Эти Золотые короли - Рейчел Джонас Страница 44

– Без проблем, – Стерлинг не задается вопросом, почему Уэст сам не делает этого, но мне любопытно.

– Саутсайд? Что за ласковое имя для женщины, черт подери? – бормочет себе под нос Бун, проскальзывая в другую комнату через французские двери.

Теперь, когда мы остаемся вдвоем, я сжимаю руку Уэста и встречаюсь с ним взглядом.

– Ты не пойдешь с нами наверх?

Он кивает в сторону комнаты, в которой только что исчез его дедушка.

– Через пару минут. Решил сначала ввести его в курс дела, посмотреть, как, по его мнению, надо поступать дальше.

На какое-то время я забыла о неприятностях, которые мы оставили дома, но Уэст явно все помнит. Меня не удивляет, что он решил действовать немедленно. Лучше раньше, чем позже. Это в его натуре защитника.

Сердце болезненно сжимается, когда я смотрю на Уэста. Ведь я знаю, что он несет на себе тот же груз, что и я. Когда я сжимаю его руку, прежде чем подняться по лестнице, он понимает, что это значит.

Даже когда меня нет рядом, я с ним всегда. Ведь что бы ни случилось, мы справимся с этим вместе.

Что это у нас тут? Похоже, Голдены и вся их свита, которую я прозвала «Золотая Команда», садятся в самолет, дабы покончить с зимней хандрой.

Куда же, скажите на милость, ваша золотая шестерка направляется?

Я уверена, вы приложили огромные усилия, чтобы сохранить место назначения в тайне, но без вас Сайпресс-Пойнт уже не будет прежним. О ком же еще мы станем сплетничать в ваше отсутствие?

До скорого, птенчики!

П.

Глава 24

Блу

Я видела такие дома изнутри только по телевизору. И когда Бун сказал, что белая комната – лучшая, он не солгал.

Здесь достаточно места для трех двуспальных кроватей с балдахином, так что Джосс, Скар и я, конечно, не будем жаловаться на то, что живем вместе. Постельное белье белоснежное, как и шерстяные коврики у кроватей, прозрачные занавески закрывают обе французские двери, ведущие на балкон. А в центре комнаты – еще одна экстравагантная люстра.

Скарлетт крутится по комнате с телефоном в руках, общается по видеосвязи с Шейном, показывая, где мы остановились. Мы с Джосс распаковываем вещи. Она молчит, если не считать нескольких попыток завязать беседу, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что она страдает.

– Мне говорили, что я очень хороший слушатель.

Я поднимаю на нее глаза, убирая небольшую стопку футболок в комод между кроватями.

Джосс встречается со мной взглядом и слабо улыбается.

– Я не стану портить тебе поездку, втягивая в разборки моей семьи, – устало говорит она.

– Поверь, после всего, через что я прошла и что увидела, на меня должна упасть бомба, чтобы хоть как-то навредить.

Джосс смеется, и я тоже.

– Думаю, ты видела пост. Все видели, – бормочет она.

Я киваю.

– Да.

– Ясно. – Слабая улыбка появляется на ее губах, но не в глазах. – Ты уверена, что не возражаешь? Думаю, я послушала бы совет другой девушки. Парни, как всегда, стараются изо всех сил, но иногда просто…

– Просто нужен кто-то, кто сказал бы, что это нормально – устраивать истерики и впадать в шоколадную кому?

Она наклоняет голову.

– Клянусь, я никогда не чувствовала себя настолько на виду, как сейчас.

Я смеюсь и щелкаю пальцами, чтобы привлечь внимание Скарлетт.

– Надень-ка наушники.

Она закатывает глаза, бормоча что-то о том, что все равно не слушает наш разговор, а затем надевает наушники, как я ее и попросила.

– Ладно, я вся внимание, – говорю я, запрыгивая на кровать, решив перестать разбирать вещи, пока Джосс будет рассказывать. Она делает то же самое, и ей приходится чуть ли не разбегаться, чтобы забраться на высокий матрас.

– Что ж, – вздыхает она. – Не уверена, что ты слышала, но мой отец запер бы меня в защитном пузыре, если бы у него была такая возможность.

– Честно говоря, мне показалось немного странным, что они позволили тебе поехать сюда, – признаюсь я.

Мои слова заставляют ее рассмеяться.

– Ты прикалываешься? Я не спрашивала разрешения. Теперь мне насрать на то, что он думает. Я всю свою жизнь ходила по этому гребаному канату ожиданий, в ужасе представляя, что случится, если я оступлюсь и разочарую отца, – признается Джосс, смахивая злые слезы. – Да, он никогда не говорил, что я должна быть идеальной, но, черт побери, всегда давал мне это почувствовать. Вечно все было не так, недостаточно хорошо. И какого хрена вообще? Кто он, блин, такой, чтобы указывать мне, как жить?

Я киваю, позволяя ей выговориться, не прерывая ее.

– Хуже всего то, что спустя жалкую неделю раздумий мама решила, что не уйдет от него. Мы понятия не имеем, как долго это продолжается, сколько у него было женщин, но она даже не думает о разводе. Такое впечатление, будто ему все сходит с рук, и никаких последствий! – вздыхает она.

– Ого.

– Да уж, ого.

Джосс замолкает, чтобы подумать и, возможно, сдержать слезы, но в наступившей тишине я замечаю, как она крутит свое кольцо. Я бы не придала этому значения, если бы Лекси не указала на это. Очевидно, кольцо – символ девственности Джосс, какой-то обет, который потребовали от нее родители. Когда она смотрит на него сейчас, я думаю, что оно всего лишь символ их контроля.

– Не думаю, что когда-либо в жизни так злилась, – кипит она. – От меня ожидают совершенства, ждут, что я никогда не совершу ни одной чертовой ошибки, но он может совершить самую большую ошибку из всех, и его просто простят? Нет уж, – выпаливает она, качая головой. – К черту это и к черту его!

В ее голосе столько боли, что я и сама ее чувствую. Особенно когда Джосс поднимает взгляд и на ее глаза снова наворачиваются слезы.

– Если бы Икс не выложил это дерьмо в приложение, мы бы не узнали никогда. Это бесит меня больше всего. Отец пытается все исправить только потому, что его поймали, а не потому, что ему на самом деле жаль.

Теперь она мрачна, задумчива.

Я спрыгиваю с кровати и сажусь рядом с ней. Когда я кладу свою руку поверх ее, Джосс не отстраняется.

– Поверь мне, я знаю, каково это – иметь родителей, которые не оправдывают ожиданий. Так что ты не одинока, – говорю я, надеясь, что Джосс понимает – она не услышит