Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» Страница 36

Когда платье извлекли из недр шкафа, выяснилось, что оно пообтрепалось, слиняло и болтается на Ольге, как на вешалке. Ко всему, на подоле обнаружилось застарелое жирное пятно. Но теперь, постиранное и отглаженное, платье выглядело вполне себе неплохо, не стыдно и в Москве показаться. Тем более ничего лучшего у Ольги все равно не было.

– Ты деньги на дорогу, ну, на автобус там, на мелкие расходы, в кошелек положи. А все остальные – спрячь, я тебе там специальный карман пришила, на пуговицах! – Надежда разложила перед Ольгой сложную конструкцию, при жизни бывшую панталонами. Штанины у панталон были обрезаны, а на животе, с изнанки, красовался объемистый карман. Карман действительно застегивался на пуговицы. Надежда велела панталоны, превращенные ее силами в портмоне, не снимать ни при каких обстоятельствах, пуговицы не расстегивать, деньги не доставать и никому про них не рассказывать.

– Я там еще шнурок вставила, вместо резинки. Ты завяжи крепко, на два узла…

– Да это не штаны, а просто пояс верности какой-то! – Ольга скептически оглядела панталоны. – Надь, как-то, мне кажется, это слишком – и шнурок, и карман…

– Ничего не слишком! Еще спасибо мне потом скажешь! Давай. Примерь! А я на кухню, у меня там кура в сковородке и пироги…

Пирогов Надежда напекла в дорогу целую гору. Ольга пыталась было спорить: ну куда столько, ну не съем я их.

– Ничего, соседей угостишь.

Надежда семенила по перрону, волоча в руке сумку с провизией, которой хватило бы на роту солдат.

– Куру я пожарила получше и завернула в фольгу. Все-таки ехать долго. Фольгу у Таньки заняла, сказала, что ты в Москву уезжаешь! Пироги в миске. Миску не бросай, это хорошая, мамкина. Мыла кусок положила, твое больно страшное! И не зевай там нигде, в этой Москве! Никому не верь. На улицах не знакомься. Сексуальный гороскоп ни с кем не читай. Пуговицы, пуговицы не расстегивай, запомнила? И шнурок не развязывай! Вообще – ты поосторожнее там, Ольга.

Ольга обняла подругу:

– Я буду очень, очень осторожна. Особенно насчет сексуального гороскопа. Мне главное – чтобы деньги дали.

Из динамика прямо над головой забубнило:

– Граждане пассажиры! Поезд номер сто тридцать восемь прибывает на второй путь. Стоянка – три минуты!

Ольга подхватила чемодан:

– Ну все… Надь! Ну ты чего? Не реви, я ненадолго, вернусь скоро.

Надежда хрюкнула носом. Она не верила, что Ольга скоро вернется. И очень надеялась, что она не вернется вовсе. То есть Надежда, конечно, будет скучать, и все такое, и вообще, такой подруги, как Ольга, у нее не было, такая подруга раз в жизни бывает, да и то не у каждого. Но Надежда свято верила в Ольгин талант и в то, что таланту этому место никак не в их родном захолустье, а как минимум в столице. А там и до Парижа рукой подать. Как у них это называется? Мормантр? Нет! Мон матер! Или по-другому? Ну, неважно. Главное, не реветь на вокзале. Вот придет домой – и там уж вволю наплачется.

– Ты если не вернешься – так хоть пиши, ладно?

– Ладно, – Ольга кивнула. – Если не вернусь, напишу. И ты тогда ко мне приедешь. Надя, ты удивительная женщина. Я больше таких не знаю. Если бы не ты, я бы… пропала. Совсем пропала.

– Ну ладно, ладно… Перестань. Нечего тут устраивать прощание славянки. Не на Северный полюс уезжаешь.

Надежда сердито смахнула набежавшие слезы.

– Иди в вагон, а то без тебя уедут!

Через минуту поезд тронулся и вскоре скрылся вдали.

Утро добрым не бывает, факт. Особенно – в понедельник.

Генеральный директор рекламного агентства «Солнечный ветер» Дмитрий Грозовский пребывал в самом что ни на есть мрачном состоянии духа. Он шваркнул на стол эскизы рекламы йогуртов. Несколько листов спланировали на ковер. Никуда не годится! Черт бы взял совсем эти йогурты! В жизни их не любил, и не зря. Всю кровь выпили.

Дима откинулся в кресле, потер затекшую шею, нажал кнопку селектора:

– Дарью ко мне. Живо!

– Минуточку, – пискнуло из селектора.

А секретаршу-то, похоже, надо будет искать новую. Эта… как ее? Дина? Не справляется Дина с работой. Большая ошибка нанимать секретарем грудастую длинноногую девицу с неоконченным высшим. Но он эту ошибку раз за разом совершает. А в результате в офисе бардак.

В дверь постучали. Дима крутанулся в кресле:

– Дарья, заходи, я не голый!

Дарья – высоченная, худющая, в немыслимых красных очках – вошла, уселась напротив, сверкнув кружевной резинкой чулка.

– Откуда я знаю, может, как раз в этот момент ты голый!

– И не мечтай даже!

Дарья глянула поверх узких очков:

– А ты чего такой злой-то?

– Я добрый! Я, черт возьми, добрее всех! Я как папа Карло впахиваю за все агентство, а мне приносят это?!

Носком ботинка он указал на валяющиеся по полу эскизы.

– Это твой отдел наваял? Про йогурты?

– Если про йогурты – то мой. – Дарья присела на корточки и принялась собирать с пола рисунки.

– Твой, значит. Скажи, пожалуйста, ты действительно считаешь, что это можно назвать работой, да? То есть нормальной работой, я хочу сказать?

Дарья посмотрела снизу вверх:

– Дим, я не понимаю…

– Зато я понимаю очень хорошо! Я получил этот заказ черт знает как! Полгода выбивал! Это заказчик гигантский! Ги-гант-ский! Что мы должны для него сделать? Нет, ты мне скажи!..

Дарья встала, сложила рисунки в стопочку и с видом пионерки на присяге отрапортовала:

– Мы должны сделать убойную рекламную кампанию йогуртов и творожных сырков.

– Для?..

– Для детей.

– Умница ты моя! Йогурт мы назвали… как? Бармалей… чик. Сырок мы назвали… как? Бармалей… ка. Бармалейка! Скажи, Даш, ты лично хочешь бармалея, бармалейчика, бармамосика и бармамулечку? Нет? Ты же понимаешь прекрасно, что это чушь собачья и полная туфта! Но и это не самое козырное! Самое козырное, что мне принесли рисунки бармалейчика и бармалейки, а нарисовано… что?

– Что? – Дарья подняла бровь с самым невинным видом.

– А ты возьми и посмотри – что, если до сих пор у тебя времени не нашлось. Давай-давай, полюбуйся!

Дарья молча перебирала рисунки на столе, с каждой минутой все больше мрачнея. Повертев последний лист так и эдак, она сложила эскизы стопочкой, свернула трубкой и сунула в урну, после чего глубоко задумалась.

Дима удовлетворенно кивнул:

– Вот и я про то же. Это ни фига не бармалейчик с бармалейкой. Это вообще ничего! Даже ты не понимаешь, что сия абстракция означает. А, между прочим, наваяли-то эту Гернику[2] твои креативщики! Что я заказчику скажу?

Дарья вздохнула:

– Ну, хорошо. Я согласна. Это Вадик делал. Он у нас любитель абстрактных форм…

– Увы, безо всякого содержания!.. И не «ну хорошо», а переделать все, и быстро!