Порочные удовольствия - Меган Марч Страница 10

– Я поняла. В глубине души я всегда знала это, но я не могу понять, почему ты не мог взять трубку и сказать мне, что планы изменились? Когда дело касается студии, я на коротком поводке. У меня нет другого выбора, кроме как следовать их правилам. В противном случае я пропала. Я сказала тебе, что подчинюсь твоим правилам, но когда ты рискуешь моей карьерой, потому что даже не можешь запомнить, что я связана обязательствами, я перестаю беспокоиться о том, чего хочешь ты.

Я указываю на окно, откуда открывается вид на подсвеченный фонарями театр «Мажестик».

– Вот моя жизнь. Это мой единственный шанс доказать себе, что я могу больше, чем подавать фастфуд игрокам в боулинг, которые спорят о том, кто может больше выпить пива и у кого больше яйца. Ты имеешь представление о том, как быстро я могу лишиться всего? И я окажусь там, откуда начинала. Но я не позволю, чтобы это произошло только из-за того, что я не приложила к достижению цели абсолютно всех сил, которые у меня есть.

– А что заставляет тебя думать, что я позволю этому случиться? Тебе об этом больше нет нужды беспокоиться.

В голосе Крейтона явственно звучит досада, но он все еще не понял меня.

– Черта с два. Из твоего брачного контракта ясно, что я все еще не могу рассчитывать ни на кого, кроме себя самой. Кроме того, я не для того достигла своего теперешнего положения, чтобы начать полагаться на то, что какой-то мужчина позаботится обо мне.

Крейтон склоняет голову набок.

– Холли!

Я откидываю голову и смотрю ему прямо в глаза.

– Нет. Ты не понимаешь. Как только ты поставил под угрозу мое будущее, игра закончилась.

Он хмурит брови, и лицо его застывает.

– Я отлично понимаю, что это не игра. И я также осознаю, что это я неправ, потому что забыл о твоих гастролях. Но это не означает, что я не горю желанием все исправить единственным известным мне способом.

Я полагаю, что он говорит о сексе, потому что, похоже, это единственный аспект нашего брака, в котором мы совместимы. Но все равно, это не означает, что мне должны нравиться его методы.

Я направляюсь в спальню, сажусь на край кровати, расстегиваю молнию на правом сапоге и швыряю его через комнату. Крейтон переступает порог комнаты, и сапог проносится в опасной близости от его головы. Это не входило в мои намерения, по крайней мере сознательно. За первым сапогом следует второй. Он ничего не говорит, когда сапог со свистом пролетает мимо его левого бока. Я бросаю взгляд на его лицо и вижу кривую усмешку. Я стаскиваю с себя носки, а потом берусь за молнию на юбке.

На этот раз его голос звучит спокойнее:

– Холли, что ты делаешь?

– Выполняю приказ. А на что еще это похоже?

Я стягиваю с себя юбку вместе с трусиками, а потом через голову снимаю топ. И каждый предмет моей одежды я швыряю ему под ноги.

Сдернув покрывало с огромной кровати, я взбираюсь на самую середину. Потом ложусь на спину и широко раздвигаю ноги.

– Это достаточно хорошо для тебя? Я достаточно раздета?

Крейтон подходит к кровати.

– Ты собираешься объяснить мне все это, или мне нужно гадать о том, чего ты хочешь достичь этой выходкой?

– Это не выходка. Я просто выполняю приказ.

Губы Крейтона изгибаются в хищной улыбке.

– Ох, Холли, ты знаешь, как соблазнить меня, в этом нет сомнений. Но я не думаю, что все пойдет так, как ты ожидаешь.

Я склоняю голову набок.

– Правда? Я подчиняюсь, ты трахаешь меня, я кончаю, потом ты кончаешь, а потом, возможно, мы повторяем все это.

Он берет покрывало и набрасывает на меня.

Хорошо, очевидно, я ошиблась.

– Из твоих слов следует, что ты считаешь меня очень предсказуемым, моя прелестная женушка. И я этого не потерплю.

Он обходит кровать, садится на краешек спиной ко мне и берет в руки трубку беспроводного телефона.

– Обслуживание номеров, пожалуйста. – Когда его соединяют, он говорит: – Бифштекс и филе. Средней прожарки. Два салата «Цезарь». – Потом он произносит какое-то слово, которое я принимаю за название дорогого вина, благодарит собеседника и кладет трубку.

Я прижимаю покрывало к груди и сажусь в кровати.

– Что, черт возьми, только что произошло?

Крейтон встает и поворачивается ко мне.

– Я решил съесть твою дырочку на десерт, а не в качестве аперитива.

У меня снова путаются мысли.

– Повторяю, что, черт возьми, сейчас произошло?

Крейтон не отвечает на мой второй вопрос и направляется к шкафу. Расправив рукава своей дорогой белой сорочки, он стягивает ее и вешает в шкаф.

– Черт, на нем джинсы. Как я могла не заметить этого? – бормочу я себе под нос.

Но, очевидно, мое бормотание не настолько тихое, чтобы ускользнуть от внимания Крейтона.

– Вероятно, виной тому вопящие фанаты, плохое освещение в автобусе и твоя сосредоточенность на том, чтобы просверлить в моей заднице еще одну дырку.

– Я не знала, что у тебя есть джинсы.

– Ты знала бы, если бы зашла в гардеробную, где висит одежда, которую я тебе купил.

Я замираю, крепко впившись пальцами в пушистое покрывало.

– Мне не нужно все это. Мне ничего не нужно.

– Даже гитара? – спрашивает он, пристально глядя на меня своими темными глазами.

– Я поблагодарила тебя за гитару.

– И все же ты оставила ее. Полагаю, это было жестом враждебности, а не практичным решением.

Я отказываюсь отвести глаза.

– Ты уже однажды купил меня, Карас. Тебе нет нужды продолжать пытаться купить меня еще раз.

– Гитара сейчас в самолете.

У меня сжимается сердце. Я полюбила эту сверкающую бирюзовую гитару. На самом деле, по-настоящему полюбила ее.

Я все еще решаю, что сказать Крейтону на это, но он говорит:

– Хочешь принять душ перед ужином? Его скоро доставят.

Я вспоминаю о десяти фунтах сценического грима на моем лице. Я почти удивлена, что он построил эту фразу как вопрос, но ни минуты не колеблюсь, вставая с кровати и направляясь к своему чемодану, чтобы достать туалетные принадлежности.

В душе я не спешу, снова проигрывая в уме все, что только что произошло, и пытаясь разобраться, что же это за человек, за которого я вышла замуж. И мне это не удается. Он непредсказуем, и мне кажется, что я сойду с ума, пытаясь разгадать его. Я не выхожу из ванной, пока не слышу, как