Irene - Эфффект линзы Страница 22

— Ты че, Вик?

— Та… все нормально… — Она потянула носом воздух и вытерла набежавшие слезы. — Блин, уже и подавиться нельзя! — Вика слабо улыбнулась. — Щас… я приду.

Мне сверху было видно, как она быстро зашла за угол школы и приложила ладонь ко лбу, судорожно втягивая воздух, как загнанный зверь. Потом достала из сумочки зеркальце, осмотрев бледное лицо в свете фонаря, и осторожно вытерла размазавшуюся тушь. Через минуту Вика вернулась к девчонкам, весело болтавшим о чем-то своем, но оставалась молчаливой, лишь угрюмо потягивая напиток со второй бутылочки. В этот момент они собрались и толпой побрели в сторону остановки. Я закрыл окно, нащупав на столе пульт от телевизора. Наверное, эта ситуация только показалась мне неестественной. Я включил какой-то новостной канал, твердо решив выбросить из головы странное поведение обыкновенной ученицы из моей школы.

Да, она точно ничем не отличается от других.

Вот и думать я буду о ней столько же, сколько и о других учениках.

И ни секундой дольше.

Черт… что же с ней такое происходит?!

Я сидел за столом в кабинете, не имея ни малейшего желания работать. Почему-то очень хотелось спать и все мышцы болели, будто я разгружал вагоны с углем. Может, не стоило переносить простуду на ногах… Я потер глаза и достал с полки папку с «досье» Литвиненко. Да, Леха, не скоро забуду тебя… Сидоренко забрал в отделение все наши документы: сочинения, анкеты, рисунки и характеристики, пообещав вернуть, когда закончится предварительная проверка, но пока не торопился с этим. Я смотрел на улыбающегося с фотографии Литвиненко и с каждой секундой чувствовал себя все более неловко. Мы продолжали жить своей жизнью. Каждый в этом здании. Меня беспокоила проверка, какие-то мелочи, Маша Карасева, писанина… 11-А готовился к выпуску. Их классная руководительница Светлана Борисовна говорила сейчас только о предстоящей свадьбе своего сына. Жизнь шла своим чередом. Но Лехи в ней больше не было. Я закрыл папку, избавившись от его жизнерадостного нагловатого взгляда, и поставил ее обратно на полку.

Этот обрез, из которого застрелился Литвиненко, не давал мне покоя. Откуда он взялся? Кто его сделал? Неужели сам Леха? Если так, то он или хотя бы кто-то из его окружения должен был интересоваться огнестрельным оружием. Я представил, как он выбирал способ, которым собирался уйти из жизни. Вернее, попытался представить. Нет, бред какой-то… либо это случайное, опрометчивое решение, либо же чей-то продуманный до мелочей план… убийства. От такой нечаянной мысли по спине мгновенно пронеслась волна холода.

Близилась перемена, я увидел в окно, как со стороны стадиона после урока физкультуры медленно тянутся одиннадцатиклассники. Сейчас, скорее всего, они пойдут восстанавливать силы после бега в «курилку». И это хороший повод поговорить.

Я набросил куртку и выскочил на улицу. С воскресенья немного похолодало: небо все так же было безоблачным и глубоким, хотя солнечный свет, висевший еле заметной дымкой в прохладном воздухе, больше не грел. Я завернул за угол школы и пристроился к толпе ребят, которые, поприветствовав меня, уже не старались спрятать сигареты и вообще не обращали на меня внимания. Я подумал, что Алле Ивановне это вряд ли понравится, но в данном случае мне подобное панибратство только на руку. Я присел на корточки на парапете, чтобы быть менее заметным для проходящих мимо учителей, и закурил. Пацаны вдруг столпились вокруг меня, будто ожидали, что я расскажу им сказку. Первым ко мне обратился Гуць:

— Кирилл Петрович, я там слышал… дело Литвиненко прикрыли?

Удачное начало.

— Нет. Его просто не заводили. Виновных нет.

— И как теперь?

— Да никак. Милиции все ясно.

— Конечно, — фыркнул Никита Кравченко, потушив окурок. — Им всегда все ясно.

Я бросил на него быстрый взгляд. После смерти Лехи этот парень старался занять вакантное место лидера класса, и меня удивляло то, что пока это ему никак не удавалось. Широкоплечий, сильный, с изрядной долей высокомерия и такого же мощного тщеславия, он по всем правилам должен был притягивать народ и, как Литвиненко, держать их в узде если не уважением, то страхом. Но, как ни странно, этого не произошло. Харизмы ему не хватало, что ли… Еще одна загадка 11-А.

— Я вот о чем все время думаю: откуда Леха взял обрез?

Ребята переглянулись.

— Хрен его знает… — буркнул один из представителей 11-Б.

— А у меня есть идея, — вдруг ухмыльнулся Кравченко.

— Например? — Я внимательно следил за ним, но Никита не терялся.

— Ну… а зачем вам?

Я удивленно вскинул бровь.

— Никита, если ты знаешь что-то важное об этом деле, то, согласись, очень странно, что ты еще не рассказал милиции.

Он спрятал руки в карманы и недовольно искривил верхнюю губу.

— Да просто… мало ли, что я думаю… а им скажи — затаскают…

— Хорошо, идем, расскажешь мне. Я оценю, важно это или нет. Или ты выдумываешь?

Кравченко откинул назад голову, с вызовом выпятив подбородок.

— Намекаете, что я трепло?

— Я не намекаю, а прямо говорю, — я пожал плечами. — Ну, так что, идем?

— А че это у вас с бровью?

Его вопрос застал меня врасплох.

— В смысле?

— Ну, как будто шрам…

— Ага, я тоже заметил, — ухмыльнулся Гуць. — Пирсинг был?

По-моему, меня пытаются увести от темы… SOS!

— Никита, мы, кажется, говорили о твоей версии происхождения обреза…

— А че, у вас правда был пирсинг? — Единственный девятиклассник в этой толпе, Славик Швач, вытянул тонкую шею и внимательно вглядывался в мое лицо из-за спин старшеклассников.

Вот блин! Из Кравченко получился бы неплохой психолог.

— Ну, в молодости был… Давно…

Никита хохотнул, с явным удовольствием наблюдая за моей растерянностью. Да, действительно. В школе, по глупости, я неудачно проколол бровь сам себе и шрам, как назло, заметен до сих пор.

— И чего вы щас его не носите?

— Хм… — я шумно прочистил горло, пытаясь придумать, как вернуть их в нужное русло. — Потому что я работаю в школе. И… вырос уже. Закрыли тему, о'кей?

— Не-е-ет, Кирилл Петрович, это прикольно! — Кравченко начал раскачиваться в явном нетерпении — ему очень хотелось вывести меня из себя. — А спорим, вы б его щас не надели?

— Стоп, Никита, мы не о том говорим… Я тебе вопрос задал, помнишь?

— Слабо, да?!

Я поднялся с парапета и поравнялся с ним. Видимо, он не ожидал, что я окажусь одного с ним роста, и немного отступил.

— Не слабо. Просто глупо это. А ты таки трепач… — я ухмыльнулся. — Судя по тому, как ловко ты спрыгнул с темы обреза, я делаю вывод, что сказать тебе на самом деле нечего. А признаться перед всеми теперь слабо.