Отныне и навсегда - Роуэн Коулман Страница 14

– Я не могу оставить тебя в таком состоянии. – Вита мотает головой, в глазах читается упрямство.

– Я в норме, честно. – Потихоньку встаю. – Йоркширца какая-то головная боль не остановит.

– Но… – Она колеблется и опускает глаза, между бровями появляется небольшая складка.

– Мне пора, – повторяю я. – Со мной все хорошо. Прощай, Вита. Я очень рад, что мы встретились.

– Прощай, Бен.

Мы обнимаемся, Вита крепко сжимает меня, и на мгновение я ощущаю биение сердца под мягким теплом ее тела. Когда я отпускаю девушку, все вокруг воспринимается живее и острее, чувства обрушиваются на меня со скоростью цунами.

Я ухожу так быстро, как только могу.

Глава шестнадцатая

– Вита, ты как? Все еще расстраиваешься из-за того бедолаги? – спрашивает Анна. Она говорила без перерыва на протяжении последних нескольких минут, но я ни слова не услышала.

По правде говоря, я потрясена тем, как на меня повлияло короткое знакомство с Беном. Мы обнялись; я ощутила тепло его тела, видела пульсирующую венку на шее, чувствовала биение сердца. Как это всегда бывает, мне тяжело поверить, что в какой-то момент это все прекратится и человек исчезнет. Уйдет бесследно. Кажется, что такое невозможно, хотя уж я-то должна понимать, что это не так.

– Да, извини, есть такое, – я переключаю свое внимание на Анну и выдавливаю улыбку. – Я внимательно тебя слушаю, честное слово.

– Ты так много работаешь, особенно последние несколько недель. Сделай небольшой перерыв, если нужно, – мягко говорит она. – Я понимаю, что тебе не хочется в отпуск, когда открыта выставка, но пара выходных никому не повредит, – она указывает на картину Мадонны с младенцем, Святой Анной и Иоанном Крестителем, с докладом о которой я должна выступить перед посетителями Национальной галереи. – Скоро наступит небольшое затишье, извлеки из него максимум пользы.

– Спасибо, Анна, – вяло улыбаюсь я.

– Нам всем время от времени нужен отдых, – говорит Анна, похлопывая меня по руке, и поднимается. – Ты всегда можешь со мной поговорить.

– Знаю, – киваю я. – И я тебе за это благодарна.

Анна бросает еще один пристальный взгляд и выходит, оставляя меня в одиночестве. Все силы уходят на то, чтобы не уткнуться лбом в поверхность стола, куда падает солнечный свет, и не заплакать.

Бен взбаламутил спокойные воды моей жизни, воскресив воспоминания обо всех утратах. Чувствовать и помнить опасно – так разрушаются слои защиты, которые я так бережно выстраивала, а за ними прячется одна лишь боль. Я попрощалась с Беном час назад и теперь понимаю, что я не против этой боли. Она напоминает мне, что я живу, и я внезапно чувствую благодарность, хотя долгое время презирала жизнь. Я благодарна, потому что все, чего хочет Бен, – просто жить дальше, но он этого лишен.

Какое облегчение – остаться одной в белой комнате, обшитой панелями. Тишину нарушает только шум дороги, доносящийся через длинное окно. Компанию мне составляет картина матери с ребенком. Да Винчи в лучших своих проявлениях – спонтанный, ласковый и бесконечный. Видна рука мастера. Это не мультяшное изображение, как многие его воспринимают, а набросок. Набросок Мадонны, Иоанна Крестителя у нее на коленях и Анны, матери Марии, сидящей рядом, пока малышка играет со своим двоюродным братом. Казалось бы, просто фигуры, написанные углем и мелом на полотне, сшитом из обрывков холста, но именно эта картина играет особую роль для христианского мира. Как оно и бывает с да Винчи, все гораздо глубже, чем видится вначале. Эта работа – портрет материнства: Анна смотрит на свою дочь, зная, что ей придется пройти через ужасные потери; в ласковой улыбке Марии читается сладкая печаль, словно она предвидит будущее, в котором потеряет детей по воле Бога и человека. Это выражение лица матери, которая осознает, что ребенок недолго будет оставаться рядом с ней.

Я знаю, что такое потеря. Давным-давно, в другой жизни, еще до того, как я освободила себя, я была женщиной, хватавшейся за то, что она не могла удержать.

Быстро выключаю белый экран и поворачиваюсь к нему спиной. Я отпустила эту часть своей жизни, потому что запрещала себе думать о ней, изо всех сил стирая из памяти то, что со мной сделали Бог и человек. У меня не было выбора. Я должна была выжить и двигаться дальше.

Еще задолго до встречи с Домиником я родила мальчика. Сына у меня забрали раньше, чем ему исполнился день.

Что-то в выражении лица Марии заставляет воспоминания подниматься из самых темных глубин. Внезапно я вижу моего ребенка в мельчайших деталях: сияющая кожа медного оттенка, темный пушок на голове, руки сжались в маленькие кулачки, а он сам решительно жмурится, встречая рассвет своей жизни.

Он родился в голубоватом свете раннего утра. Длинные серые тени ползли по комнате, за окном – сельская местность цвета жженой умбры. Я была так молода. В руках уютно устроился мой сын, маленький, но идеальный, готовый к любым возможностям, какие предоставляет жизнь. Помню, как он прижимался к моей груди, и его ушко в виде спирали Фибоначчи. Потоки любви, которые я ощущала к нему, стерли все болезненные, отчаянные и жестокие события, ставшие причиной его появления. Мой драгоценный малыш, которого я полюбила еще до того, как увидела, и с кем я готовилась попрощаться еще до того, как мы встретились.

Тени стали длиннее, пылинки в воздухе начали подсвечиваться золотом восходящего солнца, и какое-то время мы с моим мальчиком нежились в приятном тепле. По небу разлились ручейки расплавленной меди, когда день стал подходить к концу.

Ноги свело судорогой, мочевой пузырь протестовал, спину ломило, между ног не переставая шла кровь. Но я не шевелилась и не отпускала сына, зная, что совсем скоро его заберут, и я больше не буду его мамой.

Когда она пришла за ним, луна висела высоко в небе.

– Куда вы его забираете? – спросила я, отворачивая сына от ее протянутых рук.

– В хорошее место, – сказала она. – Он будет в безопасности, и его будут любить.

Ее слова меня не утешили. Мое материнство подходило к концу. Я не была готова.

– Разве он не может остаться со мной? – умоляла я. – Клянусь, я все сделаю так, как надо, только прошу, не забирайте его.

– Нельзя, – просто ответила она. – Пора.

Я осыпала его лицо поцелуями и шептала обещания.

– Я тебя никогда не забуду, – сказала я. – Буду рядом всю твою жизнь, даже если ты не увидишь меня и не узнаешь. Клянусь, я буду с тобой. Я каждый день буду думать о тебе