Генри Хаггард - Она и Аллан Страница 35

— А что сказал этот щенок?

— Вот его слова, король: Булалио Убийца, сидящий в тени Ведьминой горы, Булалио Убийце, сидящему в краале Дугузы. Тебе я не стану платить дань, если желаешь получить наш топор, приходи к горе Привидений и возьми его. Я же обещаю: ты здесь увидишь лицо, знакомое тебе, ибо есть человек, который хочет отомстить за кровь убитого Мопо!

Пока говорил Мезило, я заметил две вещи: во-первых, небольшая палочка просунулась сквозь тростник изгороди, а во- вторых, отряд «Пчел» собирался на холме против крааля, повинуясь приказанию, посланному ему от имени Умхланганы. Палочка же означала, что за изгородью скрывались принцы в ожидании условленного знака, а приближение войск — что наступало время действовать.

Когда Мезило кончил свой рассказ, Чака в гневе вскочил с места. Его глаза бешено бегали, лицо исказилось, пена показалась на губах — с тех пор, как он стал королем, подобные слова еще никогда не оскорбляли его ушей. Если бы Мезило больше знал его, никогда бы не осмелился произнести их.

С минуту король задыхался, потрясая своим маленьким копьем, и от волнения не мог говорить. Наконец он заговорил.

— Собака, — прошипел он, — собака смеет плевать мне в лицо! Слушайте все! Приказываю вам этого Убийцу разорвать на куски, его и все его племя. Как осмелился ты передать мне речь этого горного хорька? Мопо, и твое имя упоминается в ней. Впрочем, с тобой я поговорю позже. Умксамама, слуга мой, убей этого рабского гонца, выбей ему палкой мозги. Скорей! Скорей!

Тогда старый вождь Умксамама кинулся вперед по приказанию короля, но старость уменьшила его силы, и кончилось тем, что Мезило, обезумев от ужаса, убил Умксамаму, а не Умксамама его. Ингуацонка, брат Унанди, напал на Мезило и покончил с ним, но сам был ранен в борьбе. Я взглянул на Чаку, который продолжал потрясать маленьким красным копьем, и немедленно решился действовать.

— Помогите! — закричал я. — Короля убивают!

При моих словах тростниковая изгородь раздалась, и сквозь нее ворвались принцы Умхлангана и Дингаан, как проскакивают быки сквозь чащу леса.

Своей иссохшей рукой я указал на Чаку, говоря:

— Вот ваш король!

Тогда из-под своих плащей принцы вытащили по небольшому копью и поразили ими Чаку-короля. Умхлангана ударил его в левое плечо, Дингаан — в правый бок. Чака уронил свое маленькое копье, вделанное в красное дерево, и оглянулся; его движение было так величественно, что братья смутились и отступили от него.

Дважды взглянул он на каждого из них, потом сказал:

— Неужели вы убиваете меня, домашние собаки, которых я выкормил? Неужели вы убиваете меня, думая завладеть и управлять страной? Но я говорю вам, владеть вы будете недолго. Яслышу топот бегущих ног, ног великого белого народа. Они вас затопчут, дети моего отца! Они будут управлять страной, которую я покорил, и вы, и ваш народ станете их рабами!

Так говорил Чака, пока кровь текла из его ран на землю, потом снова величественно взглянул он на них, как загнанный олень.

— Кончайте, если хотите быть королями! — вскричал я, но робость охватила их сердца, и они не решались.

Тогда я, Мопо, выскочил вперед и поднял с земли маленький ассегай, вправленный в королевское дерево, тот самый ассегай, которым Чака убил свою мать Унанди и сына моего Мусу, и высоко поднял его. Пока я поднимал копье, отец мой, снова, как в дни моей молодости, красная пелена заколебалась перед моими глазами.

— Почему хочешь ты убить меня, Мопо? — спросил король.

— Чтоб отомстить за Балеку, сестру мою, которой я в том поклялся, и за всех моих родных! — вскричал я и пронзил его копьем.

Он, умирающий, упал на мятые воловьи кожи. Еще раз заговорил он, но только и сказал:

— Жаль, что я не послушался совета Нобелы, которая предостерегала меня против тебя, собака!

Затем он замолк навеки. Но я стал рядом с ним на колени и в ухо твердил ему имена всех тех моих близких, которые умерли от его руки: Македамы, отца моего, моей матери, моей жены Анади, моего сына Мусы и всех остальных моих жен и детей, наконец, имя Балеки, сестры моей. Глаза и уши его были открыты, и я думаю, отец мой, что он видел и понимал. Я думаю также, что ненависть на моем лице, когда я потрясал своей иссохшей рукой перед его глазами, была для него страшнее ужаса смерти. Наконец он отвернулся, закрыл глаза и застонал. Вскоре глаза его открылись сами, он умер.

