Наталия Орбенина - Исповедь авантюристки Страница 28

Аполония вздохнула и заплакала. Кот напомнил ей о первой семейной ссоре с Андреем. Какой-то сущий пустяк, но они оба вдруг раскричались, расшумелись, наговорили друг другу нелицеприятных слов. Андрей хлопнул дверью и ушел. Она же осталась реветь в одиночестве и удивляться, как это ее угораздило выйти замуж за этого грубияна и совершенно чуждого ей человека. А через полчаса, когда он еще не вернулся, Аполония металась по комнатам, проклиная себя за невоздержанность, обещая, что все простит мужу, только бы он вернулся домой.

Андрей, оказавшись на улице, уныло уселся на скамью и задумался. Его мысли проделали приблизительно такой же путь, что и мысли его жены. Размышляя о ссоре, он увидел невдалеке мужичка, который от скуки или от жестокости нрава развлекался тем, что бросал перед собой маленького котенка. Котенок, крохотный, беленький, пушистый, всякий раз, хромая и пища, возвращался к бессердечному хозяину. Тот, ни слова не говоря, снова швырял котенка на тротуар. Котенок хромал обратно, и все повторялось. Хорошевского так поразила увиденная им картина, что он даже на некоторое время позабыл о семейных неурядицах. Почему несчастное животное не бежит прочь? Не так ли и человек поступает от безысходности? А мужичонка? Неужели подобная жестокость доставляет ему радость? Воистину страдания и унижение слабого существа дают некоторым особам ощущение собственного величия.

– Послушайте! Зачем вы мучаете животное? Неужели вам его не жаль? Ведь это тварь божия? – не выдержал Хорошевский.

– А тебе-то что? – огрызнулся мужик. – Жалостливый? Забирай, коли так!

И он швырнул бедного страдальца прямо под ноги Андрею. Хорошевский с удивлением и негодованием увидел, как, удаляясь, мужик сильно припадал на одну ногу. Котенок притулился на сапоге Хорошевского. Он уже не мог пищать и куда-либо бежать. Его голубые глаза были почти безжизненны.

– Несчастный! Придется тебя пожалеть!

Он взял бедное животное на руки. А может, это к счастью. Он уже представлял, как придет домой и вручит жене котенка, она начнет над ним хлопотать и, может быть, простит мужа.

Так оно и произошло. Аполония, узнав о печальной судьбе животного, запричитала:

– Пожалеем, пожалеем тебя, маленький!

Так и прозвали его Жалеем. Поначалу непонятно было, кот это или кошка. Аполония однажды, расчесывая длинную шерсть любимца, вдруг воскликнула:

– Ах, какой ужас! Взгляни, Андрей! У бедняжки выросли опухоли сзади!

Хорошевский, оглядев «опухоли», смеялся до слез.

– Ведь ты и естественные науки изучала, и в деревне жила, животину всякую видела. Да и, наконец, ты же замужняя женщина! Опухоли! Ха-ха-ха! – заливался Хорошевский, а Аполония сидела красная как рак.

И вот теперь кот жив и здоров, только хромает, а Андрей исчез. Молодая женщина гладила кота, он легонько когтил хозяйку, и на его блестящую шерсть падали ее крупные слезы.

Глава 18

Матильда Карловна со злостью рассматривала счет, принесенный из аптекарского магазина. Царица Небесная! Да что же можно было купить на такую огромную сумму! Матильда отшвырнула листок. Сидевший в другом углу за книгой Резаков ухмыльнулся. В последнее время Бархатова все чаще и чаще получала немыслимые счета и оплачивала все возрастающие расходы своего любовника. Она не отличалась жадностью, но папаша и покойный супруг банкир приучили ее считать деньги и относиться к ним бережно. В конце концов, ее погубленная юность была оценена в круглую сумму! Матильда жила на широкую ногу, но всегда понимала, где надо остановиться в тратах. С Резаковым расходы стремительно возросли. Эдак через год он ее по миру пустит!

Их отношения в последнее время заметно охладели. Безусловно, чувственная сторона любви имеет чрезвычайную притягательность, но иногда хочется душевного разговора, тепла и участия. Матильда все чаще и чаще задумывалась: что за человек рядом с ней? Он оставался для нее тайной за семью печатями. Она ревновала его и однажды заплатила дворнику, чтобы тот проследил за Огюстом. Результат поверг ее в совершенное смятение.

– Барыня! Он шпион! – прошептал дворник, когда она потребовала отчета.

– С чего ты взял? – изумилась Бархатова.

– Слышал я его разговор. С господином, таким же, как и он. Наш-то спрашивает: «Когда прибудут игрушки от господина Нобеля? – и потом еще: Сколько нынче будет этих господ, Смитов и Вессонов?» Что товарищ его ответил, я не слыхал, а вот наш, я так полагаю, шпион. Темнит, с иностранцами дело водит.

Матильда вытаращила глаза на дворника, сунула ему в руки рубль и пошла восвояси. Разумеется, никакой Резаков не шпион. Но что-то действительно таинственное и непонятное присутствовало в его поведении. Она не в состоянии была его постичь. Итак, непонимание и безумные траты. Нет, это не для нее.

Матильда шумно вздохнула, стремясь привлечь к себе внимание. Она хотела, чтобы Огюст оторвал свой взгляд от книги и поговорил с ней. Но Резаков не желал этого. Матильда страшно утомила его. Какая наивность с ее стороны полагать, что его интересуют только ее женские прелести. Если бы не деньги, его ноги уже давно бы тут не было. Но большое дело требует больших затрат. Организация уже живет и действует. Проклятый старый мир, полный несправедливости и зла, сам заплатит за свое уничтожение. Для достижения этого все средства хороши. Приходится кривляться вокруг глупых вдовушек, изображая пылкого любовника. Но эта красотка, надо отдать ей должное, оказалась не так глупа и проста. Если не удастся выудить у нее значительную часть наследства, то хоть что-нибудь. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Любовники перебрасывались злыми взглядами. Никому не хотелось начинать ссору. И тут явилась гостья – Леокадия Манкевич. В банке ее зятя Матильда Карловна держала свои капиталы. Покойный муж Матильды, старик Бархатов, имел с Липсицем деловые связи. В последнее время Леокадия подозрительно зачастила к Матильде, хотя подругами они не были и их знакомство носило весьма поверхностный характер.

Вероятно, она хочет поближе познакомиться с Резаковым? Или, может быть, у них уже тайный роман, и они для остроты ощущений встречаются в ее доме? Хотя последняя мысль и носила характер неправдоподобного предположения, тем не менее, подумав так, Матильда возмутилась и оскорбилась: «Играть за моей спиной? Крутить роман с этой девчонкой и в то же время продолжать оставаться моим любовником? Ну, нет! Я не позволю насмехаться над собой!»

Леокадия повертелась немного и ушла. Резаков тоже засобирался, что окончательно утвердило Матильду в правильности своих догадок.

– Огюст! Вы покидаете меня? Надолго?

– Я должен всякий раз давать вам отчет о том, куда, с кем и зачем я иду? – раздраженно ответил Резаков.