Поцелуй смерти - Элис Вайлд Страница 9

Вернувшись к мольберту, я откладываю палитру и открываю маленькую баночку с льняным маслом и еще одну со скипидаром.

Глядя на чистый холст передо мной, я вспоминаю те дни, которые когда-то проводила здесь. Дни рядом с отцом, когда он учил меня читать, писать и, наконец, творить. Со временем мои навыки становились все лучше, поэтому периодически он даже разрешал помогать ему с некоторыми заказами.

Взяв в руки кисть, я делаю глубокий вдох, затем медленно выдыхаю. Признаюсь честно, сейчас я чувствую настоящую гармонию и удовлетворение в первый раз за последние несколько дней.

Куда там – впервые за несколько лет, наверное.

Выбросив из головы все заботы и неурядицы своей жизни, я полностью очищаю разум, а затем беру кисть и подношу ее к холсту. Спустя мгновение все вокруг меня исчезает, а я начинаю погружаться в волшебный мир своего искусства.

В прошлом, если бы я оказалась в этом месте, имея в запасе несколько свободных часов, то я бы определенно потратила их на иллюстрирование одного из увесистых книжных томов. Сегодня я никуда не тороплюсь. Аккуратно макаю кисть в нежные масляные краски и плавными мазками постепенно вывожу изображение на холсте.

С каждым взмахом кисти странный лес приобретает четкие очертания, а маленький домик, спрятанный среди этих темных деревьев, становится все светлее и теплее, ведь в его окнах начинает виднеться мерцающее пламя свечей. И несмотря на всю темноту, которая окружает этот домик, он кажется невероятно уютным местом.

Я полностью погружаюсь в процесс искусства. Все мое тело движется в одном ритме с кистью и холстом. И это такое невероятное чувство, что я, сама того не осознавая, начинаю улыбаться во все зубы.

Но в какой-то миг у меня вдруг появляется ощущение, что рядом кто-то еще.

Обернувшись, я испуганно вскрикиваю, обнаружив Киприана, стоящего в дверном проеме.

– Как долго ты тут стоишь? – спрашиваю я.

– Давненько. Но не обращай на меня внимания и продолжай.

Я колеблюсь, прежде чем нанести несколько неуверенных мазков на холст. Вновь оглянувшись на Киприана, я замечаю, что, когда он встречается со мной глазами, его взгляд становится все мягче и мягче. И он одаривает меня легкой улыбкой, которая только еще больше выводит меня из себя.

Он что, неправильно меня понял и надумал себе что-то из-за того случая ранее?

Как он вообще здесь оказался? Ключи от этой мастерской есть только у нас с отцом, даже у Мерельды их нет.

Поэтому как же так вышло, что он оказался здесь?

С запозданием я осознаю, что в диком стремлении снова заняться живописью я просто-напросто забыла запереть дверь. Должно быть, он увидел свет из открытого окна и…

– Почему ты здесь? – внезапно выпаливаю я, испытывая облегчение от того, что мой голос звучит достаточно холодно, чтобы застать Киприана врасплох.

Он смотрит на меня и молчит. И несмотря на то, что я смотрю на него в ответ, при этом недовольно щурясь, он вдруг подается вперед и делает шаг внутрь.

Мое сердце бешено колотится, когда он начинает проходиться взглядом по комнате, принимая во внимание все детали, прежде чем, наконец, остановиться на моей работе. У меня сразу появляется дикое желание заслонить от него свой холст, когда он наклоняет голову набок, чтобы получше рассмотреть его.

И все же я этого не делаю.

Он проходит дальше в комнату, подходит ко мне и встает прямо за моей спиной, продолжая спокойно рассматривать картину.

– Она еще не закончена…

– Это потрясающе.

Я удивленно моргаю. Не знаю, как воспринимать эти его слова, не говоря уж о том, верить им или нет. Его голос звучит так мягко и по-доброму, но я все равно не могу избавиться от чувства, что доверять ему опасно. Тем более после всего, через что заставила меня пройти его семья.

И даже те его слова, сказанные ранее, не меняют моего мнения.

Может, это какой-то специальный трюк? Чтобы усыпить мою бдительность?

Я настороженно наблюдаю за ним, когда он наклоняется надо мной, чтобы рассмотреть картину поближе; ощущая тепло его тела так близко ко мне, я начинаю неловко переминаться с ноги на ногу. Такое внезапное изменение в наших отношениях, мягко говоря, выбивает из колеи.

По сравнению с его обычной отстраненностью или откровенной жестокостью его брата, такое поведение непривычно как минимум, и поэтому настораживает. Я с опаской слежу за ним, когда он протягивает руки к моей работе и подносит ее поближе к свету, стараясь не касаться невысохших красок, дабы ничего не размазать.

Его тело позади меня так близко – практически прижимается вплотную, – что мое сердце начинает бешено колотиться, да еще и так громко, что его стук заглушается лишь внезапным звуком тяжелых шагов, раздавшимся за дверью мастерской.

Киприан, бормоча себе под нос матерные слова, ставит мою картину обратно на мольберт. Прежде чем я успеваю среагировать, он уже разворачивает меня лицом к себе, его руки обхватывают мои плечи, а его челюсть напрягается.

Те мягкость и доброта, что я только недавно заметила, вдруг исчезли и сменились на холодную отчужденность, которую я и привыкла видеть в нем.

– Киприан, – произношу я с шипением, как раз в тот момент, когда Амадей внезапно появляется в дверном проеме позади. Увидев нас, он ехидно прищуривается. Затем уголки его рта дергаются, губы искривляются в ухмылке, и он безмолвно входит в мастерскую отца.

Моментально у меня внутри все сжимается; Амадей закрывает за собой дверь, и я остаюсь здесь наедине с ними двумя…

– Я впечатлен, брат, – говорит Амадей, поднимая бровь. – Тебе действительно удалось загнать мышонка в угол… Да еще и в таком месте, куда маме и в голову не придет заглянуть. Действительно, очень умно.

Страх окутывает меня, когда я перевожу взгляд с Амадея на Киприана. Увидев его потемневшие и устремленные на брата глаза, я вдруг осознаю, какой же дурой была.

Мне не следовало проявлять к нему ни капли доброты и мягкости. Мне не следовало заходить в его комнату. Не следовало делать ничего такого, что могло бы привлечь его внимание ко мне. В тот момент, когда он появился на пороге мастерской, я сразу должна была догадаться, что его приход сюда не сулит ничего хорошего. Я должна была сразу его выставить.

Вместо этого я сама попалась в его ловушку, даже заманивать не пришлось.

Амадей неторопливо подходит ближе, не сводя с меня глаз, и уголки его рта снова растягиваются в ухмылке.

Хотя у меня