Там возникли проблемы с разводом, — продолжала Эбба.

— Уже!

Грейс поспешила объяснить.

— Нет, проблемы у Густава…Понимаю, все запутанно…

— Во всяком случае, я рад услышать, что с ней все порядке, — с явным облегчением заявил Якоб.

— А что, ты думал, она плохо кончит? — возмущенно спросила Эбба.

То же самое она повторила позднее, у Бейков.

Едва успев приехать, Грейс уже рада была покинуть огромный дом, где окно её спальни выходило прямо на мрачный хвойный лес, начинавшийся сразу за оградой. Другие окна были обращены на осенний сад сад и озеро вдали, темневшее в исчезающем свете. Все было очень спокойно и очень грустно.

Оставшись одна, Грейс уже не могла отделаться от ощущения, что наверху действительно что-то скрипит. Она легко вообразила царственное одиночество Виллы, молча льющей слезы в своем заточении.

Видно, эта страна с её мрачными ожиданиями снежной зимы, на неё подействовала. Грейс ужасно скучала по Польсону. Письмо Виллы, не успев принести облегчения, теперь давило на сердце, и мысли мрачнели, как снеговые тучи. Что-то было в письме между строк, но что?

Маленькая деревушка над озером оказалась прелестной: узкие улочки, ряды крошечных лавочек, золотые березы, отражающиеся в озере желтым пламенем, стайки шумных школьников.

Дом Бейков был покрашен в традиционный для Швеции темно-красный цвет. Вилла писала в дневнике, что свой дом она бы выкрасила бы в розовый, что шведам просто недостает фантазии. Да, это слово вряд ли подходило к дому Бейков и их семейству. Все было точно, как описывала Вилла. Мамаша Бейк сидела в кресле, скрестив пухлые белые руки на коленях. На черном платье выделалась огромна камея. Седые волосы собраны в тугой пучок, маленький крепко сжатый рот затерялся среди морщин, глаза поблескивали за стеклами очков в стальной оправе.