Никита Ветров - Без тормозов Страница 45

— Радуйся, что воспаление мозга тебе не грозит!

— Это почему?

— Да потому, что у тебя его нет, дебил!

Толстяк обиженно замолчал. Долговязый, удовлетворившись перебранкой, снова принялся разглядывать издали лагерь мотоциклистов:

— Щас улягутся эти лохи. Тогда мы подберемся и дело свое сделаем.

— А если проснутся?

— Их проблемы…

— Ага! Ты бородатого видел? Он толще меня в три раза!

Монгол критически оглядел напарника:

— Да, супротив него ты котенок облезлый!

— А ты? Червяк сушеный?

— Цыц! — сказал тощий. — Моей комплекции попрошу не касаться… Вот б…!

— Что еще?

— Да этот белобрысый фриц идет к нашему мотоциклу! И спать рядом с ним собирается! Гад!

— Сволочь! — подтвердил Коржик. — И что делать будем?

Долговязый не ответил. Он и сам не знал, как они будут искать то, не зная что, и там, не зная где. После того как «фриц» (так они прозвали водителя искомого мотоцикла, после того как увидели его в фашистской каске на автозаправочной станции) встретился с этой кучкой ободранцев, все пошло наперекосяк. Получался сплошной экспромт. Вернее, никак не получался. Постоянно что-нибудь да мешало Монголу с Коржиком завладеть заветной коробочкой, спрятанной где-то в коляске мотоцикла.

— Может, дождаться, пока он уснет, и того? — предложил безо всякого энтузиазма толстяк. — Придушить его тихонько? Или перышком под ребро?

— Давай без мокрухи пока. — Монгол напряженно следил за приготовлениями Громова ко сну. — Хотя, если другого выхода не останется, можно удавочкой его слегка прижать…

— Тогда пусть покрепче уснет.

Звуки разговоров, долетавшие со стоянки, становились все тише и тише. Усталость все же постепенно брала свое. После сытного обеда на свежем воздухе в тени деревьев сон приходил очень быстро, и мотоциклисты один за другим вытягивались на подстилках и начинали сладко сопеть. Дрема накатила и на сидевших в засаде. Монгол принялся ожесточенно кусать губы, чтобы не последовать примеру байкеров. А вот Корж безо всякого зазрения совести, найдя для себя удобное положение, задремал.

— О! О! — Монгол толкнул локтем в бок своего напарника. — Корж! Ты что, спишь, что ли? Продирай глаза, там такое щас будет!

— Чего? Уезжают?

— Да нет, тупица, — восторженным шепотом доложил обстановку долговязый. — К фрицу баба его подсела! Эх, хороша, стерва!

— И чего?

— Так она, это, настроена-то игриво, мать ее! Щас трахаться его потянет, зуб даю!

— Это хорошо, — согласился толстяк и принялся разминать руками свою затекшую от длительного лежания в неудобной позе шею. — Глядишь, она его уведет куда-нить подальше в лес…

— Хорошо бы, — поддакнул Монгол, которому не очень хотелось ввязываться в мокрое дело. — Давай, чернявая, так его!

Хороший бинокль и небольшое расстояние позволяли ему разглядывать Волынскую во всех подробностях. Так близко он ее еще не видел: правильные черты лица, гладкая кожа, ухоженные волосы… Перекрестье оптического прибора опустилось ниже подбородка, еще ниже. Долговязый поправил резкость и тихонько заскулил:

— Ой, б…, какая телка! Не, он перед такой не устоит! Я бы и сам на нее запрыгнул!

— Слушай, Монгол! — Корж в нетерпении засучил ножками. — Дай и мне посмотреть! Хватит одному пялиться!

— Ай, какая! — Долговязый неохотно отнял бинокль от глаз и передал его толстяку. — Я аж здесь прямо заводиться начал!

Поводив объективами по сторонам, Корж прицелился-таки и замер.

— Как тебе? Стал бы ее? — Тощий потянул ремешок бинокля обратно. Отрываться от завораживающего зрелища не хотелось.

Корж, вопреки ожиданиям, спокойно вернул аппарат и снова улегся дремать.

— Не понял, — протянул Монгол. — Ты че?

— Не в моем вкусе, — пожал плечами толстяк, укладывая круглую, как мячик, голову на сложенные предплечья. — Костлявая слишком. Я люблю, чтобы женщины было много!

— Ха! А зачем тогда на худой женился?

— Какой худой? Ты мою Светку видел? Да у нее грудь третьего размера!

— И че? А здесь пятый! Вон какие буфера!

Коржик приподнял башку:

— Сам ты пятый! Четвертый — максимум!

Долговязый рассерженно отмахнулся:

— Иди ты знаешь куда… «не в моем вкусе». Привередливый какой. А вот я бы ее так приголубил! Сорвал бы с нее все ее шмотки, уложил на травку и как…

— Слышь, Монгол! У тебя с бабой давно в последний раз было? — полусонно пробубнил Коржик, причмокивая губами.

— Чего ты там бурчишь?

— С бабой когда спал, спрашиваю?

Долговязый с недоверием посмотрел на пригревшегося рядом дружка:

— Тебе это на фиг?

— Просто озабоченный ты какой-то. Я уже за свою честь опасаться стал.

Тощий сплюнул в сердцах:

— Вот ты, толстопузый, точно не в моем вкусе! А сам давно жену свою «жарил»? Смотри, вот у таких, как ты, ленивых, жены на стенку и лезут от недолюбленности. А потом и статистика такая — восемьдесят процентов измен. Теперь я еще больше сомневаюсь, что твоя благоверная в остальные двадцать попадает.

Коржик подпрыгнул:

— Монгол! Ты дошутишься!

— Ладно, ладно! Молчу!

Повисла пауза, прерываемая только обиженным пыхтением толстяка и восторженным причмокиванием тощего. Вскоре последнее сменилось, правда, возмущенным бормотанием.

— Что опять?

— Да не понимаю я этого фрица! — отложил в расстройстве бинокль долговязый. — Она перед ним и так и сяк! И по пузу его погладит, и за ухо куснет! А он ни в какую идти за ней не хочет! Или импотент, или педик!

— Скажешь тоже. Я вот тоже с ней не пошел бы.

— Коржик, скажи мне честно — ты же не голубой?

— Да ты че, офигел? Нет, конечно!!!

Монгол странно на него посмотрел и после недолгой паузы изрек:

— Так я и думал. Все правильно. Как же несчастной Светочке импотенту не изменять?

— Я вас щас обоих здесь урою!!! — забрызгал слюной толстяк. — И тебя, и фрица твоего долбаного! Заткнись, чтобы я тебя больше не слышал! Придурок!

Монгол тихонько захихикал:

— Не обижайся, ты же знаешь, что я не со зла!

— Осел ты, вот ты кто! Когда эта сволочь уснет наконец?! Я уже задолбался лежать, как дерьмо последнее!

— А я знаю? Что на меня орешь? Иди у него и спроси, когда он уснет!

Монгол снова принялся сверлить взглядом лагерь байкеров, нервно жуя подобранную хвоинку.

Глава 28

Волынская была вне себя от ярости: дышала глубоко и часто, ноздри ее тонкого носика раздувались, на смуглых щеках играл румянец. Неслыханная наглость! Она открытым текстом предлагает заняться любовью, а какой-то каскадер ей отказывает! И ладно бы она не интересовала его как женщина. Но Эльвира прекрасно видела, как вздулись и оттопырились спереди джинсы Громова, когда она пыталась его приласкать!