Галина Голицына - Дьявол – это женщина Страница 4

– Ну, помню… И что?

– А то, что тогда я даже не пыталась критиковать, наоборот, рекламу ей делала, и то едва в живых осталась! А ты говоришь – раскритикуй… Опасное это дело, дружок.

– Ну да, ну да, – с готовностью закивал ответственный секретарь. – Критиковать артистов – дело опасное. А критиковать методы работы городского руководства – это что-то вроде увеселительной прогулки: весело, увлекательно и совсем не опасно, да? Сказано тебе – не высовываться, значит, сиди и не высовывайся! Ты вообще-то кто такая есть? Никто, ничто и звать никак. Твоё дело – старших слушаться. Усекла?

– Лёш, а может, мне к конкурентам нашим переметнуться? – спросила я. – Может, там во мне увидят специалиста, журналиста, человека?

– … спортсменку, комсомолку, отличницу! И тут же поручат писать о каком-нибудь здравоохранении или о пенсионной реформе. А хрен, как известно, редьки не слаще. Писать о пенсиях и поликлиниках, поди, во сто раз скучнее, чем о культуре. Или нет?

– Но что же мне делать, Лёша? – всхлипнула я. – Я обязательно должна перейти в газетные киллеры! И обязательно выехать на кандидатуре Данилова!

– Я могу только догадываться, какие бабки тебе предложили за серию разгромных статей. Интересно только, – кто? – прищурился он.

– Лёша!!!

– Молчу, молчу, молчу! Судя по истерике, ты дяде Лёше даже шоколадку купить не догадалась. А дядя Лёша, между прочим, ради тебя и твоих честолюбивых планов наживает себе совсем не нужную головную боль. Вот как шибанёт мне по башке инсульт, как стану я инвалидом… Ты хоть слюни мне, немощному, вытирать будешь?

– Буду. И памперсы менять тоже буду. Что ты болтаешь, глупый? Не дай бог, накаркаешь!

– Да, но голова-то действительно болит! И проходить не собирается. А в больную голову и мысли лезут соответствующие.

– Ох, Лёшка, тошно мне! Может, домой пойти?

– А чего же, дело хорошее… Газета уже вся сдана…

– … причём, заметь, без моего материала!..

– Да брось ты скулить! Тоже мне, киллерша выискалась… Там такие зубры сражаются, такие воины, и все как один с тяжеленными копьями наперевес! А ты с чем в эту драку лезешь? С маникюрной пилочкой?

– Уже не лезу. Вместо меня в завтрашней газете будет сражаться седой ветеран с письмом в клеточку. Я надеюсь, он тоже против Данилова?

– Да нет, он так, вообще… – Лёша сделал рукой изящный жест. – Я же говорил, о судьбах Родины размышляет. А Лорка ему в размышлениях подсобит. Если не обманет, конечно.

– Слушай, а чего это она так рьяно за работу хватается? Да ещё и не за свою…

– Планы у неё. Честолюбивые. Хочет освоить профессию ответственного секретаря.

– Тебя, что ли, подсиживает?

– Надеюсь, нет. Может, в другое издание подастся, – уже с профессией в руках.

– А что так?

– Мы вот привыкли считать её как бы дурочкой, а она не так проста! Кое-что всё-таки соображает. Понимает, что в журналистике звёзд с неба не хватает, «золотым пером», гордостью нашей ей не быть. А в таком случае лучше оставаться «над схваткой», макетировать полосы, просто брать готовые материалы и растыкивать их покрасивше. Как это делаю я.

– А тебя она бёдрышком из гнезда не выбросит?

– Что ты! – засмеялся Алексей. – Молода ишшо! Да и Андрей Михайлович не позволит. Он-то ей цену лучше всех знает!

Да, это точно. Молодую поросль наш главный всегда стращает коронной фразой: «Меня не проведёшь! Я трупный запах дохлых материалов за версту чую. Бездарей на порог не пущу!» А Лорка как раз бездарь и есть.

Лариска попала к нам во время болезни шефа. Он у нас сердечник, если уж попадает в больницу, то держат его там врачи по максимуму. А чего не лечиться? Газета уверенно держится на сильных Лёшкиных плечах, да и Чан Кайши, хоть и не особо любим сотрудниками, всё же дело своё знает неплохо.

