Алиса Ферней - Речи любовные Страница 12

— Какая же ты собственница! Ведь я ничего у тебя не отнимаю, и они не лишают тебя ничего.

— Знаю, — отвечала она, склонив голову.

Она понимала, что ее поведение не на высоте. Любить мужчину и жить с ним, конечно же, не означало отвратить его от всего мира, и она не имела на него никаких прав. Но это понимание как-то меркло перед картинами, которые рисовало ей ее воображение. Вот Жан с одной из своих знакомых за круглым столиком бистро, они обмениваются улыбками, между ними возникает некое сообщничество, он выслушивает ее признания, готов уделить ей время, слово за слово, доброта, сочувствие, моральная поддержка и, как выражение взаимной приязни, поцелуй на прощание. Эти видения сводили ее с ума. И она поднимала крик. Порочный круг: ведь от этого ему еще больше хотелось бывать вне дома. И все же она не могла совладать с собой. Оттого-то он и стал не во все ее посвящать. И без угрызений совести заявлял:

— Ты сама этого хотела. Нет ничего, чего бы ты не знала.

Она была еще не одета. Он обнял ее за талию и стал покрывать поцелуями ее хрупкие плечи.

— Я тебя люблю!

И чтобы уверить ее в этом, провел руками по ее животу и груди. У нее была матовая кожа, покрытая невидимым пушком. Нежность завораживала. Он забыл, чем занимался до этого, и отдался тактильным ощущениям. Токи побежали по всему его телу. Жена сильно действо вала на него. Он считал себя счастливчиком. После четырех родов она осталась худенькой и хорошенькой. Он сжал ее в объятиях. Руки его пробегали по ее телу. По мимо воли его охватывало влечение к ней. Мария вы освободилась. Не время. Он опять притянул ее к себе Чтобы не обижать его, она не сопротивлялась. Он шептал ей на ухо множество приятных слов, которые никогда у него не переводились. Это тело он любил, оно пробуждало его при малейшем к нему прикосновении.

— Мне надо одеваться.

Она знала, что он на этом не остановится, что вскоре им овладеет острое желание.

— Ты меня не любишь, — вздохнул он.

— О да, это всем известно!

Живя с ним, она и разговаривать научилась, как он Она поцеловала его, он успокоился, и гроза миновала.

5

Они сели за столик друг напротив друга, притихшие, смущенные. Жиль подумал о вечере, на котором их не будет, зато будут их друзья со своими вторыми половинами.

— Из-за вас я пропущу важный матч по боксу. Она ничего не отвечала, понимая, что это признание того, до какой степени для него важно свидание с ней. Да и что тут ответишь? Она принялась разглядывать скатерть и вертеть в руках нож.

— Этот матч — настоящий праздник. А ваш муж не удивился, что вечер вы проводите не с ним?

— Нет, — просто ответила она, словно речь шла о чем-то обычном для их супружеской жизни.

Ее лаконичный ответ позабавил его. Едва заметная улыбка тронула его губы, когда он продолжал свои расспросы, желая представить себе, что такое ее супружество. Впечатления свободной женщины она не производила и тем не менее была здесь, рядом с ним. Ему нужно было уяснить себе этот парадокс. Был ли у него шанс преуспеть в отношениях с ней? И если да, то преуспеть в чем? Он и сам толком не знал, чего хотел. Его тянуло к ней, но куда это его заведет, он себе не представлял.

— А он не спрашивал, где вы проведете этот вечер?

— Нет, — на сей раз улыбаясь, ответила она.

— А с кем?

— Нет! Ничего такого он не спрашивал.

Она прекрасно понимала, куда он клонит: как она подала свое отсутствие мужу, но предпочитала скрыть это от него.

— Я и не знал, что существуют подобные мужья! Просто невидаль какая-то!

Оба рассмеялись, но ей стало стыдно: смеяться с незнакомцем, и над кем — над собственным мужем! Это было сродни предательству. Ей захотелось как-то исправиться:

— Он много работает. Я часто ужинаю без него с приятельницами. С подружками.

— Но сегодня вечером он не работает!

— Верно! — вынуждена была признать она.

— А он вам доверяет, — лукаво заметил Жиль.

В его глазах запрыгали огоньки; вместо того чтобы притушить их, он, казалось, хотел направить на нее всю их силу. А она прощала ему все! Это происходило как по волшебству. Его обаяние взяло ее в плен. Она и знала, и не знала… Теперь она бы нисколько не удивилась, если бы ей сказали, что она по уши влюблена.

