Татьяна Устинова - Седьмое небо Страница 7

— Почему ты молчишь? — спросила мать, хотя у Лидии еще не было ни одной возможности что-нибудь произнести. — Я понимаю, конечно, что мои дела — это только мои дела и на помощь, даже самую минимальную, мне не приходится рассчитывать, но и тебе это могло бы быть интересно, Лидия…

Каждую субботу, если не было срочной работы, Лидия ехала на рынок и покупала продукты для матери, а потом полдня убиралась у нее в квартире и готовила нечто “объемное”, чтобы хватило до следующей субботы. Мать никогда не умела за собой ухаживать и искренне гордилась этим. Почему-то в ее представление об истинной интеллигентности и утонченности входила полная бытовая беспомощность. Ни разу в жизни Лидия не ездила в отпуск — мать просто умерла бы с голоду во время ее отсутствия, но ни за что не осквернила бы себя прикосновением к сковородке.

— Мам, — нервно сказала Лидия и закурила, — ну что ты… Я же все-таки тебе помогаю.

— Ты?! — изумилась мать. — Господи, она мне помогает! Чем? Дурацкими щами, которые ты варишь раз в неделю?! Ты вполне можешь их не варить, мне это совершенно не нужно! Разве ты делишь со мной мою… жизнь? Мои проблемы? Мои заботы и разочарования? Разве я обременяю тебя всем этим?! Ведь я не прошу тебя о чем-то… таком… примитивном, но съездить в Гамбург — это же… это же удача!

Так, значит, вот зачем нужен немецкий язык! Гамбург. Как бы осторожненько выяснить, что именно там будет происходить, в этом Гамбурге?

— Мам, а когда начинается этот… эта…

— Художественный форум? — подхватила мать. — Через две недели. Представляешь, Боря даже выхлопотал мне в том подразделении ЮНЕСКО, которое проводит форум, бесплатный билет. Тебе, конечно, придется за свой заплатить, но я уверена, что это будет очень полезно для твоей… журналистской писанины. О нетрадиционном искусстве сейчас так много пишут!

Художественный форум приверженцев нетрадиционного искусства в Гамбурге через две недели. Какая прелесть.

— Мам, я сейчас ничего сказать не могу, я даже не знаю, отпустят ли меня с работы.

— Ну что за глупости? — сказала мать снисходительно. — Никуда не денется твоя работа. Да я просто уверена, что твоего отсутствия никто и не заметит. Мы, люди творческих профессий, не можем так… закабаляться. Это неправильно.

“Она уже все решила, — поняла Лидия, — и теперь ни за что не отстанет. Так что в самое ближайшее время мне светит нетрадиционное искусство. По полной программе”.

— Мам, это ты творческий человек, а я просто работающая женщина. Делаю то, что мне начальство прикажет.

— А ты разве с ним не спишь, со своим начальством? — безмятежно спросила мать. — Не может же быть такого, чтобы твой любовник не отпустил тебя на недельку в Германию!

Лидии стало так жарко под шерстяным пледом, что загорелись щеки. Она спустила ноги с кресла и с раздражением откинула плед.

— Мам, он уже давно не мой любовник. И вообще я не хочу это обсуждать. Если смогу — поеду. Нет — значит, нет.

— Когда ты станешь матерью, Лидия, поймешь, как важно, чтобы твои дети тебя понимали и ценили. Я так и не узнала, что это такое — любовь и понимание взрослых детей, которым я отдавала все, которым я служила верой и правдой, для которых…

— Мама! — У Лидии заныло в левом боку, кажется, где-то неподалеку от сердца. — Я же сказала, что постараюсь! Я, честное слово, очень постараюсь, но точно обещать ничего не могу.

— Так я и знала, — прошептала мать и всхлипнула так, чтобы Лидия обязательно услышала, а потом положила трубку.

Лидия протяжно застонала и легла щекой на холодную поверхность стола.

Значит, Гамбург, неформальное искусство, и все это через две недели.

“Билет, конечно, придется купить, и отель тоже никто не оплатит. Две недели я буду, как машина-переводчик, бормотать то по-русски, то по-немецки, донося до заинтересованных сторон мнение друг о друге. Естественно, восторженное. Все эти форумы собираются исключительно, чтобы долго и цветисто хвалить друг друга, оптом и в розницу. Самое интересное и возбуждающее в этом деле то, что мне абсолютно наплевать на нетрадиционное искусство вообще и на немецкое в частности. Но боже мой, разве можно сказать об этом матери, не поссорившись с ней до конца жизни?! Я еще буду умолять ее простить меня за сегодняшний разговор и “равнодушное отношение”, и она, прежде чем простит, вею душу из меня вынет”.

— Мне нужно посмотреть почту и почитать про “Уралмаш”, — сказала она вслух. — Хватит изображать Веру Комиссаржевскую в последнем акте “Бесприданницы”.

Решительный тон не помог. Все равно ей было очень жалко себя — усталую, задерганную, перегруженную работой и странными отношениями с собственной матерью.

Нужно поесть, решила она. Когда поешь, жизнь кажется не такой мрачной. Одно-единственное нарушение режима — не в счет.

Через пять минут в кипятке булькали две огромные розовые сардельки, а Лидия, торопясь от голода, кромсала в миску помидоры, огурцы и чуть привядшие листья салата. Еще у нее были греческие маслины в банке, больше напоминавшей флакон для дорогих духов, соленые огурцы и в морозилке — покрытый толстым слоем инея древний батончик мороженого. И пошло все к черту!

Лидия накрыла на стол, поминутно таская из салата помидоры, выгрузила на тарелку толстую огненную сардельку, но до стола не донесла — откусила прямо на ходу, урча и причмокивая. Кошмар какой-то!

Разве может молодая интеллектуалка, столичная штучка и неземное создание поедать сардельку, как голодная подъездная кошка?

“Впрочем, никому нет дела до того, как я ем. Это просто замечательно — есть и не думать о том, что ты насмерть перепугаешь мужчину, которому пришла фантазия разделить с тобой ужин”. Игорь Леонтьев с Лидией никогда не ужинал, а те, что были до него, в счет не шли — это была далекая пионерская молодость, и там вообще все было по-другому, не так, как сейчас. Тогда почему-то казалось, что любовь должна быть непременно жертвенной, трудной и… вечной. Трудностей иногда не хватало, и их приходилось выдумывать. Да и с вечностью все оказалось как-то не так… однозначно.

Лидия усмехнулась, подъедая с тарелки все до крошечки.

Хорошо-то как, просто не верится, что может быть так хорошо. А впереди еще чай с мороженым!

С огромной, пышущей жаром чашкой и заиндевевшим мороженым она уселась перед компьютером. После еды моментально и непреодолимо потянуло в сон. Соблазн был велик, но наплевать на работу Лидия не могла.

Прихлебывая чай, она разбудила отдыхавший компьютер, подключила модем и стала дожидаться. Соединилось на редкость легко. В почте лежало всего три новых сообщения, одно, судя по обратному адресу, из ее родной газеты, а два других — от каких-то неизвестных адресатов.