Алексей Иванников - Поездка за город Страница 12

Однако охранника на боевом посту мне застать не удалось: в комнате находился только Алик, стоявший перед массивным круглым зеркалом и корчивший рожи: он мстил если не хозяину гульбища, то хотя бы его зеркалу, заставляя отражать одну пакостную конструкцию за другой, так что за несколько минут на долю толстого матового стекла явно выпало немало. Моё появление его не смутило: бегло оглянувшись, он продолжил вульгарное пошлое занятие, растягивая рот до ушей и закатывая глаза или уродуя нос или уши – маленькие и достаточно привлекательные – но становившиеся под воздействием рук сморщенными некрасивыми комочками.

Я вкратце рассказал об отношениях, связывающих главных действующих лиц; основное он и так уже понимал, так что мои новости только дополнили сложившуюся у него картину. “Так что может: двинем отсюда?” Алик отстал наконец от зеркала, получившего под занавес изображение явного упыря и душегуба: если бы нечто подобное появилось здесь на самом деле, то кто-нибудь из гостей мог получить инфаркт. Он ещё не мог решиться: посмотрев на часы, он покачал головой; лучше было подождать ещё полчасика, после чего наверняка можно было рассчитывать на успех. “А то торчать у закрытой двери – как-то неудобно.” По словам Алика, у его знакомой было много подруг: и на мою долю безусловно также придётся достаточно лакомый кусок. “И не сомневайся даже!”

Я согласился: однако нужно было не испортить окончательно отношений с хозяевами и другими гостями, продолжавшими развлекаться в соседнем помещении, и я решил проведать компанию, проявлявшую себя теперь не так бурно и активно: когда я аккуратно приоткрыл дверь, то обнаружил всего две танцующие пары – все же прочие расселись по краям сцены. Это были всё те же: Жора с блондинкой так же томно кружили под прицелом суровых завистливых взглядов – не обращая ни на кого внимания – и так же самозабвенно и самодостаточно держались Света с Жориным приятелем; хозяин вроде бы не заметил моего возвращения, и я приткнулся в углу, подальше от всех: не бесконечно ведь должны были продолжаться танцы, а на благосклонность соседки теперь вряд ли можно было рассчитывать. Хотя всё могло сложиться и по-другому.

Мелодия кончилась, танцоры встали, нерешительно переминаясь, и тут неожиданно проснулся муж блондинки: я думал, что он уже окончательно поставил на всём крест, и – оплёванный и униженный – так и будет ждать и напрасно надеяться; но он вдруг вскочил и начал действовать: я увидел, как он уже держит её под локоток и что-то тихо объясняет, а она – на полголовы выше и сильнее – в ответ бормочет, сначала спокойно, потом настойчиво и зло, явно не желая соглашаться. Потом кто-то не выдержал: я увидел, как она наклоняется, подчиняясь, видимо, действию его руки, а потом вдруг он полетел через всю комнату: я успел заметить Жорино движение, махнувшего как из катапульты надоедливого настырного свидетеля, устоявшего всё же на ногах и сразу ринувшегося обратно: я думал, что в бой, но к счастью вышло иначе: он обежал обидчиков по дуге и ломанулся в дверь, со всей силой хлопнув потом ею, и в разрядившемся пространстве – где доматывалась пустая уже лента – повисла гнетущая тишина, полная предчувствий и обещаний.

Я ожидал взрыва со стороны трёх пожилых женщин, на глазах которых происходило нечто невиданное и неописуемое – любовник выгонял мужа – и уж здесь-то поборницы морали и нравственности должны были по крайней мере возмутиться. Однако почему-то они молчали, зато неожиданно проснулся именинник: он оглядел оставшихся внимательными хитрыми глазами, потом выключил находившийся под рукой магнитофон – вряд ли теперь кто-то захотел бы продолжения танцев – и в конце уставился на меня. “Всё хорошее когда-нибудь кончается: будем считать, что сегодняшний праздник подошёл к концу.”– Он явно обращался именно ко мне, хотя возможно он хотел остаться только с самыми близкими – в число которых он включал и блондинку, и в качестве приложения к ней – и Жору – но нас с Аликом безусловно выпроваживали. Я поднялся и оглянулся: бывшая соседка смотрела в другую сторону, не желая замечать меня – её явно одолевали теперь старые заботы и трудности – так что я бросил своё прощание всем остающимся одновременно: мы получили здесь самое ценное – насколько это оказалось возможно – и теперь собирались двигать дальше, где почти наверняка нас ждал успех в том, что мы себе наметили.

