Лидия Ульянова - Убийство девушку не красит Страница 53

Обалдевший от нового чувства, Сережа подумал, что если снять с нее розовый свитер и трикотажные штаны с вытянутыми коленями, то она, скорее всего, будет похожа на Венеру Боттичелли, которой так восхищалась мама.

От смелой мысли о том, что Юля тоже могла бы стоять, бесстыдно прикрываясь только волосами и ладошкой, вылупляться, как драгоценная жемчужина из раковины, Сережа почувствовал, как закололи между лопаток маленькие иголочки, уходя по спине вниз, как марионеткой задвигалось в паху, натягиваемое неведомыми ниточками, и начал наливаться горячей краской, сильнее прижимая к груди пакетик с нехитрыми подарками.

Юля широко улыбнулась, тряхнула головой так, что ожила копна волос, перетекая с плеча за спину, и от радости подпрыгнула на месте.

– Ой, привет, Сережа! – Схватила его за руку и втащила в глубь квартиры.

Сережа робел и смущался, его будто током пробило от ее прикосновения, от ощущения прохладных тонких пальцев на своей руке. Юля же, казалось, и не заметила его удивительного состояния.

– Как хорошо, что ты пришел, а то я одна и одна, хоть волком вой. Я же не местная прима, чтобы к моему печальному одру спешили толпой сострадающие. Я по телеку уже все передачи пересмотрела, даже учебные. Прикинь, испанский для восьмого класса! А читать долго не могу, слабая еще и голова болит. Ты со мной обедать будешь?

Она радостно и беспечно щебетала, не испытывая никакой неловкости.

– Ты бы мне Питера своего привел на денек, что ли. Мы бы с ним разговаривали по-испански, обо всех сплетничали бы. Тебя бы обсудили… Хочешь, чтобы мы с Питером тебя обсудили?

Сережа хотел. Хотел, чтобы она говорила о нем, думала о нем. Он знал, что Питеру будет плохо, неуютно одному, без хозяина, которому полагалось с утра быть в школе, но отчего-то сразу согласился.

– Хорошо, я могу. Прямо с утра, да?

– Да ты что, он же испугается, что ты его насовсем отдал! Это я пошутила. А здорово было бы, ты только представь: сидим с ним и по-испански шпарим. Да положи же ты свой пакет и раздевайся…

Сережа прыснул, представив сплетничающим флегматичного, равнодушного к людским проблемам Питера. Протянул Юле пакет, мешавший в руках. Он только сейчас вспомнил про гостинцы. Юля схватила пакет и, как белка, с радостным любопытством зашуршала пластиком.

– Спасибо, Сережка, здорово как… Я очень люблю и яблоки, и шоколад. Особенно если вместе, вприкуску. Но давай сначала обедать будем. Я буду тебя кормить супом и блинчиками с творогом.

Не прекращая симпатичного девчачьего чирикания, она потащила Сергея за руку на кухню, усадила на скрипучий, доисторический венский стул и принялась доставать из громко урчащего старенького холодильника алюминиевые кастрюльки, под ручки которых были заткнуты корковые винные пробки – чтобы не горячо.

Юля хозяйничала споро и умело, а Сережа сидел, наблюдал за ней и думал о выходящей из пены Венере. С этой девочкой всегда было весело, интересно, надежно. Было. Теперь же он чувствовал неловкость, стеснительность, будто увидел в первый раз. Досадное, непонятное чувство это не исчезло и к чаю, когда Юля по-братски разделила с ним яблоко и конфетину, налила из большой стеклянной банки целую вазочку вишневого варенья.

После обеда Сережа поболтал с ней через силу, рассказал о нехитрых школьных новостях и ушел, унося с собой новую тайну. Тайну о том, что Юля Васильева – красавица. Он еще какое-то время не мог привыкнуть к этой мысли, а потом удобно разложил все по полочкам, определив, что Юля, во-первых, настоящий товарищ, а во-вторых, потом все остальное… А что похожа на Венеру, так это не очень большой недостаток…

Но чтобы не робеть в ее присутствии, первое время в гости к ней брал с собой в качестве моральной поддержки пегого спаниеля Питера.

5

В школе Сережу и Юлю, как водится, дразнили женихом и невестой – слишком нарочитой, мозолящей глаза стала их неразлучность. Да только, что толку дразнить, если ни один из них на подначки не реагировал, не вспыхивал, не кидался в драку. Никакого интереса дразнить. Так, ехидно отмечали между собой, что они нашли друг друга, два нелепых существа, голодранцы, заумники, бубнилки-зубрилки. А бубнилки-зубрилки, два сплотившихся в крошечную стайку гадких утенка, шли и шли вперед, взявшись за руки, стиснув зубы. Как идет против течения на нерест самая лучшая и вкусная рыба. Шли, зная с детских лет, что соломки им не подстелют, что рассчитывать в этой жизни могут только на себя, ну и еще чуть-чуть на маму. Они старались, побеждали в школьных олимпиадах, самообразовывались в музеях, – благо, стоит копейки, – зарабатывали в суровой этой жизни первые, маленькие бонусы.

В один из холодных дней, когда вдвоем стояли они в очереди в школьной библиотеке, прозвучало по радио сообщение, от которого прошиб Сережу пот, и стало страшно-страшно, хуже, чем ночью на кладбище. Сережа вцепился обеими руками в темное блестящее дерево библиотечной стойки так, что побелели костяшки пальцев, боясь поднять глаза и встретиться с кем-нибудь взглядом. Он боялся, что пугливая, доверчивая Юля посмотрит на него печальными бездонными глазищами и спросит: «Что же мы теперь будем делать?» – а ответа он не знал. Он сам стоял и мучился вопросом: «Как же так? А мы? Что будет теперь со всеми нами?», чувствовал, что закончилось в их жизни что-то большое и значительное, вечное что-то. Эпоха закончилась. Рядом с ним что-то бухнуло и заскрипело – это тяжело завалилась на шаткий стул библиотекарша Полина Семеновна.

– О-хо-хо! Что же будет, что же будет!.. Только бы не война! – Полина Семеновна полными ручками обхватила седую голову с идеальной прической и мерно раскачивалась из стороны в сторону на скрипучем стуле.

В этот день умер Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза Леонид Ильич Брежнев, бессменный лидер их великой страны, вождь и учитель страны развитого социализма, неустанный борец за мир и благоденствие.

По радио передавали красивую тихую музыку. Чайковский, узнал Сережа. И тут же незрелую еще голову пронзила мысль об отце. Хотя в доме на имя его было наложено табу, Сережа помнил сильные руки белозубого красавца, уроки плавания в Крыму, помнил, как покупали на феодосийском рынке фрукты, складывая их в большую плетеную корзину с двумя ручками, помнил, как ходил с папой на Главную елку страны в Кремль, и еще много чего помнил из той, прежней жизни с отцом…

Без слов Сережа схватил Юлю за руку и потянул за собой, бежал по лестнице вниз, перепрыгивая через ступеньки, совершенно не задумываясь, поспевает ли она. В раздевалке впервые в жизни Сережа толкнул женщину, громкую и сварливую нянечку Фаину, отказывавшуюся выдать детям пальто до конца уроков, сдернул с вешалки два похожих клетчатых пальтишки и, полуодетый, выскочил на улицу.