Из рода волхвов - Мирослава Раевская Страница 69

Ян дёрнулся от её слов, как от удара, поднимая остекленевшие глаза, в которых не было ни удивления, ни страха. Они были пусты и прозрачны, словно идеально-чистое серебро. И оттого лишь сильнее стали похожи на взгляд юноши, который в зеркальном видении ласково звал её Мирой и умолял вернуться к нему.

— Если это какая-то дерьмовая шутка, жрец, — хрипло произнёс Ян голосом, в котором звенела сталь. — То я лично прирежу тебя здесь и сейчас.

Огнедар весело фыркнул, разглядывая волхва снисходительно, словно ребёнка, который раз за разом наступал на одни и те же грабли.

— А ты всё такой же, мальчишка. Душа у тебя тёмная и злая, совсем как тогда, — хмыкнул он и ткнул длинным посохом ему прямо в грудь, словно предостерегая не совершать опрометчивых действий. — Что, сложно смириться с тем, что тот образ, который ты всю жизнь винил во всех своих бедах, был твоим прошлым воплощением?

Веселина сжала похолодевшие пальцы, когда страшная мысль, наконец, пронзила её голову. Ян и Радовид — две половины одной медали. Один всю жизнь служил княжеским волхвом, скованный цепями клятвы, а другой — всю жизнь убивал людей. Насколько сложно должно быть свыкнуться с тем, что он сам — причина и последствие всего этого кровопролитного цикла. Мира умерла и не видела того, что случилось с Радовидом после её смерти, но людская молва едва ли приукрашивала все его зверства для красного словца. Но Ян помнил, более того — Ян видел.

— Чего ради… ты нам это всё показал? — процедил он звенящим от ярости голосом. — Хочешь сказать, я заплатил недостаточно высокую цену?

Веселина стояла между ними, бледная и перепуганная до смерти, и смотрела на замерших у порога Звану и Вацлава, лица которых исказились непониманием. Ян избегал её взгляда, как мог, словно намеренно пытался отрезать себя от неё. Странное ощущение чужой отчуждённости причиняло ей эфемерную боль, сжимало сердце охотничьим капканом.

— А что, похоже, будто бы твои прошлые ошибки более не тревожат покой людей? — засмеялся Огнедар с прежней насмешливостью. Но что-то холодное притаилось в этом тоне, что-то угрожающе-опасное. — По твоей вине волхвы придумали руны покаяния, по твоей же вине от них желают избавиться. Всё в мире циклично, мальчик. Или ты думаешь, что я шутил, когда говорил, что боги воздадут тебя по заслугам? Неважно, в какой жизни, но они найдут тебя.

Казалось, терпение Яна треснуло по швам, когда он опустил пальцы на меч, сокрытый в ножнах. Веселина кинулась к нему и сжала чужую ладонь, не позволяя свершиться кровопролитию. Его и без того было слишком-слишком много.

— Прошу вас, перестаньте, хватит ворошить дела минувших дней, — прошептала она и с надеждой взглянула на него. Жидкое серебро во взгляде волхва невольно обожгло кожу на лице, и Лина усилием воли отвела взор. — Скажите, зачем вы показали нам эту правду? Какой грех мы должны искупить?

Огнедар глянул на неё с сочувствием и плохо сокрытой печалью. Едкость и насмешливость стекли с его лица, словно капли воды, сменяясь печатью нарочитого равнодушия.

— На тебе греха, девочка, нет, — проронил он. — Но тебе его придётся искупить. Если он — причина, то ты — первоначало. Три столетия назад смерть Миры принесла в этот мир беды, но твоё рождение сейчас — может принести благо. Для всех нас.

— Что мне нужно сделать?..

— Ничего тебе не нужно делать, — проскрежетал Ян и резко дёрнул её за руку. — К чёрту это всё, мы уходим.

Веселина непонимающе дёрнулась в его хватке, с тревогой оглядываясь на помрачневшее лицо жреца, и упёрлась пятками в пол. Ян смотрел на её отчаянное упрямство с раздражением и плохо скрываемым страхом, мелькавшим на дне серых глаз. Кажется, он был в шаге от того, чтобы обрушить на её голову шквал ругательств.

— Мы проделали этот путь, чтобы потом уйти?! Ну уж нет, мы останемся и дослушаем, отпусти меня! — рявкнула она, чудом вырывая ладонь. — Я понимаю твои чувства, я знаю, что ты видел. Но оставь прошлое в прошлом, сейчас у нас иные заботы!

Ян упрямо поджал губы и провёл ладонью по побледневшему лицу. Веселина ощутила запоздалый стыд и печаль, узлом стянувшие грудь. Возможно, её слова звучали слишком резко для того, кто только что узнал, что является самым ненавистным колдуном в мире. Им стоило поговорить, непременно стоило — но не здесь, не так и не сейчас. Наедине, когда буря в их сердце уляжется хоть немного. Она осторожно обхватила его ладонь тёплыми пальцами, надеясь хоть на время притупить память, и сказала:

— Мы поговорим, хорошо? Обо всём, что видели.

Ян не ответил, со странной жадностью и плохо сокрытым отчаянием скользя вдоль её лица. Но кивнул, с трудом отводя взгляд. Огнедар, наблюдавший за ними со стороны, молчаливо предложил им присесть за стол. Звана и Вацлав поглядывали на них с осторожностью, совершенно растерянные, а Лютомир, продолжающий корчить из себя дурочка, лениво перекатывал в пальцах несколько ягод рябины, которую не успел убрать хозяин дома.

— Почивать мне вас нечем, господа, а потому отбросим пустую вежливость, — хмыкнул Огнедар, окинув каждого из них внимательным взглядом. — Чтобы избавиться от рун покаяния, необходимо провести ритуал. Я отведу вас на капище, где три столетия назад ваши предки заковали себя добровольными цепями. Однако… зависеть всё будет лишь от тебя, девочка.

— Вы уже прежде говорили мне это, — отозвалась Веселина и приподняла бровь в немом вопросе. — Что именно от меня требуется?

Жрец Велеса криво улыбнулся и, вытянув руку, вдруг указал на её глаза. Старческий палец уткнулся ей прямо в переносицу.

— Глаза полукровки видят многое. В них твоя сила и в них же твоя слабость. Руны покаяния связывают воедино людей и волхвов, подчиняют одних воле других, — он задумчиво глянул в окно. — Но их создал не волхв, а такой же полукровка, как и ты. Ваша кровь — замок и одновременно с этим ключ. Вот только любой ритуал — это жертва. Готова ли ты, девочка, пожертвовать своим зрением, чтобы освободить волхвов от неволи? Твой предшественник некогда отдал своё, желая отстоять свои убеждения. Каков же твой ответ?

Веселина замерла, поражённая жестокими словами, и вгляделась в лицо Огнедара, словно пыталась найти в нём следы обмана. Но он не врал, зелёные глаза были кристально честны. Губы сковало холодом, а язык невольно прилип к нёбу. От мысли, что однажды свет в её глазах потухнет навсегда, стало страшно, словно