Анна Тищенко - Тёмный лабиринт Страница 11

– Взгляни, – голос звучал из-под маски глуховато, и недаром – ведь костюм смерти был популярен во времена многодневных венецианских карнавалов среди тех, кто желал оставаться инкогнито. Своеобразная конструкция маски создавала резонанс, меняя голос до неузнаваемости. – Похоже на дыхание моря.

С минуту вглядываясь в бескрайний океан вересковых пустошей, Кэти поняла, что он имел ввиду. Ветер то стихал, то набирал силу, скользя по сиреневой глади вереска, отчего по ней прокатывались волны, на гребнях которых мерцал отражённый лунный свет. Вздымаясь и опадая, эти волны плыли к исчезавшему в ночной тьме горизонту, бесшумно, как тени. До сих пор всё, что знала Кэти о вереске – это что из его корня делают лучшие в мире курительные трубки и ещё варят неплохой эль, по крайней мере, таково было мнение её отца. Теперь же на ум приходили гораздо менее прозаические вещи – вспоминались сказки няньки-валлийки о призрачных рыцарях, осуждённых вечно бродить по таким вот пустошам в поисках (разумеется, безнадёжных) упокоения, демонах, устраивавших ночную охоту на души грешников. Отчего-то Кэти посетила нечестивая мысль о том, что должно быть приятно скакать по такому вот сиреневому цветущему полю на большом, и конечно, чёрном как ночь коне, преследуя душу какого-нибудь (разумеется симпатичного) грешника… Зажмурившись, она помотала головой. Однако, что он там говорит?

– …. С запада замок окружён непроходимыми болотами, уходящими далеко в лес, а северная стена упирается в лабиринт…

Кэти посмотрела в указываемом направлении. Перед ней, уходя на многие мили вперёд, простирался гигантский лабиринт. Высокие, идеально сформированные стены образовывали причудливые узоры, тем не менее, подчинённые строгой логике. Периодически, разрывая монотонную зелень тиса, как прибрежные скалы поднимаются из моря, выглядывали белые строения.

– Какой он большой… У нас тоже есть, только он очень маленький, за сто десять лет там смог заблудится только один человек, мистер Мэлвик. Вы его сегодня видели в костюме Пьеро.

– Ну, лабиринты имеют философское и сакральное значение, в них совсем не обязательно теряться.

– Сакра… Какое значение? – Кэти озадаченно потёрла переносицу. – А кто их вообще придумал?

– Первый лабиринт, описанный Геродотом и Диодором Сицилийским… – Генрих осёкся и поспешно добавил, – эти джентльмены так же жили в древней Греции и уже умерли. Так вот, они описывали древнеегипетский лабиринт близ «города гадов», города Шедит, расположенного на берегу Меридова озера в Фаюмском оазисе.

– «Город гадов»? – Кэти пришла в совершеннейший восторг.

– Да, культовый центр бога Себека, человека-крокодила. В храме располагался лабиринт, протяжённостью около семидесяти километров, и состоявший из трех тысяч гранитных помещений, часть из которых была под землёй. Некоторые из комнат были погружены в абсолютный мрак, а двери, ведущие в погребальные камеры, в которых покоились фараоны и священные крокодилы, при открывании издавали звук, похожий на раскат грома. И вот в самом сердце подземной части этого лабиринта, в зале, своды которого поддерживали колонны редчайшего красного мрамора, и находилось земное воплощение бога Себека – живой крокодил, украшенный золотом и алмазами. Соответственно, добраться до него могли только избранные жрецы, досконально знавшие архитектуру этого лабиринта. Потом, как это обычно и происходит, сакральная идея – путешествие к божественному, перешла в христианство. Только там уже это было менее материалистично выражено – саму жизнь, дорогу, ведущую к раскаянию. Запутанную, длинную, полную тупиков и ловушек. В готических храмах лабиринт всегда присутствует.

– О… А это что там, беленькое? – Кэти указала на белоснежное в лунном свете строение, выныривающее над поверхностью бархатных тисовых стен.

– Это мраморная беседка, это фамильный склеп, а это мёртвый дуб, я прятался в его расселине, когда был маленьким.

Кэти посмотрела на его чёрный на фоне синевы ночного неба профиль. Был маленьким? Невероятно.

– Я даже не знала, что ночь так красива… – она словно впервые видела россыпь бриллиантов звезд на бархате неба, слышала пение соловьев, неразличимое в шуме и суете дня, любовалась золотыми пятнами света, льющимися из окон в ночной сумрак. Глаза быстро привыкли к темноте и начали различать оттенки цветов, гораздо более сложные и богатые, чем днём. Она сказала об этом Генриху.

