Эдна Барресс - Под рябиной Страница 7

Мы были на площади в Ковент Гарден, толкаясь в полуденной толпе, наступая на ноги служащим и наблюдая уличные представления.

Два энергичных исполнителя брейк-данса лихо вскидывали свои черные конечности и тела в калейдоскопе красок, а пульсирующая музыка отражала настроение дня. Впервые я была просто девушкой, наслаждающейся моментом, не беспокоилась ни о прошлом, ни о будущем — просто была счастлива.

Мы купили печеной картошки, выпили вина в службе милосердия, подивились на фантазию в воске — магазин свечей, — бросили монетки двум не очень удачливым фокусникам в одежде панков.

— Как на континенте, — полуспросила, полузаключила я, когда мы сидели под цветным зонтом и отдыхали за кофе с рогаликами.

Рикки набросился на свой рогалик.

— Чуть-чуть напряженнее, менее свободно, — сказал он, избегая резкости.

Я нахмурилась. Это как серый Виндзор. Рикки усмехнулся:

— Я опять говорю что-то не то.

— Не всегда.

Ему не по душе бледность и мрачность Англии. Это мне понятно. Но что плохого было сейчас?

— Не надо идти в какие-то особые места, чтобы найти цвет, он — везде в моем краю, — объяснил он. — И мне больше нравятся ваши тихие местечки.

Это было только вступлением, его привычный стиль жизни еще заявит о себе. Холодный туман несчастья окутал меня. Темные глаза следили за мной. Он наклонился вперед.

— Я покажу тебе мой дом, Лорна. Приезжай в Вар. Приезжай летом. Я повезу тебя в горы, мы будем смотреть на синее море и слушать цикад. Я собираюсь летом работать неподалеку от дома.

Мне понравилось то, что я услышала. Франция рядом, ближе, чем Греция или Крит, всего два часа самолетом.

Мне еще больше понравилось, когда он сказал: «Я хочу, чтобы ты познакомилась с моими grandpere и gran'mere. Тебе они придутся по душе».

Моя душа парила, как на крыльях. План действий сверкнул передо мной прямо и ясно: пойду на курсы французского зимой — ведь у меня только школьный запас; поработаю над этим. Буду экономить и куплю самые модные наряды — а потом на Рождество у Мхэр родится ребенок. Жизнь прекрасна! Я бы не хотела сейчас очутиться ни в одном уголке широчайшего мира — только здесь; и никем не хотела я быть в тот момент — только собой.

Рикки задумался, сдвинув брови.

— Возможно, мы могли бы устроить так, что я вернулся бы сюда вместе с тобой. Мне все равно придется приехать сюда весной.

— Чтобы заявить права на наследство, — подзадорила я.

— Чтобы выяснить и уладить все проблемы с поверенным. Как это у вас говорится — покончить с недвижимостью?

— Закруглиться, — помогла я.

— Думаю, это займет много времени.

— Насколько я наслышана, всю жизнь, — ответила я далеко не несчастным тоном.

— Я покажу тебе это место, — предложил Рикки. И по его глазам было видно, что он действительно этого хочет.

— Здорово, — я чувствовала, как мои губы сами растягиваются до ушей в идиотской улыбке.

— Да, я еще не сказал тебе, — он помедлил над последним кусочком рогалика, держа его в длинных, худых пальцах. — Догадайся!.. У меня запечатанное письмо от тетки. Я имею право вскрыть его только в день двадцатидевятилетия, в следующем году.

— Восемнадцатого декабря, — вспомнила я.

Рикки открыто усмехнулся на мою тактическую вылазку, скрытое доказательство того, что все сведения о нем, потихонечку собранные мной, не забыты.

— Выходит, что ты — Стрелец, — я постаралась скрыть свой промах.

— Успех во всех начинаниях, нелегко обмануть.

— Или отчаянный зазнайка, — парировала я.

— А твой знак? — он сделал вид, что забыл.

— Я же говорила тебе в Кноссусе, когда ты мне преподнес вот это, — старательно наводила я его на мысль, указывая на браслет. — Ты же хотел подарить мне брошь с моим знаком зодиака.

— Да, да, февраль. Водолей. Мечтатель.

— Идеалист, — поправила я. — Интересно, что в том письме. — Немного с сожалением я перешла с интересных мелочей на более значимую часть разговора. — Вдруг она и правда была состоятельна, и под половицами ты найдешь свою удачу.

Рикки покачал головой:

— Поверенный предупредил, чтобы я ничего такого не ждал. Он знал ее положение. У тетки не было ничего, только дом — и насколько я помню, я никогда не представлял для нее большого интереса.

— Любопытно, что она хотела сказать тебе?

— Не уверен, что хочу это знать. Она явно оставалась эксцентричной особой до конца жизни.

Между нами легло молчание. Осеннее солнце было таким же ярким, толпа такой же красочной, шум — насыщенным. И в один момент для меня все исчезло. Я почувствовала себя одиноко, очень одиноко. Холодное, глубокое предчувствие чего-то плохого, как тисками, сжало все внутри.

— Ладно, восемнадцатого декабря будущего года я узнаю, — говорил Рикки. — Да, весной ты должна поехать со мной посмотреть коттедж, а потом я велю снести его, пока он сам не обвалился, — добавил он, смеясь.

Я рассмеялась вместе с ним, и красочные перспективы открылись передо мной, вновь поднимая меня ввысь, так что ничего не осталось от прежних страхов и предчувствий.

Глава 3

От аэропорта на такси я добралась до Йера, где меня ждал Рикки.

— Тебе понравится Йер, — сказал он. — Здесь тенисто, много пальм.

Странно жить в таком месте, где надо искать тень, а не солнце. Интересно, а как агенты по недвижимости рекламируют это местечко? «Прелестный коттедж с видом на север, солнце почти не заглядывает?» Сейчас, в начале марта, тепло было необычайно приятным. Я прогнала причудливую мысль, сознавая, что она волнует мой мозг только поверхностно, стараясь отвлечь меня от всех беспокойств, связанных с неопределенностью нашей встречи с Рикки, с тем, как я проживу эти две недели.

С самого начала поездки я была то наверху блаженства, то на меня нападала беспричинная тревога — насколько помню, я не могла оставаться спокойной. Мы переписывались всю зиму, тщательно, по крохам собирая сведения друг о друге. Рикки не соответствовал моим представлениям о спутнике жизни, не был тем, кого я искала. Зачем же влюбляться в кузнечика, если жаждешь заполучить муравья! Так я говорила себе, однако я здесь. И буду наслаждаться отдыхом.

Небольшая бамбуковая плантация простиралась вдоль дороги и возвышалась меж двух полей, как английская живая изгородь. Вид мне нравился. Да, зимние месяцы были напряженными, особенно Рождество. Перемены мне просто необходимы.

Ребенок Мхэр приурочил свое разрушающее появление к святкам, в 5 утра после всеобщего мучительного 48-часового ожидания.

Мне хотелось присутствовать там, быть участницей этой сцены. Это был бы мой шаг, шаг в семью, в счастливую семью, на которую я имела полное право. Но ведь была и Шейла. Одна моя половина хотела, чтобы родился мальчик. И я знала, что отец мечтал о мальчике. А другая трусливая половина надеялась, что будет девочка, чтобы смягчить горечь, которую будет чувствовать и выставлять напоказ Шейла.