Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая. Страница 23

— Думаете, я забыл прием, оказанный Кутепову в конце марта, когда он был вызван в мой штаб? Его встретили на пристани громовым «ура», подхватили на руки и несли по улицам. Это была демонстрация, предупреждение нам с вами, Перлоф...

— Вы преподали мне урок, господин главнокомандующий. — Перлоф стоял, как юнкер перед начальником дивизии. — Мои шутки непозволительны. Однако покорнейше прошу принять к сведению: они не могут перечеркнуть той агентурной работы, которой ваш покорный слуга занимается. Кроме того человека, что «ведет» Кутепова, у меня есть другой, ему вменена в обязанность работа с генералом Туркулом.

— О! — оживился Врангель. — Это хорошо.

— Я ставлю на Туркула, ваше высокопревосходительство. Он молод, двадцать восемь лет, честолюбив, неразборчив в средствах, пользуется особой популярностью у дроздовцев. Беден, жесток, не отягощен предрассудками, картежник. Следует подогревать его честолюбие и выдвигать в противовес Кутепову.

— Принято, Христиан Иванович. Тут вам карт-бланш, действуйте! Я вас больше не задерживаю. Хотя, постойте. Генерал Шатилов и сопровождающий его Венделовский выезжают завтра.

— Дузик включен в группу. Он дал обязательство «освещать» каждый шаг группы генерала Шатилова.

— О донесениях прошу докладывать незамедлительно. Как часто, думаете, они начнут поступать?

— Надеюсь, раз в четыре дня. Стюард на «Ориент-экспрессе» проверен и вполне надежен, ваше высокопревос ходительство.

— Хорошо, хорошо, Христиан Иванович! Будем ждать. До встречи. — Врангель встал, шагнул ко все еще стоящему контрразведчику — они оказались одного роста и милостиво протянул руку...

Спрыгнув в шлюпку, фон Перлоф оглянулся, когда шестеро матросов взялись за весла. Яхта «Лукулл» удалялась — острый нос, две стремительно-косые мачты и скошенная между ними назад труба. Главнокомандующий стоял на корме в любимой своей позе — подбоченясь и, казалось, настороженно смотрел ему вслед. «Мечется, — подумал Перлоф. — Мечется, не знает, на кого опереться. Поэтому и остерегается всех и каждого, видит в каждом генерале соперника. Тут может начаться дворцовый переворот. Пух-перо полетят, мундиры — в клочья. Кому это выгодно? Союзникам, туркам? Мне? А кто пройдет на место Врангеля? И примет ли он мои услуги, или у него уже будет свой «фон Перлоф»? Врангеля я знаю. Знаю и его слабости, и слабости его окружения. В этом моя сила. Но если главнокомандующим станет Кутепов? (Слащев — вряд ли!) Или какой-нибудь Скоблин, Туркул, которого я сам взялся «выдвигать»? Ведь придется начинать все заново. А как оно начнется? Важно действовать без промаха». Перлоф вдруг почувствовал успокоение: он вновь пришел к твердому выводу, что связан с Врангелем тугой веревочкой, обязан служить ему верой и правдой до тех пор, пока, разумеется, не появятся перед ним более заманчивые и широкие перспективы. Контрразведчик успокоился — он всегда приходил к душевному равновесию, сделав выбор, от которого ни за что не отказывался потом, до изменения реальной ситуации. Пока никаких проверенных данных, говорящих о близком изменении этой ситуации, он не имел. Следовательно, пока фон Перлофу ничего не грозило.

Генерал-лейтенант барон Петр Врангель, который всегда считал себя серьезным политиком, в чем убеждала его борьба и смещение Деникина, делал в последнее время одну ошибку за другой. За весьма короткий срок он донельзя обострил отношения с казачеством; он восстанавливал против главного штаба генерала Кутепова и его окружение; демонстративно валил в одну кучу и представителей «либерализма», обвиняя их в большевизме, и монархистов, старающихся отобрать у него армию и поставить во главе нее кого-нибудь из великих князей. Однако самой опасной в настоящий момент оказалась позиция, которую Врангель позволил себе занять по отношению к французскому командованию в Константинополе. Каждый его новый конфликт с Пелле или Шарли мгновенно отзывался в Париже и ставил в еще более трудные условия Струве, вынужденного тратить все дипломатические ухищрения не на то, чтобы добиваться каких-то льгот, уступок, обещаний поддержки, а на урегулирование вчерашних или позавчерашних промахов Врангеля, необъяснимых там, в Европе, даже в среде единоверцев.

