Как найти любовь в книжном магазине - Вероника Генри Страница 21

Джексон пожал Яну руку, дерзко подмигнув ему, как заправский ловелас:

– Можешь на меня положиться. К концу месяца «Найнтингейл букс» будет нашим.

После встречи с Яном Джексон поехал в «Райские сосны», где он жил со своей матерью Циллой. Он не собирался рассказывать ей об уговоре с Яном, потому что она бы его не одобрила.

Он ненавидел это место. Отвратительная дыра. Его рекламировали как райский уголок для тех, кому за пятьдесят пять. «Ваш собственный кусочек рая: умиротворение и спокойствие в пригороде Котсуолда!»

Это была настоящая свалка.

Никто уже не обращал внимания на то, что на парковке у въезда на территорию стоял ржавый мусорный контейнер, окруженный брошенными машинами и мусорными баками, и сидел на привязи стаффордширский бультерьер, который олицетворял «безопасность», обещанную в брошюре («Спокойствие двадцать четыре часа в сутки и крепкий ночной сон!»).

Джексон проскользнул мимо сторожки, где сидел Гарви, следящий за входом и выходом на территорию. Гарви весь день жрал доширак и смотрел порно на ноутбуке. Он должен был проверять посетителей, но пройди тут хоть сам Джек-потрошитель, Гарви и глазом бы не моргнул. Он также был обязан принимать посылки для жителей, решать вопросы, связанные с обслуживанием участков, и вообще быть надежным помощником на все руки. Вместо этого он злобно зыркал по сторонам, своим видом напоминая каждому здешнему жителю, что он – это все, чего они заслуживают в жизни.

Гарви был тучным, с одышкой и вонял, как подросток, с которым никто не сел бы за одну парту. Джексона от Гарви просто выворачивало. Цилла говорила, что он ей нравится, но Цилле все были по душе. Она никого не осуждала.

Джексон часто спрашивал себя, как так получилось, что он совсем не похож на мать. Ему никто не нравился. Во всяком случае, сейчас.

Кроме Финна, конечно. И Вулфи.

Он пошел дальше по «тропе здоровья», которая вела к дому его матери. Это была заросшая сорняками тропинка, посыпанная тонюсеньким слоем древесной коры, чтобы не сбиться с пути. Никакого здоровья тут не наблюдалось, и Джексон не раз видел, как в сорняках сновали крысы. Надо бы как-нибудь пустить сюда Вулфи, хотя на территории садоводства полагалось держать собак на привязи. Вот бы ему тут было раздолье! Но смысл? Жильцы оставляли свой мусор разлагаться на улице. Крысы вернулись бы в считаные секунды.

Ограждение вокруг небольшого газона у каждого дома проржавело, трава выгорела и поредела. Дорожки должны были освещаться фонарями, но ни один из них не работал, и столбы поросли плющом.

Возможно, когда-то здесь все было именно так, как описывали в брошюре. Трава была зеленой и подстриженной, а территория – безупречной. Возможно, хозяева гордились своими домами.

Джексон был в полном отчаянии, когда мать рассказала ему о том, что натворила. Ее надули. Затащили в рекламную палатку, угостили бокалом копеечного шипучего вина и одурачили. Прыщавый юнец в дешевом костюме и белых носках убедил ее, что «Райские сосны» – лучшее место для вложения сбережений. У Циллы были сбережения, потому что она всегда была экономной. И Джексона потрясла ее наивность. Неужели она не понимала, что дома потеряют в цене, как только высохнут чернила на подписанном контракте? Разве не видела, что плата за управление будет непомерно высокой? Неужели не понимала, что никто не станет следить за территорией, после того как все дома сдадут в аренду? Как афера, это было гениально. Но от мысли, что теперь его мать будет вынуждена доживать здесь свои дни, Джексона трясло. Никто не хотел покупать дома в «Райских соснах». Ходили слухи, что сюда едут умирать. В шаге от кладбища.

И вот теперь он жил с матерью в месте, которое ненавидел. Предполагалось, что это будет временным решением. Когда Мия выгнала его из дома два года назад, Финну было три, и Джексон думал, что через какое-то время она позволит ему вернуться. Сейчас он понимал, что просто не готов был стать отцом. Осознание того, что ребенок – это навсегда, стало для него шоком. И он начал отлынивать от семейных обязанностей: поздно возвращался с работы, заходил по дороге в паб, напивался…

Но если быть честным, Мия тоже изменилась. Материнство сделало ее беспокойной, резкой. Она слишком суетилась, переживая за сына, и Джексон не раз говорил ей, чтобы она перестала волноваться. Из-за этого они ссорились. Он все больше времени проводил вне дома, ему не хотелось возвращаться к ссорам, неодобрению и слезам (обычно Финна, иногда Мии). Он старался как мог, но Мия все равно была вечно недовольна. Так что проще было держаться подальше от нее.

Потом она его выгнала. Он тогда вернулся домой в час ночи, а до этого она четыре часа мучилась с Финном, которого рвало, дважды меняла ему постель и наконец взяла к себе в кровать, чтобы хоть немного поспать. Джексон попытался возражать – откуда ему было знать, что Финн приболел? Но он знал, что был не прав, и получил по заслугам.

Он думал, что это только временно, что Мия всего лишь решила его немного встряхнуть. Но она не захотела, чтобы он возвращался.

«Без тебя легче, – сказала она. – Легче все делать самой, так никто тебя не разочарует и не обидит. Прости, Джексон».

Он не стал стучать в хлипкую белую дверь, просто толкнул. Его мать стояла в темноте. Вулфи лежал у ее ног, но вскочил, как только Джексон вошел в помещение. Хоть кто-то был рад его видеть. Джексон взял Вулфи, когда осознал, что Мия не пустит его обратно. Он отправился в приют для брошенных собак и стал выбирать между джек-расселами, колли, мастифами. А потом заметил бедлингтон-терьера: тот стоял в дальнем углу, слишком большой для их дома и до смешного неряшливый. Джексону подумалось, что он и сам как этот терьер: в глубине души добрый и верный пес, но уж очень непоседливый… Разве он мог устоять?

Мама обрадовалась ему не меньше, чем Вулфи. От счастья у нее светилось лицо и сияли глаза. Джексон каждый раз поражался тому, какая же она хрупкая. Он не хотел признаваться себе, что мама не молодеет. В его намерения входило приготовить для нее ужин. Он не был великим кулинаром, но на полученные деньги купил курицу и овощи.

Мама всегда гордилась, что готовила нормальную еду, когда он был маленьким, но после третьего или четвертого брака готовка перестала ее интересовать.

Ему не хотелось смотреть на свою некогда прекрасную мать, сидящую в кресле и похожую на больную птицу. Не хотелось смотреть на ее волосы, некогда темные и блестящие. Теперь она