Таким образом, отец мой, погиб король Чака, самый великий человек, когда-либо живший в стране зулусов, и самый жестокий. Погиб он от моей руки и ушел в те краали Инкозацаны, где нет сна. Он умер, как жил, в крови — пловца в конце концов всегда уносит течение. Он ушел по той тропинке, которую гладко проторили для него ноги убитых им, многочисленные, как трава на склоне гор, но лгут те, которые говорят, что он умер, как трус, моля о пощаде. Чака умер, как и жил, мужественно. Да, отец мой, я хорошо это знаю, эти глаза видели его, а эта рука лишила его жизни.

И вот король лежал мертвым, а отряд «Пчел» приближался, и я чувствовал беспокойство, как он отнесется к происшедшему. Хотя принц Умхлангана и считался их вождем, но все же воины любили короля за то, что он был велик в битве, а подарки раздавал не считая. Я оглянулся: принцы стояли в недоумении, девушка убежала, вождь Умксамама был убит Мезило, который также лежал мертвым, а старый вождь Ингуацонка, убивший Мезило, стоял раненый, никого другого не было в краале.

— Проснитесь, короли! — закричал я братьям. — Войска у ворот! Скорее заколите этого человека! — И я указал на старого вождя. — Остальное же предоставьте мне.

Дингаан тогда подскочил к Ингуацонке, брату Унанди, и сильным ударом копья поразил его. Тот свалился, не испустив даже крика. Но принцы опять остановились, молчаливые и недоумевающие.

Между женщинами, слышавшими крики и видевшими взмахи копий над изгородью, распространилась весть об убийствах, от них она перешла к отряду «Пчел», который с песнями подходил к воротам крааля. Внезапно воины перестали петь и бегом кинулись к хижине, перед которой мы стояли.

Я бросился к ним навстречу, испуская крики печали, держа в руке маленький ассегай короля, окрашенный еще его кровью, и обратился к вождям их:

— Плачьте, вожди и воины, плачьте и рыдайте, нет более вашего отца! Король умер! Небо соединится с землей от ужаса, ибо король умер!

— Каким образом, Мопо? — спросил предводитель «Пчел». — Каким образом умер наш отец?

— Он умер от руки злого бродяги по имени Мезило, который, услыхав от короля повеление умереть, выхватил из рук короля этот ассегай и заколол его, потом, прежде чем кто-либо из нас мог его удержать, он убил вождей Ингуацонка и Умксамаму. Подойдите и взгляните на того, кто был королем. По приказанию королей Дингаана и Умхлангана подойдите и взгляните на того, кто был королем, чтобы весть о погибели от руки Мезило разошлась по всей стране.

— Ты лучше умеешь делать королей, Мопо, чем защищать от удара бродяги того, кто был твоим королем! — сказал начальник «Пчел», смотря на меня с подозрением.

Но слов его никто не услышал: некоторые из вождей прошли вперед, чтобы взглянуть на умершего великого короля, а другие с толпой воинов стали бегать взад и вперед, крича в ужасе, что теперь земля и небо соединятся и род человеческий прекратится, потому что Чака-король умер.

Как передать тебе, отец мой, о том, что случилось после смерти Чаки? Рассказ об этих событиях наполнил бы много книг белых людей, а может быть, многое уже об этом написано в них. Потому-то я стараюсь говорить кратко и рассказал тебе только некоторые события из царствования Чаки. Предмет же моего повествования не царствование Чаки, а жизнеописание людей, живших в те дни, из которых только Умслопогаас и я живы, если только Умслопогаас, сын Чаки, еще не умер. Поэтому в немногих словах расскажу о том, что случилось после кончины Чаки, до того времени, как король Дингаан послал меня к тому, кого звали Убийцей и который правил народом Топора. Если бы я знал, что Умслопогаас жив, Дингаан скоро бы последовал за Чакой вместе с Умхланганой и Умслопогаас стал бы править, как король, в стране зулусов. Но увы! Мудрость покинула меня. Я не обратил внимания на голос сердца, твердивший мне, что угрозы Чаке и желание отомстить за смерть Мопо шли от Умслопогааса. Узнал я истину слишком поздно, я же думал, что речь шла о каком-нибудь другом Мопо. Таким образом, отец мой, судьба играет нами. Мы воображаем, что управляем ею, а на деле судьба управляет нами, и ничто не случается без ее воли. Весь мир составляет большой узор, отец мой, разрисованный рукой Всемогущего на чаше, из которой Он пьет воду премудрости. Наши жизни, то, что мы делаем и чего не делаем, — крохотные части узора, такого огромного, что только очи того, кто живет наверху, в силах видеть его весь. Даже Чака, палач людей, и все убитые им составляют крохотную песчинку на пространстве этого узора. Как нам быть мудрыми, отец мой, когда мы только орудия мудрости? Как нам строить, когда мы только камешки в стене? Как нам даровать жизнь, когда мы младенцы во чреве судьбы? Или как нам убивать, когда мы только копья в руках убийцы?