Шведское солнце и пармезан - Кристоффер Хольст Страница 26

– Что-то связанное с вашими воспоминаниями?

– Не знаю. Возможно. Я вижу перед собой пляж.

– Чудесно. А где находится этот пляж?

– В Таиланде, кажется. Но я там уже лет десять как не был.

– Вы ели много фруктов в Таиланде?

– Да. Только этим и занимался. Я был там с моей… бывшей. Каждое утро мы вставали и шли на веранду отеля с видом на море. Помню, море было таким жутко зеленым – прежде я никогда не видел столь зеленого моря. Наш завтрак растягивался на долгие часы. За всю свою жизнь я никогда не ел столько фруктов. Свежие ананасы каждое утро и…

Внезапно глаза Расмуса расширяются. Он внимательнее принюхивается к содержимому бокала. После чего смотрит на Хильду блестящими глазами. Но на этот раз она не отводит взгляда.

– Ананас! Пахнет ананасом!

Хильда улыбается, мучительно осознавая, как внутри нее что-то зудит.

– Да, – отвечает она. – Действительно пахнет ананасом. Отличная работа.

– Разве может белое вино пахнуть ананасом?

– Значит, может, раз вы чувствуете. На то оно и вино.

Он выглядит таким довольным, думает Хильда. Таким оживленным. И она понимает его. Пусть она гурман, и еда с напитками всегда была для нее родной стихией, поначалу она тоже боялась мира вин, когда принялась его исследовать. Ведь он такой большой, пугающий и сложный, но стоит шагнуть в него – как он оказывается совершенно бесподобным. Хильда смотрит, как Расмус снова нюхает содержимое бокала, делает глоток и долго смакует вино, прежде чем проглотить. Она думает о том, что они могли бы сидеть вот так рядышком и вечерами напролет обсуждать вкусы, ароматы и воспоминания. Но резкий возглас с другого конца стола заставляет их обоих испуганно вскинуть головы.

– ДА НАСРАТЬ Я НА ЭТО ХОТЕЛА!

Хильда вздрагивает, на секунду ей кажется, словно весь сад моментально притих. Перестали щебетать птицы, и компания за длинным столом умолкла. Только из портативных динамиков продолжает литься голос Эроса Рамаццотти. Хильда растерянно оглядывается. Кто же это крикнул? Сестра Расмуса? Паула? О боже, она же не может вот так просто свернуть их тур? Теперь, когда они только начали?

Нет, это не они. Это одна из пожилых дам. Марианна, вот кто кричал. Она стремительно вскакивает. Ее цветастое платье цепляется за край деревянного стола и с треском рвется, на животе появляется дырка.

– Вот черт!

Марианна прикрывает рукой бледную кожу живота и решительным шагом покидает собравшихся. Вся компания в растерянности наблюдает, как она сердито поднимается по ступенькам крыльца, после чего дверь в пансионат Флоры захлопывается с таким грохотом, что эхо от удара проносится над всем Орегрундом.

Наступившая следом тишина дрожит над тарелками с ризотто словно вспугнутое привидение, растревоженный призрак. Обведя взглядом участников тура, Паула в волнении добавляет еще вина каждому в бокал. Но все продолжают молчать. Наконец Пия осторожно кашляет.

– Прошу простить мою подругу.

Хильда замечает, как Расмус косится в ее сторону. Наверное, он тоже спрашивал себя, кем доводятся друг другу эти женщины: сестрами или подругами. Теперь они знают это наверняка.

– У нее такой… юмор.

Хильде тут же становится жаль Пию. В отличие от своей дородной цветущей подруги она выглядит совсем невзрачной. Короткие светлые волосы. Тощая, словно хлебная палочка гриссини. Впалые щеки. Пия печально смотрит на ризотто в своей тарелке, и Хильда обращает внимание, что всего за несколько секунд шея старушки покрылась алыми пятнами.

– Ничего страшного, – говорит Паула с легкой улыбкой. – У всех у нас бывают плохие дни!

Компания за столом дружно кивнула, как бы поддерживая Пию. Но та даже головы не подняла.

– Хотя Марианна все же перегнула палку, – тихо бормочет она.

Голос Эроса Рамаццотти умолкает, и в паузе, пока не началась следующая песня, в саду повисает мучительно-неприятная тишина. Хильда сглатывает. Когда же кто-нибудь заговорит? Почему нельзя просто что-нибудь сказать? Что-нибудь такое, чтобы все снова стало хорошо, чтобы Хильда смогла возобновить свой разговор с Расмусом об ароматах вин. После нескольких минут вздохов и скребущего звука вилок по тарелкам слово берет сестра Расмуса:

– Мы сегодня вечером идем на пристань. Кто-нибудь хочет пойти с нами? «На мысу» будет живая музыка. И два входных билета по цене одного!

Глава 25

Расмус

Если рай существует, то он похож на шведский летний вечер у моря. По крайней мере, Расмус всегда так думал. Но вот переживать нечто подобное ему не приходилось уже очень давно.

Прошлым летом Карина и Андерс каждый вечер проводили в саду вместе с Юлией. И в этом нет ничего удивительного, все так делают, когда наступает пора отпусков и все магазины ломятся от угля для гриля. «Не хочешь выйти подышать свежим воздухом? – каждый вечер спрашивала его Карина. – Перекусить с нами? Выпить бокал вина и посмотреть на выступление Юлии?»

Для большинства детей «дать выступление» означает исполнить небольшой танец или несколько раз пройтись колесом. Однако в случае Юлии зрителей ждет импровизированный двадцатиминутный доклад о психологических травмах.

И все прошлое лето Расмус почти каждый вечер отвечал отказом. Ему было тяжело покинуть диван. А уж сама мысль о том, чтобы выбраться во внешний мир, вгоняла его в дрожь. Поэтому он оставался лежать. Но Карина все равно оставляла дверь веранды открытой, чтобы он мог почувствовать запах дыма и ощутить ароматы разнообразных маринованных продуктов, запекаемых на гриле.

Расмус помнит свои первые годы в составе «Роз Расмуса». Как они гастролировали по всей Швеции на своем автобусе. Июнь, июль, август. Он помнит все шоссе, все придорожные забегаловки, всех потных музыкантов. Хенке с трубой, Бассе с бас-гитарой, Туббе с электрогитарой, Эрика на пианино и на подпевке. И он сам, солист их ансамбля. Помнит танцующих вокруг людей всех возрастов, неоновый свет прожекторов, акустический фидбэк [15] и крепкий запах пролитого пива. Радостные лица, смех, поцелуи. Но прежде всего он помнит, как по окончании выступления ускользал подышать свежим воздухом. В те времена он еще курил. Каждый вечер они оказывались в новом городе, но их распорядок оставался все тем же. Он помнит, как тлела между пальцев сигарета и какими запахами полнилась летняя ночь. Светлая и полная надежд летняя ночь.

Это было до того, как он влюбился. И до того, как все потерял.

Но сегодня вечером, здесь и сейчас, Орегрунд похож на самую настоящую сказку. Расмус и Карина идут по асфальтированной дороге к гавани, остальные тащатся позади.

– Мне кажется, он на меня запал, – шепчет Карина на ухо брату.