Безумная ночь - Лиз Карлайл Страница 41

Словно гурман, он лакомился ее вкусом, ее жаром, ее возбуждением, доводя до безумия. Его широкая ладонь скользнула к талии, ласково прошлась по нежным изгибам, задержалась на легкой округлости живота и оказалась, наконец, между бедер. Ноги ее сами собой раздвинулись, и он проник пальцами внутрь пушистого холмика, заставив Фредерику судорожно втянуть воздух. Он наблюдал за каждой ее эмоцией, за каждым звуком, терпеливо разжигая страсть, как и положено мастеру.

– Прошу тебя… – услышала она собственный шепот, и тогда он приподнялся над ней – великолепный в своей мощи.

Его напряженный ствол пульсировал и подергивался, и, словно желая сдержать его нетерпение, он прикоснулся к нему рукой, прошептав:

– Раздвинь ноги и согни в коленях.

Она с готовностью подчинилась, чтобы принять его, но он не опустился на нее и не вторгся внутрь, как она ожидала, а встал на колени, круговым движением поглаживая ее живот, а потом наклонился и нежно прикоснулся к нему губами. Взгляд его при этом стал нежным до боли. Фредерика поняла, что он думает о ребенке, и сердце ее переполнилось радостью.

Бентли закрыл глаза, пытаясь усмирить дыхание и привести в порядок нахлынувшие мысли. Он хотел – нет, это было необходимо! – держаться от всего этого на расстоянии. Он осознал, что нуждается в ней не только для удовлетворения плоти, она нужна ему сама. Потребность в ней буквально пульсировала где-то внутри его существа, и это не имело отношения к органу, расположенному между ног. Ощущение это встревожило его, тогда как встревожиться и насторожиться ему следовало бы еще несколько недель назад. Такая неумная потребность в ком-то была чужда ему, пугала, выводила из равновесия.

Может, это объяснялось тем, что он посеял в ней свое семя? Он все гладил и легонько целовал ее живот, думая о ребенке, которого они зачали. Не потому ли она казалась ему совсем не такой, как все остальные? Не потому ли он не мог сосредоточиться на обычном удовлетворении физиологической потребности своего тела? Не открывая глаз, он еще раз провел руками по ее упругому животу. Нет, не потому. Он никогда не испытывал такой потребности в Мэри, даже когда узнал, что она родила.

Боже милосердный, как бы ему хотелось просто заняться с ней любовью, ни о чем не думая, довести до агонии, чтобы в голове не осталось ни одной разумной мысли, чтобы пот катился градом по лицу и ручейками стекал по шее, чтобы он получил свое, а она лежала под ним, судорожно хватая ртом воздух и оглашая пространство криком, как одна из его обычных безымянных любовниц.

С Фредди все оказалось иначе. В наступающих сумерках он покачал головой и вполголоса выругался. Фредерика дрожащим голосом окликнула его и провела пальцами по его бедру, но он не отреагировал.

Нет, он не может с ней оставаться отстраненным и займется с ней любовью, сохраняя способность мыслить здраво. Это не будет бездумным удовлетворением потребности, нет, – это будет священнодействием, актом бракосочетания, соединением двух тел, которые, как он уже знал, великолепно подходят друг другу.

Это, конечно, будет не тот акт совокупления, к которому он привык. Бентли провел ладонями по внутренней стороне ее бедер, раздвигая их еще шире, наклонился и нежно прикоснулся языком к самому интимному местечку. Фредерика тихо вскрикнула от неожиданности. Ее рука взметнулась и принялась суетливо шарить по его телу, но он поймал ее и остановил, несмотря на постанывания.

Ей не хватало воздуха, она принялась метаться в постели, а Бентли твердой рукой прижал ее к матрасу и продолжил сладостную пытку. Его жена, такое деликатное, едва ли не очень хрупкое создание, оказалась чувственной. Он с удивлением наблюдал, как ее бедра подскакивают вверх в такт с движениями его языка.

Но он хотел доставить ей удовольствие всеми возможными способами, и вовсе не потому, что желал показать свою опытность, – просто почувствовал в этом новую и неожиданную радость. Однако вскоре стало ясно, что Фредерика долго не продержится: по ее телу пробегала дрожь, она о чем-то молила его низким, хрипловатым шепотом. Тогда он один за другим запустил два пальца внутрь ее тела, и она не то вскрикнула, не то застонала, потом вцепилась в его бедро, а другую руку запустила в шевелюру. Как будто добавляя последний мастерский штрих, он опять прикоснулся к заветному бугорку языком, и она задрожала, выгнулась дугой, все ее тело сотрясла дрожь. Он чувствовал, как волны этой дрожи одна за другой прокатываются по ней. И когда она наконец утихла, он с удивлением услышал всхлипывания.

Неужели она плачет?

О господи! Бентли не выносил слез, а тут своими глазами увидел, как из ее глаз выкатилась слезинка и поползла по виску. А еще хуже было то, что она смотрела на него едва ли не с обожанием. Видит бог, такого он не заслуживал – ни слез, ни обожания. В его памяти всплыли слова, сказанные как-то Амхерстом в церкви: в день Страшного суда, мол, все самые сокровенные тайны станут явными. Вот тогда она не будет смотреть на него с таким обожанием и не будет с такой легкостью раскрывать ему свои объятия! Но пока все это было и принадлежало ему, он взял в руку свое орудие любви, другой раздвинул горячие складки, помедлил мгновение, но больше ждать не мог и одним мощным рывком глубоко вошел в ее плоть.

Фредерика вскрикнула, но вовсе не от боли или испуга, приподнялась под ним, выгнулась ему навстречу, и он с удивлением услышал собственный голос, который просил у нее то, что ему вовсе было не нужно:

– Люби меня! Ах, Фредди, люби меня. Умоляю!

«Люби меня». Эти слова показались Фредерике волшебными. Бентли неожиданно оказался таким уязвимым. Подстроившись под его ритм, она растворилась в нем, щедро предлагая все удовольствия, которые могла дать, руководствуясь при этом всего лишь инстинктом и желанием угодить.

Глаза его были закрыты, ноздри трепетали, сильные руки подрагивали. Он медленно двигался, то почти покидая ее тело, то глубоко проникая внутрь, стараясь доставить удовольствие. Она, подчиняясь его движениям, до боли сжала его упругие ягодицы и услышала стон наслаждения. Фредерика видела, как напряглись жилы на его шее и как струйками скатывался пот со лба. Когда струйка достигла углубления возле ключицы, она слизнула ее и почувствовала, как содрогнулось его тело. Бентли несколько раз хрипло прошептал ее имя. Она выгнулась ему навстречу, инстинктивно напрягая внутренние мышцы, и с радостью заметила, как на лице его отражается целая гамма мучительно-сладких эмоций.

По мере того как его