К отношениям государственным прибавлялась личная неприязнь. Врангель даже не считал нужным скрывать ее. Его письмо, направленное против союзников, было опубликовано константинопольской газетой «Стамбул». Создавалось впечатление: Врангель идет на открытый разрыв, имея в кармане не известный никому крупный козырь. Дипломаты, военные, представители прессы, обыватели гадали: что это? Секретный договор с немцами? Миллиардные долларовые займы Америки? Перевод армии в Сербию? Десант в Грузию? Новый план атаки большевиков, выработанный в союзе с Савинковым и совместно с его «западной армией»? Никто и предположить не мог, что Врангель рассчитывал лишь на бога, судьбу и свое везение. И еще на миссию Шатилова.

Вскоре после отъезда начальника штаба (фон Перлоф доложил: французской разведке уже известно о поездке Шатилова) парижские газеты опубликовали сообщение агентства ГАВАС о враждебной позиции, занимаемой Врангелем по отношению к Франции. Меры же французских оккупационных властей объяснялись гуманностью.

— Я принимаю вызов, господа! — кричал Врангель, не сдерживая ярости. — Я буду бороться! Боже, сохрани армию! Я буду бороться, даже если останусь один. И только смерть может освободить меня от служения делу и армии, только смерть!

2

«Генерал Врангель — генералу Пелле.

Армия, проливающая в течение шести лет потоки крови за общее с Францией дело, есть не армия генерала Врангеля, а русская армия... Желание французского правительства, чтобы армия генерала Врангеля не существовала и чтоб русские в лагерях не выполняли приказы своих начальников, не может быть обязательно для русских в лагерях; и пока лагери существуют — русские офицеры и солдаты едва ли согласятся в угоду французскому правительству изменять своим знаменам и своим начальникам».

«Генерал Шарли — генералу Врангелю.

Имею честь переслать Вам здесь экземпляр сообщения французского командования, которое я предписываю раздать и расклеить во всех лагерях русских беженцев. Честь имею просить Вас пригласить русских комендантов лагерей следить за тем, чтобы их подчиненные не мешали распространению этих документов... Согласно предписанию французского правительства паек, выдаваемый русским, будет уменьшен... Франция не в состоянии продолжать без конца приносить жертвы, налагаемые на нас содержанием русских беженцев...»

«Генерал Врангель — Верховному французскому комиссару генералу Пелле.

...Решение французского командования, хотя, я надеюсь, было продиктовано исключительно финансовыми соображениями, может быть истолковано и как намерение воздействовать на моральное состояние войск... Убежденный в необходимости сохранить порядок, который особенно обязателен в тяжелые минуты, лишенный возможности выявлять мой личный авторитет в войсках, я вынужден отклонить от себя всякую ответственность за дальнейшее...»

Врангель приказывает Кутепову: все оружие собрать и хранить под усиленными караулами; в каждой дивизии сформировать ударный батальон в 600 штыков, придав ему пулеметную команду и 60 пулеметов. Задачей фон Перлофа было сделать этот «тайный» приказ известным французам.

— Они испугаются! Вы все увидите: они струсят! Они нас боятся! — восклицал Врангель. — Пелле не отказал армии в пайке, а лишь срезал его. Почему? Испугался волнений в лагерях! Озлобленный несправедливостью русский солдат — они знают это! — способен за час разогнать всех их сенегальцев, новозеландцев, австралийцев и прочих — к чертовой матери! Мы должны продержаться до возвращения Шатилова, господа! Я верю: армия с честью выйдет из создавшегося положения...

«От штаба главнокомандующего русской армией.

В ряде статей газеты «Последние новости» (издающейся в Париже г. Милюковым) помещены сведения, якобы полученные из министерства иностранных дел Франции, о сложении ген. Врангелем с себя обязанностей главнокомандующего. В № 312 указано, что генерал Врангель будто бы согласился подчиниться требованию французского правительства о прекращении контакта с его войсками и якобы предложил сам повлиять на войска, дабы убедить подчиниться требованиям французского правительства. Штаб главнокомандующего считает необходимым официально заявить, что эти сообщения являются сплошным вымыслом... Главнокомандующий остается на своем посту и разделит до конца участь армии, которая при содействии братских народов, нужно надеяться, будет спасена...»

«Французское командование в Константинополе заявляет, что въезд в русские военные лагеря запрещен. Все выданные ранее пропуска аннулируются. Возвращение в свои части уволенных в отпуск ранее разрешается в пределах особого списка...»