Луанн Райс - Дитя лета Страница 43

Перестаравшись с ванной и так и не утыкав постель гвоздями, она решила хотя бы поменять простыни – отказаться от мягких розовых с белыми барашками и спать на жестких, шершавых, которые мама как-то раз случайно купила на распродаже. Коже было очень неприятно. Еще она колола булавками ноги. И испытывала какое-то злобное удовольствие, видя маленькие кровавые точки на дешевых простынях. Мама думала, что дочку искусали москиты.

Джессика так никогда и не узнала, сработало ли ее мученичество хоть в какой-то мере, но Тед так и не ушел из дома. И Тэлли это тоже не помогло. Но в ту ночь мама решила, что с них достаточно. Когда Тед поддал ногой щенка и убил его, мама под покровом ночи упаковала вещи, погрузила их в машину, и они с дочерью уехали куда глаза глядят.

Собирая хвою, Джессика немного задержалась возле плоского камня, где на прошлой неделе видела маленькую змейку, которая грелась на солнышке. Змейка разинула розовую пасть и зашипела на нее, и, несмотря на то что она была совсем маленькая, ее присутствие напомнило Джессике Теда, заставив содрогнуться.

Джессике почему-то хотелось снова увидеть змею на камне. Она взяла бы и босая наступила бы на нее, как Дева Мария, и прикончила бы насмерть. Ей хотелось разделаться со всеми на свете змеями, и демонами, и злыми волшебниками, и Тедами разом, чтобы только Роуз поправилась. Это был единственный способ что-то изменить.

Она медленно шла по сосновому лесу и собирала хвою. Руки саднило, спина ныла. И вдруг впереди среди сосновых крон мелькнул ярко-синий проблеск. Поначалу она решила, что это Дева Мария в своем лазурном одеянии уводит ее дальше в лес, но, взглянув вверх на ветви ели, увидела голубую сойку. Яркую, красивую, с хохолком. А вовсе не Деву Марию.

Когда Джессика доверху наполнила три большие торбы, Мариса поняла, что пора отправляться с дочкой в город. Они спустились вниз к бухте и припарковались напротив магазинчика Лили. Мариса обрадовалась, что дверь в него открыта и что магазин работает. На мгновение она оживилась, решив, что Лили вернулась и даже приступила к работе. Но когда они с Джессикой вошли внутрь, то увидели за прилавком Марлену, а у полок стояла Синди и что-то расставляла там.

– Привет, девочки! – сказала Марлена. – Как поживаете?

– У нас все в порядке, – ответила Мариса. – От Лили что-нибудь слышно?

– Да, с ней разговаривала Энн. Она к нам заходила на кофе с оладьями и сообщила, что Роуз быстро поправляется. Почти вся лишняя жидкость спала, идут разговоры о том, чтобы через несколько дней переправить ее в Бостон.

– Хороший признак, – обрадовалась Мариса.

– Вы ведь медсестра? – спросила Синди. – Энн нам говорила. В наших кругах – медицинский работник!

– Да, это правда, – подтвердила Мариса. Ей было приятно, что вышивальщицы говорят о ней между собой, причисляя ее к «своим».

– Как вы думаете, что все это значит – все эти осложнения? – спросила Марлена. – Бедняжка Роуз, сколько же ей приходится вынести!

– Тетрада Фалло – очень серьезное заболевание, – сказала Мариса, – но оно поддается лечению, особенно в детском возрасте.

– Я знаю Лили с самого рождения Роуз, – сказала Марлена. – Я просто не помню такого периода, когда бы она не планировала очередной визит в больницу или к какому-нибудь специалисту.

– Бостон, Мельбурн, а как-то раз они ездили в Цинциннати, – припоминала Синди.

– В Цинциннати – лучший детский кардиологический центр страны, – сказала Мариса.

– Помнится, речь шла о чем-то вроде пересадки главных сосудов. Мой отец был капитаном судна, и я решила, что речь идет не о сосудах, а о судах. Потом выяснилось, что у Роуз обе артерии расположены с левой стороны сердца, а не с обеих сторон, как положено, – сообщила Марлена.

– Верно. У нее была смещена аорта, – подтвердила Синди.

– Что такое аорта? – спросила Джессика, стоявшая тут же с мешком хвои.

– Это большая артерия, которая качает кровь из левого желудочка сердца и разносит ее по всему телу, – пояснила Мариса.

– И что, в больнице ее не нашли? – не поняла Джессика.

– Нет, милая, – вмешалась Синди. – Это врожденный порок сердца. Он появляется еще даже до рождения, в утробе. Никто не знает, почему это происходит, но артерия оказывается не на том месте, где ей положено быть.

– Вы имеете в виду, что это Бог ей все это устроил? – спросила Джессика с негодованием в голосе.

Мариса почувствовала тяжесть в голове, словно у нее начиналась мигрень. Но то была не мигрень – это Джессика собиралась разразиться неистовой тирадой на тему религии. Она видела, как лицо дочери стало пунцовым от ярости, и вспомнила ее реакцию на Теда, на его гнет и гнев. Вместо того чтобы сердиться на Марису или даже на Теда, Джессика восставала на Бога.

– Ну, я бы не сказала, что он устроил это именно ей, – растерялась Марлена. – Это проявление его бесконечной мудрости, его творчества; наверное, в этом тоже есть какой-то смысл. Только мы не знаем, какой именно.

– Что ж это за мудрость и творчество такое – приделывать в неположенном месте артерию маленькому ребенку? – возмутилась Джессика.

– Джесс, – попыталась предупредить дочь Мариса.

– Я серьезно. Это же бессмыслица какая-то.

– Бог вкладывает во все свой смысл, – немного раздраженно сказала Марлена. Марисе показалось, что она пересматривает свое отношение к двум новым вышивальщицам.

– Это точно, – поддержала Синди. – Это большое таинство. Единое причудливое таинство. Марлена была бы права, если бы сказала, что Бог устроил это именно Роуз. Похоже, вы все смущены; признаться честно, я и сама смущена. Как понять, почему так происходит? Почему Роуз выпали такие страдания…

– Мне за нее всегда было очень больно, – призналась Марлена, – с тех пор, как она была совсем еще крохотной синей малышкой…

– Наверное, это устроил не Бог, – вдруг решила Джессика. – Наверное, это сделал дьявол.

– Перестань, Джесс, – сказала Мариса, чувствуя, как кровь отливает от лица. Когда Джессика начинает распаляться на Бога, на дьявола, на Теда, все может случиться.

– Бог не причиняет людям зла, – заявила Джессика. – Я отказываюсь этому верить.

Мариса глядела на нее в упор. Она в мгновение припомнила все недуги, которые знала в жизни. Травмы, болезни, насилие. Несмотря на то что она растила Джессику в лоне церкви, сама она переживала постепенное, медленное угасание веры в собственной душе. Особой остроты это разочарование достигло под конец их жизни с Тедом. «Я верю, верю, поддержи во мне веру», – так прозвучала однажды ее молитва. А теперь она верила в науку.

– Пути Господни неисповедимы, – вздохнула Марлена. – Но я согласна с Джессикой. Я не верю, чтобы Господь желал Роуз или кому-то из нас страданий. Мне кажется, об этом нужно поговорить во время следующей встречи нашего клуба. Нужно внести это в наш устав.