За год до смерти я встретил тебя - Ао Морита Страница 31

К тому времени, как она добралась, Харуна пришла в себя. Всего на несколько минут, но она звала меня. Потом наступила дыхательная недостаточность, и девушка испустила дух.

Пока Харуна спала, я видел десятый сон. Единственный раз забыл снять телефон с беззвучного режима.

* * *

Похороны состоялись через несколько дней, в особенно холодный день, когда выпал первый снег. Ее мама разрешила нам сопроводить ее даже в крематорий, потому что мы оставались с дочерью до конца. Правда, я не выдержал и ушел до того, как тело сожгли.

Не хотел видеть ее кости.

По дороге домой завернул в парк, стряхнул снег с качелей и присел на них. Качался и плакал.

Харуна прожила всего семнадцать лет.

Конечно, кажется, что это много времени. Но для целой жизни – слишком мало.

Была ли она счастлива? Успела ли сделать все, что хотела?

Я вздохнул: ну конечно нет.

Вот и я тоже скоро умру. Жизнь совершенно не задалась. С самого рождения и до смерти – ничего хорошего.

Нам с Харуной выпало на долю много несчастья. Только и всего.

Я снова вздохнул и освободил качели, как вдруг зазвонил телефон.

Вытащил его из кармана, взглянул на экран. Звонила Миура. Опять будет кричать. Но все же я решил ответить.

– Ты куда делся? Взял и ушел, вот придурок.

– Прости.

– Ладно, мне-то что. Но тут тебе надо кое-что передать. Ты далеко?

Мама Харуны передала Миуре письма. Одно для нее самой, другое для меня.

Я вернулся к ритуальному залу. Письмо Харуна написала на альбомном листе и сложила вчетверо.

Едва добравшись до дома, я уединился в комнате и раскрыл послание.

Короткое. Под текстом девушка нарисовала три разноцветные герберы: красную, оранжевую и желтую. Казалось, потрешь бумагу – и карандаш исчезнет. Грустно, но все равно очень красиво.

«Акито-кун,

Я так рада, что мы познакомились.

Ты превратил страдания в радость.

Приходил каждый день и привел Аю-тян. Я очень благодарна. Спасибо.

Я насмеялась на всю жизнь.

И на всю жизнь пролила слез.

Хотела поскорее умереть, но ты научил меня жажде жизни.

Благодаря тебе я набралась духу бросить вызов болезни. Потому что хотела провести с тобой больше времени.

Но я оставляю это письмо на случай, если со мной вдруг – вдруг! – что-то случится. Здесь я напишу все, что хотела сказать.

Ты подарил мне счастье.

Поэтому ты тоже свое найди, хорошо?

Проживи за нас обоих.

Буду молиться, чтобы ты поднялся ко мне на небеса попозже.

Жду нашей новой встречи, но только когда ты станешь седым дедушкой.

И последнее…»

На этом письмо обрывалось.

Я перевернул лист, но продолжения не обнаружил и там.

Что же такое последнее она хотела сказать?

Неужели Харуна потеряла сознание, пока писала письмо? Или не потеряла, но прервалась, чтобы передохнуть, да так и забыла? Я усмехнулся: с нее бы сталось.

Не знаю, что она пыталась передать мне напоследок, но довольно и того, что Харуна счастлива.

Она ведь написала, что рада нашему знакомству. Я сам раз за разом счастливо перечитывал письмо, проводил пальцем по герберам, и опять наворачивались слезы.

Даже через неделю после похорон я не отошел от смерти Харуны и совершенно не думал о том, что же будет дальше. Только вспоминал наши с ней разговоры и плакал каждый вечер.

Вот и в тот день я перед сном думал о Харуне.

«Я буду бороться за каждый денечек. За каждый день, час, минуту и секунду».

Ее слова никак не выходили из головы.

Я все тщательно взвесил и решил… Пойду на операцию.

Подумал, как бы поступила Харуна. Если бы ей предложили хирургическое вмешательство, которое продлило бы ей жизнь на несколько лет, то она без колебаний согласилась бы. Если я не попытаюсь, то она разозлится, ведь ей-то даже возможности такой не дали.

Не сомневаюсь, что она бы велела мне соглашаться, если бы только я все ей рассказал. Ведь она поставила себе целью прожить столько, сколько получится. И приложила к этому все усилия. Я тоже должен вступить с болезнью в бой.

На следующий день, когда отец вернулся с работы, я спустился в гостиную и позвал родителей. Они сразу заметили, что со мной что-то не то, и напряглись.

– Я все-таки хочу попробовать с операцией. Я понимаю, как это дорого и хлопотно, но хочу… Можно?

– Конечно! – тут же воскликнул отец.

– Какие хлопоты? И про деньги не думай. Давайте как можно скорее попросим у доктора Кикути письмо, – обрадовалась мама.

– Я жалею, что раньше не согласился. Простите, что затянул. И спасибо вам огромное. За все, что сделали, и все, что я на вас взваливаю.

Мама зажала рот ладонями и заплакала. Вот, опять я довел ее до слез. До чего неблагодарный сын.

– Глупости, даже не думай. Как же здорово, что ты согласился. Мы так рады.

– Мне один человек сказал, что лучшая благодарность родителям – бороться за каждый день, час, минуту и секунду жизни.

Глаза у отца округлились, но затем он улыбнулся:

– Так и есть. Да, совершенно верно.

Он тоже заплакал. Снял очки, ущипнул себя за переносицу и сбежал в ванную, чтобы никто ничего не заметил.

Я спросил у невидимой Харуны в глубине души: «Я правильно поступил?»

«Правильно», – ответила, как мне показалось, она.

* * *

Операцию провели сразу после Нового года.

В больницу меня положили на пару дней раньше, чтобы взять все анализы. Притом такую великолепную, что и на больницу-то она не походила. У меня даже чуть-чуть отлегло.

По результатам точного обследования оказалось, что вероятность успеха еще меньше прогнозов. Где-то тридцать-сорок процентов, как нам хмуро сообщил тот самый важный врач. Но одновременно объяснил, что без операции опухоль, которая и без того выросла в очень неудачном месте, разрослась бы, перекрыла кровоток, и я мог скончаться мгновенно.

Предполагалось, что меня подключат к аппарату искусственного кровообращения и временно остановят мне сердце, чтобы частично удалить опухоль. Потом еще долго что-то объясняли на своем врачебном языке, я ничего не понял.

Чтобы подбодрить меня, врач сказал, что в случае успеха я проживу на несколько лет дольше, а успеха он добьется обязательно. Но никакой, даже самый умелый хирург не мог меня успокоить.

Мне же никогда не везет. Будь даже вероятность успеха операции девяносто девять процентов, я бы и то сидел как на иголках. А что