Каждый день декабря - Китти Уилсон Страница 37

Мне не хочется додумывать эту мысль, но невольно приходит на ум, как все-таки странно все складывается в жизни. Разве мог я представить, глядя на Белл на семинарских занятиях – в те редкие дни, когда она появлялась в университете, – что эта дикая и отчаянная гедонистка однажды станет мне другом, окажется на нашей кухне и будет помогать моей маме осуществлять ее рождественское желание.

О, если б мой отец взглянул, как я![37]

Двадцать второе декабря

Белл

Я спешу по улице под пронизывающим ветром – глубже утыкаюсь лицом в шарф и ниже натягиваю шапку на уши. Я представляю, как они краснеют, потом синеют и наконец отваливаются. Адски холодно.

Всю дорогу до Сент-Маркс-роуд я развлекаю себя игрой в волшебного дракона Пыха. В такую погоду у нас с Роуз это была любимая игра: мы выдыхали облачка теплого воздуха и представляли, будто мы – драконы. Действо сопровождалось страшными драконьими рыками, которые я сейчас держу при себе. В нашем околотке чего только не услышишь – мама терпеть не может этот район, брезгливо морщит нос и всегда говорит что-то вроде: «Ведь можно же жить в Клифтоне или Котэме – там, где поцивилизованнее, детка», – но даже здесь громкий драконий рык будет явно не к месту.

А я люблю этот район, наверное, по тем же причинам, по которым мама его не выносит. В нем бурлит жизнь и конгломерат людей, с которыми постоянно сталкиваешься и начинаешь дружить. Сейчас Рождество, и кругом украшения в окнах домов, и вся улица радостно оживленна. Так же было в прошлом месяце на Дивали, и на отмечавшийся ранее Большой ифтар. Все собираются, угощают друг друга, слушают музыку и вместе празднуют. Мне это очень нравится.

Я иду мимо мини-маркета и машу Темперанс. Она надзирает за Инносенсом, который, сидя на корточках, баллончиками рисует рождественский вертеп на оконном стекле, закрашенном белилами. Темперанс стоит за его спиной, темпераментно размахивает руками и костерит его почем зря:

– Талант, данный Богом, нужно использовать на то, чтобы люди поняли силу Его слова. Аллилуйя!

Момент идеальный: на ее «аллилуйя!» я делаю «дай пять!» и двигаю дальше. Сейчас я поворачиваю на Сент-Маркс-роуд и держу курс на «СвитМарт» – магазин сластей и пряностей, где планирую купить для отца специи, которые он использует дома. Теперь, когда у меня есть деньги, я готовлю ему рождественскую корзинку с ингредиентами и надеюсь найти то, что он оценит по достоинству и что вряд ли продается в других местах.

На стенке стоит коробка с елочными игрушками – я притормаживаю, копаюсь в ней и нахожу маленького раскрашенного оленя. Он выглядит таким старым, и в то же время кажется, что им очень дорожили. Я сразу влюбляюсь в него и кладу себе в сумку. На моей елке он будет смотреться идеально. Потом мой взгляд выхватывает другую очень старую игрушку – шерстяную лисичку, похожую на древнего плюшевого мишку. Местами она в заплатках – там, где шерсть вытерлась, и немного колючая на ощупь, а еще без одного глаза, но почему-то – помимо нездоровой зацикленности – напоминает мне Рори. Мне кажется, что ему понравится это старое чучелко, я просто в этом убеждена. И я отправляю ее в сумку к раскрашенному оленю.

Сегодня утром позвонила мама и сообщила, что папа дома, успешно прошел курс реабилитации и уже повстречался с психотерапевтом, которого нашел Рори. Видела ли я фотографии в прессе, на которых запечатлена их беседа? Он выглядит очень серьезно. По ее мнению, это, безусловно, большой шаг вперед.

Я не стала распространяться о том, что блокирую материалы об отце в своей новостной ленте. И о том, что, на мой взгляд, реабилитационный курс должен быть гораздо длительнее – по моим подсчетам, папу должны были продержать до сочельника.

Я лезу в Google, и быстро выясняется, что фотографии делала не пресса, а мама, которая пряталась за перелазом в конце сада. Оно и понятно: зачем идти на прогулку с психотерапевтом, особенно в декабре, как не ради фотографий? Мда, эти двое стоят друга.

