Фантом - Гребёнкин Александр Тарасович Страница 15

«Вот книга, - сказал тогда отец. – «В ее названии скрыто имя. Переведи…Название… Сделаешь – узнаешь имя того, кого ищешь».

«Узнаешь имя… Какое имя? Что значит - перевести? Если эта книга действительно повесть Стивенсона «Необычайная история доктора Джекила и мистера Хайда», то ее перевод уже существует. Как говорится, канонический».

После работы спешу домой, хватаю книгу Стивенсона и перелистываю ее. Это сборник. Ничего необычного. Но у меня есть еще издание Стивенсона. Конечно же, вот оно - синие книжки, целых пять томов. С иллюстрациями!

Во втором томе нахожу эту же повесть, но… под измененным названием: «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда». И уже другой перевод... Ну, и что? Что же, сидеть теперь и сравнивать переводы? Да рехнуться можно! Но отец -то говорил о названии…

От размышлений меня отвлекает звонок в дверь.

Открываю – и первое, что бросается в глаза – это улыбка. Улыбка полноватого, щекастого человечка, в зеленом пиджаке.

- Чем обязан? – грубовато спрашиваю я улыбчивого визитера.

- Позвольте представиться. Витольд Лягушин, - тонким голоском отрекомендовался посетитель, еще шире распахнув жабий рот, как будто собираясь квакнуть.

Я хотел буркнуть, что-то типа «очень приятно» но сдержался, ответив лишь едва заметным кивком. Потому, что приятно не было! Потому, что хотелось побыть одному!

Однако от бирюзовых, слегка выпуклых глаз незнакомца ничего не могло скрыться.

Он, нимало не смущаясь, шагнул запросто ко мне в дом, отстранив от двери.

- На два слова позвольте, - сказал он, прыгнув прямо в самое кресло, устроившись в нем с явным удовольствием.

- Я вас слушаю, - сказал я хмуро, вспомнив, что именно об этом человеке говорила мне тетка Василиса.

- Одно деликатное дельце, кхм, - сказал Лягушин, и тут чудесным образом у него из рукава выпал документ.

Лягушин продолжал своим тонким голоском:

- Примите мои соболезнования по поводу эээ… смерти вашего батюшки. Я являюсь родственником профессора Щедрова, которого он знавал. Вместе когда-то отбывали, гм… так сказать… Вот завещание, составленное профессором. Нет, не беспокойтесь, ха…, я не собираюсь вас лишать, так сказать, движимого и недвижимого имущества (он остановил меня жестом лапки, потому, что я сделал шаг вперед). Мне по завещанию принадлежат лишь, кхм… бумаги и материальные ценности покойного Щедрова, которые он великодушно дал, так сказать, кхм, на посмертное хранение вашему отцу. Извольте взглянуть!

Я долго тупо таращился в бумагу, скрепленную подписями и печатями, ничего не соображая.

- Мне нужен архив профессора, - тонким голосом пояснил мне посетитель.

Я опомнился.

- К сожалению, у меня никаких бумаг профессора не имеется.

И развел руками, глядя прямо в бирюзовые глаза Лягушина.

- Кхм…Вы уверены в этом? - спросил Лягушин, как будто и не ждавший другого ответа.

- Лично мне отец ничего не передавал. Работал он на заводе. Какие бумаги могут быть у простого, рабочего человека? Ну, немного писем, открытки… Библиотека вот осталась! Но никакого архива какого-то вашего родственника - профессора у меня нет. Поэтому – более не вижу смысла в вашем пребывании здесь…

С этими словами я шагнул в прихожую и открыл дверь.

Но посетитель и не собирался подниматься с кресла. Он лукаво поглядывал на меня, осматривал свои ногти и улыбался жабьим ртом.

- Я попрошу вас покинуть мой дом, - официальным тоном сказал я, думая, что не выбрасывать же мне этого субъекта на улицу.

Я отвернулся и раскрыл дверь на площадку еще шире.

А когда повернулся – Лягушин был уже рядом, будто одним прыжком преодолевший расстояние.

- Вы подумайте, поищите на досуге, кхм… А то будет не очень хорошо, если вы прячете, - сказал он мягко и сверкая улыбкой.