– Да. Ночь на всё набрасывает тёмную вуаль, оттого все краски открывающего перед твоим взором вида нереальны. Словно ты смотришь на картину, написанную фламандским мастером столетие назад. Уже слегка потемневшая, опалённая дыханием времени, она, как и любое совершенное произведение искусства показывает тебе только самые яркие моменты, остальное прячется в густых тенях, чёрных, как бездонный колодец. И тени её безлики и многолики, вечны и изменчивы. Человеческий глаз способен различить около восьмидесяти оттенков чёрного.

– А как увидеть настоящий, окончательно чёрный?

Генрих с любопытством взглянул на неё. Потом спросил:

– У тебя есть кусочек чёрного бархата и коробочка?

Искомый предмет был обнаружен в виде банта на сумочке Кэти и безжалостно оторван. Затем опустошили маленькую перламутровую пудреницу Кэти, и Генрих аккуратно выстелил её чёрным бархатом. Кэти прижала её к глазу. Это был не просто цвет. Тьма, настоящая тьма взглянула на неё, она давила, и словно просачивалась внутрь глаза. Кэти с минуту смотрела, а когда опустила шкатулку вниз, всё вокруг засияло новыми красками. Ей показалось, что взгляд её словно проник много дальше, на мили вокруг раздвигая пространство, уже не сумрачно-неясное, а многогранное и цветное. Мимо проплыла стайка огненных мух, нечто таинственно-зелёное тлело за лесом, кипел и переливался под стенами замка аметистовый вереск и то вспыхивали, то гасли зловещие болотные огоньки над гиблыми топями.

– Царство Селены. Нежной и хрупкой богини Луны. А мы – гости в её чертогах…

Неожиданно налетевший порыв ветра был так силён, что едва не сбил Кэти с ног. Она пошатнулась, и Генрих подхватил её под локоть. Говорят, первое прикосновение решает всё. Кэти словно огнем обожгло, когда прохладная, сильная рука сжала её плечо. Ледяной огонь прокатился вниз по позвоночнику, сжал тревожным, коротким спазмом живот и растаял осколком в сердце. Кэти вздрогнула, стиснула зубы, стараясь смотреть прямо перед собой и ничем не выдать своего волнения.

– Идём вниз? – он произнес это спокойным, будничным тоном, будто ничего и не было минуту назад. Кэти, вздрогнув, очнулась. Её взгляд случайно упал в сторону лабиринта и то, что она увидела, её поразило.

– Подожди. Что это? – Она указала в сторону чернильной зелени лабиринта. Там, на самой верхушке самшита, выстриженного в форме шахматного коня, сидел ослепительно белый кот.

– Как он забрался туда? У самшита такие слабые, но колючие веточки. Это невозможно! Я знаю, я пробовала. Ой! – кот вдруг не спрыгнул – стёк по рельефной стенке фигуры, тело его при этом неестественно вытянулось, от верхушки коня до самого низа, где из земли показывались узловатые корни, и исчез за кустами. Это было жутко.

– Я ничего не видел, – мужчина твёрдо взял её за руку. – Идём.

Когда спускались вниз, Кэти заметила ещё одну странную вещь. Все окна северной башни горели яркими огнями, кроме одного окна, находящегося по центру башни. Лишённое обрамления, в отличии от других, забранных витражным стеклом, оно слепым глазом мрачно смотрело на чернеющий под ним лес. Немного поколебавшись, она обратила на это внимание Генриха. Того вопрос не удивил.

– Это одна из загадок нашего замка. Дело в том, что в эту комнату нет входа, более того, самой комнаты нет на плане. Признаюсь, некоторое время я пытался найти её, но потерпел неудачу.

Они спустились и пошли по газону, болтая, словно были сто лет знакомы, но у Кэти никак не шёл этот эпизод из головы. Маску Генрих неожиданно снял и оставил на одном из фуршетных столиков. Кэти это слегка удивило. Он что, на праздник уже не собирается возвращаться? Многие гости, последовав их примеру, начали выходить на площадку подышать воздухом. Кэти боковым зрением отметила Пьеро и пирата, которые как голодные акулы на модном курорте, присмотревшие аппетитных туристов, медленно приближались к ней, двигаясь по кругу. Она забеспокоилась, но тут её вниманием завладел материализовавшийся как кролик из шляпы фокусника Стоун.

– Мисс Бранн, я нашёл ваш веер. Простите, что поиски несколько затянулись…

Генрих его прервал.

– Майкл, Вы сообщили Эрику о приезде мисс Блекхилл?

– Да, сэр. Мистер Рэйберн уже встретился с мисс Блекхилл. Я имел удовольствие присутствовать при беседе.

– Сомнительное, я полагаю, – Генрих усмехнулся. – Я хочу знать содержание этой беседы в точности.