Пусть все твои тревоги унесут единороги - Мелоди Миллер Страница 5

контролировать, тебе нужно задействовать оба полушария своего мозга. Справа и слева! Помнишь, я тебе уже объясняла. На данный момент ты полностью придерживаешься левой стороны – разума, логики, цифр. И у тебя все хорошо. Но здесь тебе придется задействовать правое полушарие – творческие способности, интуицию, воображение. Тебе придется открыть свои чакры…

Нахмурившись, Манон прерывает ее:

– Окей! Но я окажусь взаперти с мачо Артуро и двумя другими соседями по комнате в Испании, с людьми, которые проводят свое время на вечеринках, в то время как я планировала спокойно работать у своей бабушки в Нормандии.

– Эй! Манон! Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? Ты представляешь, сколько людей мечтали бы улететь на Ибицу? Так что теперь ты идешь домой и собираешь свой чемодан. Ты знаешь: маленькие кармашки для нижнего белья, большие для футболок! Ты добавляешь немного красок в свою одежду и улетаешь, не волнуясь!

Клэр повышает тон и трясет за плечи подругу, как может только она. Детская привычка.

Манон открывает рот, чтобы заговорить. Но прежде чем она успевает сказать хоть слово…

– Я знаю, что у тебя нет ярких вещей! – быстро говорит ее подруга и поднимает руку, чтобы продолжить. – Ах да, и последние три фразы, которые я могу позволить себе сказать, поскольку мы не скоро снова увидимся.

– Не уверена, что хочу тебя еще раз слушать.

– Тогда, во-первых, я люблю тебя! На всю жизнь.

– Тоже мне, Клэрнет.

– Во-вторых, твой отец законченный придурок, всегда в плохом настроении, всегда ворчит, совсем не веселый! Ты взяла от него слишком много, я тебе уже говорила.

Манон хмурится и, не найдя, что еще добавить:

– Да, но…

– Никаких «но»! В-третьих, ты уезжаешь на Ибицу, дорогая, на три недели к солнцу, где будешь жить на вилле с бассейном. Ты понимаешь, какой это шанс? – восклицает Клэр, кружась вокруг своей подруги.

Засыпая, Манон вспоминает их разговор…

Она обеспокоена, но в то же время ждет поездки.

Три недели на Ибице…

Фонтенбло,

5 апреля

Они сидят под яблоней в саду дома в Фонтенбло, дома детства Манон. Наступает весна. Нарциссы расцветают, появляются первые листья на деревьях, розы готовятся распуститься. Но ни Манон, ни ее отец не обращают на это внимания.

Мать Манон была искусным садоводом. В то время дочь повсюду следовала за ней. Девочке даже купили лейку и маленькие садовые ножницы. Выходные дни Манон с матерью проводили на улице, подрезая, копая, сея и поливая. Тео бежал сзади, смеясь, постукивая ногой по мячу, мешая их трудам.

«Что осталось от всего этого?» – думает Манон. Сад заброшен. А что насчет папы? Угрюмый, такой же серый, как небо сегодня.

Манон прибыла поездом в 11:57. Отец ждал ее на вокзале Эйвон в своем старом Peugeot. «Если машина работает, зачем я буду ее менять?»

Потом был обед. Еда на вынос, которую папа купил в супермаркете. Манон только что объявила отцу о своем отъезде на Ибицу. Он отставил кофейную чашку.

Рука отца немного дрожит. Он отказывается признать, что слишком много пьет.

– Три недели на Ибице? А как насчет твоей работы, Манон, ты думала об этом?

– Папа, я только что объяснила, что еду туда по работе! Когда штаб-квартира компании находится на Ибице, поехать туда – это нормально.

Он поднимает глаза к небу, раздраженный, как в детстве, когда Манон рассказывала ему, где пираты спрятали сокровища.

Отец делает глоток кофе, снова берет бокал с вином и размышляет.

– Это уже подозрительно. Почему ты не выбрала более серьезную компанию? Манон, с твоими навыками ты могла бы разбогатеть в банке, сделать настоящую карьеру юриста. Или, я не знаю, работу в сфере экономики. Что-то серьезное! Вместо этого ты выбрала компанию с именем, как у проститутки! Stella! Нет, ну кто работает у Стеллы?

Она тихо вздыхает.

– Твоя дочь, папа, твоя дочь! И, кстати, спасибо тебе за поддержку! Это всегда приятно.

– Приятно, приятно… У вас на устах только это слово.

– Папа, спасибо, я одна сижу прямо напротив тебя, а ты говоришь во множественном числе.

Он смахивает муху со стола и сердито смотрит на дочь:

– Но ведь это правда! По телевизору повторяют: «побалуйте себя, побалуйте себя…», в газетах то же самое: «совершите последнее безумие, чтобы доставить себе удовольствие». Удовольствия в этом нет! А что имеет значение, так это хорошо выполненная работа. И это все!

– Да, да, да.

– Ты слышишь меня, Манон? – он настаивает.

Она ковыряет ложкой замороженный пирог. Папочка даже не нашел времени достать его из холодильника до ее прихода. Клэр права: ему больно. Манон привыкла к этому через силу. Она больше не боится его. Она терпит это. Она справляется с этим. Манон хватает свою тарелку и начинает убирать со стола.

– Да, я тебя слышу. Я знаю твои фразы наизусть. Но как ты думаешь, папа, что я делаю в офисе? Я работаю! И знаешь, что? Моя начальница гордится мной, она делает мне комплименты и думает, что я единственная, кто может спасти нашу компанию.

Отец следует за ней на кухню.

– Подожди, девочка, я знаю, что ты трудолюбивая, и не утверждаю обратное. Но отправиться на Ибицу! Это похоже на…

– На что? – спрашивает она с притворной невинностью.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду!

Его глаза горят. Серость Фландрии зимой, ярость Шотландии во время шторма. Именно так можно было описать взгляд отца.

Манон поворачивается и смотрит ему в лицо с высоты своих 1,7 метра. Она кладет руки ему на плечи. С возрастом отец стал низким, почти сморщенным. «Сморщенный» – любимое слово Тео!

Отец больше не пугает Манон. Она бросает ему вызов.

Ее отец уже много лет не работает. На что он живет? Небольшое наследство, некоторые сбережения – он все равно почти ничего не тратит. Он коллекционирует марки и время от времени зарабатывает, продавая те, которые поднялись в стоимости. Вот его работа!

Дом, в котором он живет, – это дом, где выросла Манон, недалеко от леса. С тех пор как она переехала в Париж, в нем ничего не изменилось, только прибавилось пыли и грязи.

«Правда в том, что папа ужасен!»

Газеты валяются у камина, паутина расползается по углам, а тарелки свалены в раковину рядом с пустыми бутылками.

«Он только и умеет, что читать мне нотации!»

Все та же искромсанная ножницами фотография на письменном столе. Вместо веселой семьи только отец и Манон.