- До свидания, - настойчиво промолвил я, и тип в зеленом пиджаке мгновенно исчез в полумраке лестницы.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. НОЧНЫЕ ГОСТИ

Если хочешь, чтобы девушка провела вечер с тобой – лучше всего ее подкараулить возле места работы. И сегодня, отпросившись пораньше у сурового мастера Шишко, я поспешил к институту, где преподавала Наташа.

Город дышал огнем, как раскаленная печь.

Возле института застыли неподвижно в жарком мареве высокие и прямые как стрелы тополя.

Вытирая потный лоб, я ватными ногами взошел на крыльцо и открыл тяжелые стеклянные двери.

Здешний вахтер меня уже знал, пропустил беспрепятственно, хотя и с некоторым удивлением. Чем оно было вызвано – можно только догадываться. Возможно и тем, что в последнее время за Наташей заходит другой мужчина, возможно - чернобородый…

Я выпил газировки и сел в кресло под развесистой пальмой, поджидая Наташу.

Когда кого-то ждешь – время тянется словно телега, запряженная старой лошаденкой.

Спустя час я начинаю нервничать и посему осведомляюсь у вахтера, не покидала ли здание Попкова Наталья Константиновна, преподаватель английского. После того, как Цербер развел руками, я задаю тот же вопрос двум студенткам, которые хитро улыбаются, пережевывая жвачку, и указывают на двери буфета, расположенному далее по коридору, на первом этаже.

Я проникаю в буфет и вижу Наташу, мило ведущую беседу с каким – то седым стариканом. «Стариканов еще только нам не хватало», - подумал я, но решил сдержать немного нотки разгулявшейся ревности.

Сажусь позади них со стаканом апельсинового сока, цежу потихоньку, вслушиваясь в разговор. Наташа сидит спиной ко мне, пригнувшись, в легком летнем платье и долго говорит. Слов не разобрать, до меня долетают только отдельные слова «избавиться», «наваждение», «чувства» …

Я залпом допиваю сок и потихоньку ускользаю прочь.

«Э, нет! Тут что-то серьезное! Подслушивать как-то неудобно», - решаю про себя.

И когда Наташа выходит грустная и одинокая, встречаю ее под пальмой.

***

Наш вечер выдался задушевным и теплым. Наташа смотрела на меня божественно обворожительными, виноватыми глазами, в которых льдинками сверкали слезинки. Я ни о чем ее не спрашивал.

Мы обнялись и пошли по бледно-желтой улице, не ощущая зноя.

Очень далеко, на самой окраине, где высилась древняя крепость, мы поднялись на серо-зеленые бастионы, вспугнув ласточек и голубей.

Поцелуи пламенели на губах и щеках, и ощущение красоты и наполненности мира вернулось!

Мы наблюдали, как мальчишки - счастливые, шумные, запускают с башен разноцветных змеев.

Я спросил про старикана из буфета. Наташа, удивившись, что я за нею наблюдал, погрозила пальчиком, искренне пояснила, что беседовала с психологом на личные темы. Впрочем, темы моей волоокой богиней не раскрывались.

Я рассказал о своих приключениях на даче, о странном сне или яви, когда ко мне приходил призрак отца.

В глазах Наташи вспыхнул интерес.

- Призрак? Самый настоящий? О, это удивительно! Я охотно верю, что это была тень твоего отца. Наверное, отец хотел сообщить нечто важное.

- Он сказал странные слова: «Вот книга… В ее названии скрыто имя. Я не могу тебе сейчас его произнести… Ибо человек, который его носит - еще в мире живых… Переведи название… Сделаешь – узнаешь имя того, кого ищешь». - И что же это за книга?

- Трудно сказать. Во сне мне почудилось будто я проник в книгу. А потом, поразмыслив, решил, что это «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона.

- Почему именно она? Странно…

Наташа склонила голову и поджала губку.

Я охотно описал ей в подробностях свой сон.

А потом добавил:

- Да вот я и сам не уверен до конца, что это именно Стивенсон!

Наташа что-то вспомнила:

- Постой, а ты помнишь ту книгу, такую тоненькую и очень редкую, из отцовской библиотеки, что ты давал мне читать, помнишь, ну, этого экономиста… Издание - еще двадцать первого года!