— Я не делаю ничего, что бы шло вразрез с его доверием, — проговорила она, отказываясь забивать себе голову тем, стоит или нет попадаться на удочку.

Пусть смеется сколько пожелает, теперь они сообщники. Об этом нетрудно было догадаться: стоило ему рассмеяться, она заражалась его смехом. Этим объяснялась та невообразимая смелость, с которой он пошутил:

— Пока ничего.

Она промолчала, подчеркнув этим, каким верхом глупости и нахальства было его замечание, и как ни в чем не бывало смеялась, не смущаясь и не краснея. А он не уставал восхищаться: «Ну что за зубки у этой Полины: девственные, без единой щербинки, словно она никогда еще ничего ими не жевала…» Ему впервые довелось увидеть у взрослого человека такую челюсть. Перед ним были крошечные пилочки передних резцов. Он просто не мог отвести взора от их чистоты и нетронутости. А себя вдруг ощутил стариком. В конце концов его настойчивый взгляд, направленный на ее рот, привел ее в замешательство. Потому ли она поднялась из-за стола? Никак не узнаешь.

— Пойду вымою руки.

Оставшись сидеть перед сложенной на тарелке салфеткой, он проводил ее взглядом. Он никогда не запрещал себе глазеть на женщин. Любой посетитель ресторана мог проследить, куда он смотрит. Она удалялась, а он беззастенчиво разглядывал ее со стороны, пытаясь увидеть, какая она без платья, какие у нее ноги, бедра, ягодицы. Иные мужчины ничего, кроме одежды, не видят. Но есть такие, которые умеют прочитывать женское тело под платьем, причем безошибочно. Не слишком красивые ноги или отвислый зад не укроются от их внимания. Жиль Андре был из таких. Он читал… Привычно и легко. Ну вот, к примеру, Полина Арну: двадцать с небольшим лет, высокая, стройная. Идет по ресторану словно танцует. Тонкая талия, длинные ноги, красивые руки. Современная походка. Никаких округлостей, чудо телесной легкости, крылатое существо. Груди не видно: слишком худа. И при этом само совершенство, какая-то особенная, настоящая… Так думал он, глядя ей вслед, пока она была в поле его зрения, а когда исчезла — разворачивая салфетку и углубляясь в чтение меню и карты вин. Как же он был счастлив находиться подле такого чуда, заполучить его в свое полное распоряжение на весь вечер, осмелиться и быть вознагражденным. Ей и невдомек, каким удовольствием было для него присвоить ее себе хоть на время, а особенно то, что она пришла к нему тайно. Никто не смог бы сказать, от кого Полине Арну досталась ее внешность; ни ее мать, ни отец красотой не блистали. Но это было нечто бесспорное: неисповедимые пути крови создали великолепную женщину. Рослая: метр семьдесят четыре, по-настоящему женственная, улыбчивая, гибкая, светящаяся. В двадцать пять лет к девичьей изящности добавилось сияние, которое очень молодым женщинам придает материнство. И это сочетание утонченности и наполненности бытия порождало ощущение чувственной натуры: ей были присущи игривость, задиристость и оправданная эмоциональность. Под этим следует понимать, что Полина Арну принадлежала к числу женщин, обязанных тем, что в них есть, мужчинам, ибо вера в себя — качество почти чувственного порядка. Плевра разорвалась, и женственность выплеснулась наружу, питаемая мужским вниманием. Лицо ее было обращено ко всем, а это ни много ни мало — великолепное начало для того, чтобы ощутить свое присутствие на земле. И не было в этом ни извращенности, ни уловки, а если и была доля прельщения, которое одно человеческое существо способно оказывать на другое, она оставалась вне подозрений, поскольку ее тип красоты — светлой, бледной — являлся выражением непреходящей чистоты. Ее спутник был чувствителен к этому сочетанию незапятнанности и опытности. Чтобы привлечь его внимание, было бы достаточно одного ее лица: гладкого, улыбающегося, раскаленного изнутри и ледяного снаружи Словно мысль вспороть эту стальную холодность, до браться до пылающего нутра уже сама по себе была фантастическим пиршеством, жертвой, которую только и MOI пожелать самому себе мужчина. Теперь и впредь на некоторое конечное время он был в сфере притяжения этого лица, в состоянии ослепленности им. Не очевидно, чти женщина может иметь об этом какое-то представление и помнить в те минуты, когда любима, если только она не из числа женщин-матерей, похожих на волчиц, охваченных ненасытной тягой к соитию.