Марта Таро - Кинжал с мальтийским крестом Страница 6

– Это я, – выступила вперёд Алина и смущённо пискнула: – Как там Надин?

– Её светлость вместе с мужем отбыла в путешествие, – доложил моряк и протянул Алине конверт. Большой, стянутый чёрным шнурком бархатный кошель он держал наготове, ожидая, пока дама прочтёт письмо.

Евдоксию так и подмывало забрать деньги. Но вдруг моряк не отдаст? Тогда позору не оберешься… Она стиснула зубы, смиряя бушующую внутри злобу. Приходилось ждать, пока её бестолочь-сестра соизволит избавить чужого человека от этой золотой ноши. Алина закончила читать и спросила:

– Надин пишет, что уезжает на долгий срок. Вы знаете, куда они отправились?

– Нет, ваше сиятельство, мне об этом ничего не известно, – отозвался посланец. – Меня только попросили передать письмо и деньги.

– Возьми наконец-то кошелёк, – не выдержала баронесса. – Гость уже устал ждать, пока ты это сделаешь.

– Да, простите, – окончательно смутилась Алина.

Она взяла у моряка увесистый кошель и растерянно оглянулась по сторонам, не зная, куда его положить.

– Давай я подержу, – предложила Евдоксия и забрала деньги. Она любезно улыбнулась посетителю и уточнила: – Вы выполнили все поручения нашей племянницы?

– Да, ваше сиятельство. Позвольте откланяться.

Моряк щёлкнул каблуками, склонил рыжеватую голову перед каждой из сестёр и направился к выходу.

– Я провожу вас, – предложила Алина и пошла рядом с гостем.

Да, сестрице явно не хватало мужского внимания. Ей бы опыт Евдоксии, тогда б эта тихоня презирала бы мужчин. Но свою голову на чужие плечи не приставишь, и баронесса, взвесив в руке тяжёленький кошель, мысленно поздравила себя с решением финансовых проблем. Неприятный разговор с сыном откладывался до лучших времён. Прямо-таки подарок судьбы.

В гостиную вернулась Алина, и баронесса взялась за дело – если и ковать железо, так пока горячо.

– Что написала Надин? – поинтересовалась она.

– Просит, чтобы мы заказали Лив новые платья, а через два месяца отправили её в Петербург к графине Кочубей. Та как раз вернётся из Варшавы, куда поехала вместе с мужем.

Только этого Евдоксии и не хватало! Она просто взорвалась:

– С какой стати мы должны отправлять девушку к чужим людям?! Кочубеи ей – никто. У нас с ними нет никакого родства, и со стороны отца эта семья ей тоже чужая. Что за блажь? Лив живёт под присмотром в собственном доме, вот пусть здесь и остаётся, пока не вернётся её мать или не приедет бабка, в крайнем случае, замужние сёстры.

– Ты только не волнуйся, Евдокси! Тебе ведь вчера было плохо. Побереги себя. Мы всё сделаем, как ты хочешь! – воскликнула перепуганная Алина.

– Не думаешь ли ты, что я настолько забуду свой долг, что отпущу девушку, доверенную мне её матерью, под надзор чужих людей, причём в столицу, где так много соблазнов?! – распаляя себя, вопила баронесса.

– Что ты, Евдокси! Мы все знаем о твоём верном и благородном сердце. Не нужно так волноваться… Пока будут шить платья, пройдёт несколько месяцев, а там тётушка Мария Григорьевна вернётся.

– Я сама займусь этими платьями, – крепко зажав кошелёк, пообещала Евдоксия. – Я сначала одна съезжу на Кузнецкий Мост, выберу что-нибудь подходящее, а потом и вас возьму с собой.

Алина кивнула: она была согласна на всё. В дверях появился лакей с маленьким подносом в руках. На серебре белел одинокий конверт.

– Ваше сиятельство, только что принесли для вас от графа Литты, – доложил слуга. Евдоксия взяла письмо. Интересно, зачем это она понадобилась старому итальянскому лису?

Письмецо оказалось коротким – всего в несколько строк:

«Ваше сиятельство, любезная Евдоксия Николаевна!

Прошу Вас оказать мне честь и прибыть сегодня с визитом в мой дом в любое удобное для Вас время.

Искренне Ваш, Юлий Литта».

– Надеюсь, что всё хорошо, Евдокси? – влезла с расспросами Алина.

Баронесса сразу вспомнила, что кроме письма держит в руках и деньги, а вот их-то нужно было поскорее спрятать.

– Всё прекрасно, – отмахнулась она. – Я прилягу на часок, а потом поеду с визитом к графу.

Алина с облегчением вздохнула. Поддакнула:

– Отдохни, дорогая. Тебе необходим отдых, ты стала очень слаба здоровьем.