Шеф, выйдя из больницы, сразу разглядел Лоркину бесперспективность, но поздно: она уже была в штате. Он не стал настаивать на её немедленном увольнении, решил дать ей шанс: авось поднатореет, распишется, войдёт во вкус. Но чем больше она старалась, тем хуже у неё получалось. И теперь её основная работа заключалась в придумывании текстовок к фотографиям и в телефонных переговорах с особо рьяными гражданами, которые желали в каждом номере видеть разгромные статьи о начальнике своего ЖЭКа, об участковом милиционере, который, хоть и не был уличён, но скорее всего взяточник, и о том, что верховная власть прогнила до самых корней, поэтому пора снова делать революцию, и вообще, Сталина на них нет, а заодно и на нас!

Люди, звонившие в редакцию, были совершенно особым контингентом: большей частью – пенсионеры, часто – с расстроенной психикой. В основном это были люди одинокие, и для них вся радость жизни заключалась в возможности ну хоть с кем-то поговорить, не важно о чём, пусть даже с невидимой Лариской. А она умела как-то заговаривать их израненные души, потому что человеком была, в общем-то, неплохим. За незлобивость и покладистость её любили сотрудники, очень уважали душевнобольные пенсионеры и терпел главный редактор.

– Всё, Лёшик, я иду домой. Как подумаю, что сейчас мой труд уничтожают и заменяют бредом отставного красного кавалериста…

Я скривилась от обиды и жалости к себе. Лёша, покивав сочувственно, сделал мне ручкой: пока, мол, всего хорошего.

Поскольку дома у меня ничего особо интересного не намечалось, я пошла не домой, а к себе в отдел. Заварила себе чаю, села у окошка и задумалась. Чай заваривался. Я сидела и дулась на весь белый свет.

Вот Андрей Михайлович меня сейчас перед всеми полной дурой выставил. А чего, спрашивается? Ну, понятно, с городским начальством ссориться – себе дороже. Мало ли как аукнется… Но дело-то я затеяла стоящее! И резонанс уже есть. Наш главный конкурент, газета «Честное слово», пропечатала ядовитенький ответ на мой опус.

Самое смешное в этой газете – её название. «Честное слово»! Ага… Честнее не бывает. До прошлого года она по старинке называлась «Рабочее слово», хотя о рабочих давным-давно уже не писала, потому что это теперь непрестижно. А с прошлого года, когда это самое «слово» стало «честным», ничего честного в нём вообще не осталось. Концепция газеты – слухи, сплетни, домыслы. Тираж у них – кот наплакал, с нашим не сравнить. А их главного редактора с нашим Андрюшей и рядом-то не поставить! Ничтожество… И журналистики там подвизаются такие же… В общем, дрянь людишки. Ну, каков поп, таков приход, это ж понятно.

На статейку мою критическую откликнулся некто по фамилии Честнов-Искренний. Фу, гадость какая… До чего измельчал наш брат журналист! Уж и псевдоним себе толком выдумать не в состоянии… И слово-то печатное у них «честное», и фамилия автора, конечно, должна быть «Честнов», а как же иначе… Правда, ничего искреннего в его злопыхательствах не было, но мне и такое внимание со стороны конкурентов польстило. Я вообще ни на какие отклики не надеялась, во всяком случае – так быстро.

Этот самый «Честнов-Искренний» (уж не главный ли их редактор? а может, просто кто-то из пресс-службы мэра?) с каждым своим печатным «честным» словом изрыгал приличную порцию желчи. Уверял читателей, что только за очень большие деньги можно выдумать такую напраслину о кристальнейшем человеке, ангеле во плоти, коим является господин Данилов. И только абсолютно бесчестный, беспринципный человек может себе позволить писать о нём такие гнусные вещи. И что граждане нашего города ни за что не должны верить этой беспринципной журналистке, которая и в политике не разбирается, и писать толком не умеет, и вообще даже не знакома с мэром города, которого смеет костерить в своей статейке почём зря.

Конец ознакомительного фрагмента.