Я благодарна Рори за желание помочь. Специалист, которого он нашел, упакован дипломами и рекомендациями по самую макушку, в клиентском списке у него значатся как минимум двое из «Роллинг Стоунз», а папа очень падок на все «звездное». Если бы не настойчивость Рори, он бы никогда не отправился на реабилитацию и не встал на путь трезвости. Хотя я сомневаюсь в серьезности его намерений и не уверена, что наши семейные проблемы решаются настолько просто.

Но начало положено, и есть вероятность, что папа прислушается. Я уповаю на «откровение по пути в Дамаск» – авось, до папы дойдет, что ему (да и всему женскому населению планеты) будет лучше, если он окончательно завяжет с пьянством. Особых надежд я не питаю, но, проснувшись сегодня утром, на мгновение потешила себя фантазией, как вручу ему рождественский презент, а он прослезится и поймет, что относился ко мне довольно по-свински. Эгоистично, да, но кому не хочется отцовского одобрения? Особенно когда это одобрение настолько запоздало!

Отсюда такой сдержанный энтузиазм в связи с предстоящими закупками.

Я поворачиваю за угол – старая церковь с каменными стенами и древними деревьями смотрится очень по-рождественски, а находящаяся рядом мечеть отсвечивает золотом и выглядит нарядно. Когда я иду мимо «Тхали», мне на ум снова приходит Рори. Я достаю телефон и, не снимая варежек, набираю сообщение. Задача не из простых.

Как все прошло у мамы?

Я полагаю, что все в порядке, это просто проявление дружеского внимания. Кроме того, я хочу узнать, что выяснилось на операции. Я не убираю телефон, потому что как только сообщение уходит, на экране сразу появляются точки – Рори пишет ответ. Разумеется. Не припомню случая, чтобы он заставлял меня ждать.

Благодаря ему я узнала, что на свете есть порядочные, заботливые и благородные мужчины. И хотя такого, как Рори, мне не видать – это я знаю точно, – но он помог мне совершить монументальный шаг на пути к здоровому взрослому будущему.

Когда я расскажу об этом Луизе, она обалдеет от радости.

Но это я сделаю только после того, как Рори улетит из страны. Я люблю Луизу, но в данном случае доверия к ней нет. Она непременно решит вмешаться. А Рори сейчас нужен своей маме. Ему не до объяснений с Луизой, которая будет пытаться свести его со своей чокнутой подружкой, настолько не отвечающей его идеалу, что даже смешно. Нас с Джесс даже сравнивать нельзя. Это все равно что поставить Кузена Итт[38] рядом с Джиджи Хадид и предложить выбрать, с кем встречаться.

Бинг!

Мама чувствует себя хорошо, спасибо. Операция прошла успешно. Это такое облегчение, хотя я еще до конца не осознал это, и она, по-моему, тоже. Как будто она ждет, что ей скажут, нам очень жаль, миссис Уолтерс, ошибочка вышла. Врач сказала, что лимфатические узлы, похоже, не задеты. Меня это очень беспокоило. Маму записали на полную мастэктомию в январе с последующей реконструктивной хирургией. Мама обычно такая позитивная, но известие про мастэктомию сразило ее. Она с трудом привыкает к этой мысли. Зато ни химиотерапия, ни лучевая терапия не потребуются. И окончательная операция будет означать, что рак больше не вернется. Так что скрестим пальцы, это замечательный результат.

Я могу только догадываться о том, как тяжело привыкнуть к мысли о мастэктомии. На рациональном уровне понимаешь, что это правильно и разумно, но на эмоциональном уровне это сложно принять. Возможно, мне стоит навестить ее в рождественские дни, если она захочет поболтать?

Бинг!

И да, она по-прежнему говорит о тебе и о том, каким чудом тебе удалось проникнуть в здание и доставить ее сладкие подарки. Вечером подруга принесет ей «ее» пакетик, так что мама очень рада, что еще год ее секрет продержится.

Я тотчас пишу ответ:

Этого я сказать не могу. И рада бы, но нет. Ты бы умер со смеху. Просто не могу.

Этого я и боялся.

Я читаю его слова, слышу его смех и вижу морщинки возле глаз. О господи. Как же я вляпалась.

Телефон звонит, и я быстро жму на зеленую кнопку – мне представляется Рори, и я считаю, что это он.

Но это не так. Мгновение спустя до меня доходит, что звонит папа.

– Как было мило с твоей стороны проведать меня, Белл.

– О, привет, папа. Рада тебя слышать. У тебя бодрый голос. Как дела?

Я пытаюсь сохранять веселый