Сестра поднялась с намерением проводить Евдоксию до спальни, но в планы баронессы это не входило, и она распорядилась:

– Можешь не ходить за мной, займись лучше Лив. Мать так избаловала её, что никакие платья не помогут найти этой девушке достойного мужа. Озаботься её воспитанием, а я буду решать все остальные вопросы.

Сестра поклялась, что всё сделает как надо, и сбежала из гостиной. Баронесса же отправилась одеваться. Радость играла в её крови, как пузырьки в бокале с шампанским. Жизнь налаживалась! Евдоксия решила заглянуть на Кузнецкий Мост. Очередное платье она хотела купить для себя, а отнюдь не для глупой девчонки, оказавшейся лишь приложением к вожделенным деньгам. Ну а главное, она собиралась узнать, что же всё-таки понадобилось от неё старому интригану Литте.

Граф Литта не садился обедать: он ждал гостью. Юлий Помпеевич слишком хорошо изучил людей, чтобы ошибиться в своих расчётах. Баронесса Шварценберг прибудет с минуты на минуту – эта вечно нуждавшаяся в деньгах женщина не могла не проглотить его наживку.

«А ведь Евдоксия небось забыла, кто рекомендовал её князю Иоганну, когда тот решил поискать невесту для своего брата в России», – размышлял Литта.

Впрочем, развивать эту мысль не хотелось. Сердце до сих пор саднило при одном воспоминании о крушении их великой мечты. Тогда потерявший свою драгоценную Мальту орден госпитальеров поставил всё на русскую карту. Сначала дела шли прекрасно, и мальтийцам даже показалось, что они победили. Император Павел осыпал орден золотым дождём, а всё российское дворянство возжелало стать рыцарями. Однако этому счастью не суждено было продлиться долго: сумасбродного императора убили, а его наследник постепенно упразднил все орденские льготы и синекуры. Пожалуй, Евдоксия Румянцева оказалась одной из немногих, словивших изрядный куш во время краткого романа Мальтийского ордена с Российской империей. Конечно, князь Иоганн «прозрел» вместе со всеми остальными госпитальерами, но отменить уже ничего не смог – его брат успел обвенчаться со старшей дочкой графа Румянцева.

Литта поглядел на часы – гостья опаздывала. От нечего делать он прошёлся по гостиной и остановился перед своим портретом. Он красовался там в пышном парике и орденском плаще с мальтийским крестом. Граф почти равнодушно отметил, что от его прежней красоты ничего не осталось: природа не тронула лишь высокий рост, а всё остальное забрала, будто и не было. Вместо молодцеватой стройности появилась тучность, глаза заплыли, а когда-то волевой подбородок уже и не просматривался за складками жира. Впрочем, Литту его внешность давно не волновала, единственным, что задевало графа за живое, были деньги, власть и любимая внучка.

Юлия – свет в окошке, ребёнок, посланный судьбой на закате жизни. За одну слезинку своей ненаглядной крошки граф готов был убить кого угодно. Жаль только, что это не помогло бы изжить свалившуюся на семью беду. Литта лучше всех понимал, что виноват сам, ведь жениха внучке выбирал именно он, и теперь проклинал тот день, когда решил искать зятя среди наследников Светлейшего: первого человека империи при Екатерине Великой – князя Потемкина-Таврического.

Николай Самойлов – внучатый племянник Светлейшего – показался графу вполне подходящей кандидатурой. Литта встретился с его матерью и нашёл у сей почтенной дамы полное понимание всех выгод этого брака. Жадная и властная старуха обожала деньги, а своих детей держала в таких «железных рукавицах», что им и в страшном сне не могло присниться восстать против воли маменьки.

– Мой Ник будет счастлив просить руки вашей Жюли, – изрекла Самойлова, просмотрев список приданого.

Она оказалась права лишь наполовину, её сынок не только сделал предложение, но и женился, однако тут же сбежал из столицы в Москву, где теперь со скандальным размахом просаживал женино приданое.

Воспоминания о мерзавце Нике растравляли графу душу. «Не хочет жить в семье – не нужно! Пусть вернёт деньги – и катится ко всем чертям! Найдём новую партию, ещё лучше прежней», – размышлял Юлий Помпеевич.

Впрочем, не всё было так просто: деньги деньгами, но требовалось ещё и уговорить Юлию. Та, как все красавицы, увидев равнодушие мужа, задалась целью покорить его и, не получив желаемого, ужасно страдала. Сегодня Литта хотел устроить внучкины сердечные дела. Только действовать он собирался с оглядкой, чтобы на сей раз не прогадать.

Наконец-то лакей доложил о приезде гостьи. Юлий Помпеевич на радостях потёр руки: пока всё шло как надо. Он сам поспешил навстречу баронессе и, увидев необъятную, как гардероб, фигуру в чёрном, раскланялся и провозгласил: