Фантом - Гребёнкин Александр Тарасович Страница 16

- Какого экономиста? Может Александра Чаянова? Наверное, ты имеешь в виду его повесть «Венедиктов»?

- Да, именно, Чаянова. Там ведь тоже есть те же элементы – таинственная лунная ночь, молодая женщина…

- Ну, нет, там все же по-другому, - возражаю я. – Там герой лунной ночью видит карету, из которой на полном ходу выпадает женщина. А потом карета останавливается….

- И к женщине подходит незнакомец, и герой бросается на помощь…

- Ну, да, но ведь потом они возвращаются в карету…. Что-то в атмосфере вечера есть похожее, но все же мой сон был о другом… Нет, на Чаянова это не похоже! Я думаю, что это все же Стивенсон! Но как перевести название его повести о Джекиле и Хайде по-другому? Мне кажется, что секрет - в именах…

Наташа задумалась.

- Мне только приходит в голову одно! Английское слово Hyde схоже с hide – прятать, скрывать, таить. Можно попробовать поразмышлять в этом направлении.

- Значит, отец хотел как-то открыть имя своего двойника, ставшего ему теперь известным.

- Если имя двойника остается тоже – Роман, то, фамилию надо подбирать…

Мы гуляли и говорили, пока не наметились первые звезды, а сверчки не начали свой концерт. Потом Наташа позвонила из телефона – автомата маме и настояла провести меня до дома.

- Я почему-то волнуюсь за тебя, - сказала она. – А ты для меня потом такси вызовешь.

Мне не хотелось резко менять душевную атмосферу этого вечера, потому я не стал ей возражать, как и не решился расспрашивать о скрипаче.

Залетевший ветер – странник стал пробегать по кончикам листвы, когда мы, наконец, подошли к подъезду.

Я тормознул проезжавшее мимо такси и стал целовать Наташу в губы.

Она на мгновение зажмурилась, а потом глянула мне через плечо, и ее глаза широко распахнулись.

- Смотри! Этот человек под лампой так пристально смотрит на нас, - зашептала она.

Я обернулся.

Лампа под темным козырьком подъезда, словно порхающими белыми лепестками, была окружена ночными мотыльками.

Яичный свет лампы падал на человека в зеленом пиджаке, выпуклые глаза которого пристально впились в меня. Его рот тут же презрительно искривился.

Во мне закипела волна негодования!

- Ты садись и езжай домой! Я разберусь с этим типом, - сказал Наташе.

Наташа послушно села рядом с водителем, но потом вновь вышла.

- Ой, слушай, тревожно мне как-то! Не по себе!

- Не беспокойся! Тебе нельзя сейчас здесь находиться, - сказал я, поглядывая недобрым глазом на ночного гостя.

- Ну, долго я еще буду ждать? – послышался недовольный голос таксиста. Крупный мужчина в фуражке глядел на нас из двери окуневым глазом.

- Садись и езжай, - велел я и, захлопнув дверь автомобиля, помахал ей рукой.

- Юрочка, будь осторожен! – раздался звонкий голос Наташи в открытом окне, но машина резко рванула с места, и голос смешался с рокотом двигателя.

Огни машины удалялись, а я пошел к подъезду.

***

- Поговорить…Кхм… Просто поговорить, - уверял меня предупредительный и деликатный Лягушин, когда мы поднимались по лестнице. Но чем ближе был нужный этаж, тем вежливость гостя уменьшалась.

Я шагал по ступенькам сердитый. На лестничной площадке поджидали еще двое.

- А это еще кто? Тоже любители полуночного общения? – сказал я саркастически, оглядывая длинных, абсолютно лысых типов, похожих, словно близнецы. Они были в травяного цвета рубахах, с одинаковыми выпуклыми черными глазами с желтой радужной оболочкой, словно у окуня, и кольчатыми, как у пиявок, шеями.

Я уловил нечто знакомое и вспомнил, что у водителя такси были похожие, словно у окуня, глаза.

«Надо срочно позвонить Наташе домой», - подумал я с некоторой тревогой.

- Это мои ассистенты, - проквакал Лягушин.

- Вы войдите, а ассистенты ваши здесь подождут, - промолвил я, вставляя ключ в замок.

Но, когда мы вошли в полутьму прихожей, и вспыхнул мягкий оранжевый свет, я увидел, что оба близнеца - ассистента уже, самым неожиданным образом, проникли в комнату и осматриваются в темноте. Один из них хлопнул ладонями, и свет вспыхнул в комнате без выключателя.

- Э, мы так не договаривались, – сказал я и попробовал схватить за плечо ближайшего близнеца, но тут сумел ловко увернуться и тут же шмыгнуть в глубину комнаты.

Это меня окончательно разозлило.

- Пошли вон! – голос мой был далек от традиционного гостеприимства.

Вмешался Лягушин.

- Кхм, не извольте беспокоится, любезный Юрий Романович. Вы нервничаете, а могли бы между прочим, гм, помочь, и все было бы чудненько! Кха! Я прибыл лишь забрать то, что мне принадлежит по закону.

Возмущение переполнило меня.

- Я еще раз вам повторяю, товарищ Лягушин, совершенно официально, так сказать, в присутствии свидетелей, что никакого архива у меня не имеется! Убирайтесь прочь вместе со своей шайкой!

- Не имеется, - сказал он ехидно, вглядываясь в меня зеленовато-голубыми, переливающимися на свету глазами. – А это мы сейчас посмотрим.

То, что происходило в дальнейшем, позже вспоминалось, как страшный сон. До сих пор не понимаю – все ли в нем подлинно, или часть все же пригрезилась.

Словно пиявки впились в меня братья – ассистенты. Я извернулся, одного из них пнул кулаком. Удар, по моим расчетам, достаточно сильный, но кулак погрузился в мягкое, студенистое тело, согнувшееся тут же вопросительным знаком. В ярости, оторвавшись, чуть ли не с мясом из цепких лап другого, и ощутив, как что-то горячее поплыло по спине, я схватил тяжелую отцовскую трость, стоявшую в углу и обрушил ее на голову близнеца.

Результат меня здорово испугал. Голова разлетелась на части, но тут же была собрана из осколков воедино, и рассвирепевший хозяин головы, насупившись, шагнул ко мне.

Я выронил трость, попятился к окну, и тут же был схвачен обеими ассистентами.

Сознание мое помутилось, в глазах потемнело. Я вдруг почувствовал, как из меня капельками вытекает жизнь, и повис на руках моих палачей.

Лягушин полез в карман, и вынул новое лицо, тут же его приладил вместо старого, глянул на себя в зеркало, остался недоволен, полез в карман за новой маской. Наконец, он подобрал себе свирепое выражение, пригладил его, остался доволен, и стал наступать со злобной мордой. Но тут потолок и стены качнулись, перевернулись, и я окончательно лишился чувств.

***

Мне казалось, что я летаю, совершенно невесомый, в длинном тоннеле, стены которого были словно в тумане и напоминали мою квартиру, руки неистово ломило болью. Тут же что-то острое, с резким запахом, ударило мне в нос, и я увидел морщинистую руку, пальцы сжимали комок ваты. По запаху схоже с нашатырем.

Сквозь волны колеблющегося воздуха я увидел жабью морду с высокими выпуклыми глазами, широким ртом и палочками – ноздрями.

- Гм…Кажется приходит в себя, - сказал Лягушин и вдруг звонко пронзительно закричал:

- Признавайся, сучонок, где архив! Комнату мы перерыли вверх дном – нету! Ну! На даче?! Говори – где?!

И он крутанул мне руки, которые были пристегнуты наручниками к трубе парового отопления.

Я замычал, повиснув на руках, испытывая такую режущую и пылающую боль, что казалось тут же покину эту грешную землю.

На какое-то время боль отступила, и я осмотрелся, не узнавая собственного дома.

Ветер из раскрытого окна шевелил брошенные на полу бумаги, истерзанные книги, растоптанные вещи. Препарированные кресла и матрац демонстрировали свои внутренности.

Время от времени раскрасневшиеся мучители – пиявки, которые, оказывается, были немыми, мычанием докладывали Лягушину о своих находках.

«Если они возьмут книгу Стивенсона – найдут там письмо отца», - мелькнуло у меня в голове. Я приметил, что нужный томик валяется неподалёку, под столом, в развернутом состоянии.

Меня охватил ужас. «Нашли!»

Из моей глотки вырывались беспорядочные звуки. Сил говорить не было!