Джудит Майкл - Наследство Страница 12

— Ты хочешь сказать, что у них есть уверенность?

— Вероятно, — с сомнением сказала Лора, думая, что это не совсем то слово, чтобы объяснить, как добиваются такого впечатления богатые.

— Но их уверенность основывается на их деньгах, — сказал он. — А что можно сказать об их внутренней уверенности? Разве ты не думаешь, что их может волновать любовь, дружба, здоровье, добрые дела, чтобы быть тем, кем они хотят, глубоко внутри?

Лора опять покачала головой:

— Не так, как другие люди.

— И много ты знаешь таких людей?

— Нет, только нескольких.

На мгновение воцарилась тишина. «Такая юная, — думал пожилой господин, задумчиво глядя на ее нахмуренное лицо. — И все же она очень близка к тому, чтобы превратиться во взрослую женщину».

— Расскажи мне, что тебе нравится в этом пляже? — спросил он.

— Его бесконечность. — Она повернулась, чтобы оглядеть поблескивающий песок, светлый, немного искрящийся на солнце, потемневший в тех местах, куда добегали и снова откатывали волны. — Здесь столько пространства, как в огромном доме, и я могу ходить из комнаты в комнату, и все это принадлежит мне.

Его глаза просияли.

— С детства я называл его своим замком. Даже когда я бывал расстроен, если мой отец ругал меня, или я волновался за что-то, когда я приходил сюда, мне принадлежало все, что было доступно взору. И я всегда долго думал, прежде чем взять сюда с собой кого-то из друзей.

— Я никого не буду брать с собой, — решительно заявила Лора.

— Никого, даже самых близких друзей?

— Нету у меня друзей. Нету у меня множества друзей. Мне они не нужны.

Он смотрел на нее, а Лора пожала плечами:

— Друзья хороши для тех, кому они нужны, но если ты сам сильный, они тебе не нужны. — Она глядела на него, будто призывая возразить ей. — Ты нуждаешься только в себе, в своей силе. Это то, о чем вы недавно сказали. Необходимо верить в себя.

— Это не совсем то, что я имел в виду, — спокойно отозвался старик. — Бедное дитя, разве у вас нет никого, с кем бы вы хотели разделить свое счастье?

— Не надо меня жалеть, — яростно отрезала Лора. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь жалел меня. Этого дерьма мне не надо. — Она прикусила губу. — Мне нет дела до этого, сюда я никого не возьму. Это будет моей тайной.

Легко и непринужденно, словно она не сказала ничего странного, пожилой господин поклонился.

— Могу я нанести вам визит? Мне бы хотелось присесть, — Он показал на невысокую песчаную горку, поросшую травой. — Я стал легко уставать в последнее время, и был бы вам очень признателен, если бы мог воспользоваться вашим креслом.

Неожиданно Лора почувствовала прилив теплоты; он пытался сделать так, чтобы она почувствовала себя лучше. Впервые за всю их беседу она рассмеялась.

— Прошу вас. Извините, что не могу подать чай.

Он засмеялся вместе с ней и был поражен неожиданной переменой, произошедшей в ее лице. «Она неординарна, — подумал он. — Она может стать красивой женщиной, улыбка которой будет разбивать мужские сердца». Лора положила велосипед на песок, и они сели, созерцая бесконечные просторы океана и пенистые шапки волн, которые набегали и разбивались о берег с тихим, ритмичным звуком, похожим на шепот.

— Я никогда не рассказывал семье о моем замке на берегу, — сказал он. — Они считают, что я частенько поступаю, как тиран, а время от времени проявляю мудрость, и все из-за того, что дожил до преклонных лет и мне не хочется, чтобы они знали, что в каждой песчаной складке я вижу или придумываю пустую комнату. И конечно, я не могу им сказать, что больше всего мне нравится здесь тишина. В моей семье каждый имеет обо всем свое мнение и непременно высказывает его вслух.

Тишина здесь удивительна. Я никогда не могу насладиться ею до конца.

— Тишина вызывает у меня странное, незнакомое, пугающее чувство, — отозвалась Лора. — Как будто хочет поглотить меня.

— Да, — кивнул он. — Да, такое происходит на пустынном побережье. Она просто поглощает тебя. Многие люди находят эту тишину слишком скучной и приносят с собой эти ужасные радиоприемники… Как они называются?

— Транзисторы. Они просто разрывают уши. И это делает маленьких людишек значительнее, потому что тогда вы вынуждены обратить на них внимание. И даже лучше, если вы ненавидите шум, потому что тогда вы точно заметите их, и они почувствуют свою значительность. Осознают, что реально существуют.

Он пристально вгляделся в нее:

— Ты очень глубоко все понимаешь.

Она пожала плечами:

— Или ты должен быть в центре того, что происходит, или ты ничего не добьешься.

«Дитя улиц, — подумал он. — Не удивительно, что на пляже она чувствует себя неуютно».

— Где ты живешь? — спросил пожилой господин.

— В Сентервилле.

— А когда кончится лето?

Она немного поколебалась:

— В Нью-Йорке.

— В Нью-Йорке твой дом?

Она кивнула и в молчании нарисовала на песке пальцем круг, потом еще один внутри его. Может ли она говорить о себе? Она ни с кем никогда не говорила о себе, кроме Кэла, а теперь он умер, и его книжный магазин закрыли. «Почему бы и нет?» — подумала она.

Пожилой господин был случайным знакомым, ей нравилась его улыбка и то, что он уделял ей столько внимания, а ей очень хотелось поговорить с кем-нибудь.

— Я всегда там жила и никуда не уезжала до этой поездки на Кейп-Код. На лето. Мне нравятся здания, толпы народа, как все это теснится и смешивается, и все имеет начало и конец. Так что всегда знаешь, где находишься, и всюду найдешь дорогу. — Она замолчала на мгновение. — Это кажется сейчас страшно далеко отсюда.

— А здесь ты чувствуешь себя, словно потерялась? — спросил ее пожилой господин.

— Я никогда не чувствую себя потерявшейся, — ответила она, и в ее голосе прозвучала сила. — Просто не всегда уверена, как попасть туда, куда мне хочется пойти. Но я дойду туда, и никому не позволю меня остановить.

Пожилой господин смотрел куда-то вдаль, едва заметно улыбаясь.

— Я тоже говорил так, когда был молод. И мне повезло: никто не остановил меня.

Они смотрели на волны.

— Что еще тебе нравится в Нью-Йорке?

— Шум, — быстро ответила Лора. — Знаете, он никогда не затихает, даже если вы закроете все окна. Даже тогда он проникает, и это хорошо, потому что всегда чувствуешь себя его частичкой.

— Ты хочешь сказать, что шум поглощает тебя там, как тишина здесь? — спросил он, наблюдая за тем, как меняется ее лицо.

Ей это никогда не приходило в голову. Думая о городе и побережье, по-новому сравнивая их, она задумчиво прищурила глаза, а потом рассмеялась:

— Мне нравится это сравнение. Мне вообще нравятся новые мысли. У меня был друг Кэл — вы напоминаете его, — и он тоже учил меня этому: по-новому смотреть на вещи. У него был магазин старых книг в Ист-Виллидже в Нью-Йорке, и он разрешал сидеть рядом с ним, у его письменного стола в дальнем конце магазина, и читать пыльные книги, в которых были удивительные, новые мысли. Я очень любила его.