На этот раз Алик не стал откладывать визит к старой подруге: мы решили ещё и немного развеяться после долгого застолья, так что к нужному дому решено было отправиться пешком, не прибегая к помощи транспортных средств. Дом находился ближе к станции: по словам Алика, он был такой же халупой, что и дом моей сестры, вот только квартира была всего лишь однокомнатная, хотя и с балконом. На мой вопрос: а приходилось ли Алику использовать балкон в качестве спасательного средства? – он отрицательно помотал головой. “Ты что: это же третий этаж. А решёток и лестниц там нет: одни голые конструкции.” Кроме того выяснилось, что подруга Алика незамужем, а если с кем и встречается – помимо моего друга и попутчика – то ничем этого не выдаёт, и таким образом необходимость в акробатических номерах практически отсутствует. “Если только в постели.” Он сощурился и непристойно заржал, вспоминая судя по всему нечто нестандартное и изысканное.

Однако это были не все вопросы, интересовавшие меня: ведь если квартира имела всего одну комнату, то где тогда должен был устроиться – с предполагаемой подругой его знакомой – уже я? Уж не на балконе ли – на виду всей улицы, где меня могли к тому же и узнать и доложить после сестре, а потом и родным и близким, включая жену и родителей, так что вся конспирация была коту под хвост, и длительных выяснений и разборок было никак не избежать? Он понял моё беспокойство и задумался. “Да там ещё ведь санузел есть, так что не волнуйся. А для начала туда надо добраться и обо всём договориться. Так что не спеши.”

Совет выглядел разумно, однако с какой целью мы готовились и отправлялись сюда, уделив этому столько сил и внимания? Уж ему-то всё равно было, куда ехать: наверняка не один подобный адресок имелся в тайной записной книжке, которую следовало скрывать от родственников, близких и друзей, периодически обращаясь к ней и заполняя новые строчки и пункты новыми именами и адресами – чему очень многие могли лишь позавидовать. Совсем не так вольготно чувствовал себя я: в отличие от Алика, постоянно нацеленного и настроенного во вполне определённом направлении – что ощущалось всеми и находило вполне адекватный ответ – я не имел такой предрасположенности и встречал намного меньший отклик. Так что относительная неудача – только что пережитая – требовала обязательной компенсации, тем более что ресурсы и резервы вполне позволяли рассчитывать на это: наших денежных запасов могло хватить и на ресторан, и на долгую гулянку где-нибудь в приватной обстановке, и – в самом уж крайнем случае – на покупку краткой и недолговечной любви, до чего желательно всё же было не доводить дело: в этом мы не видели доблести и не собирались опускаться до того, что определялось только количеством красивых пёстрых бумажек. Совсем необязательно для этого надо было ехать в такую даль, ведь все мы – и в первую очередь Алик – знали места скопления и самые интересные и значимые дислокации, которые тому же Алику – по заявкам свыше – приходилось даже посещать: исключительно по служебной надобности. Разве стал бы директор стройки – наш общий руководитель – столь ценимым наверху без постоянных знаков внимания и уважения, преподносимых в разнообразнейших формах – вплоть до выездов на природу или совместных омовений в достаточно привилегированных заведениях? И какое же из подобных мероприятий обходилось без надёжной женской опоры и поддержки, которую – в достаточных формах и количествах – приходилось обеспечивать именно моему другу и попутчику, ставшему одновременно специалистом и по этой части. Директор давал ему заявку и выделял определённую сумму: и уже делом Алика было потратить её с умом и толком, не забыв при этом и себя тоже, обеспечив важным шишкам сверху вполне надёжный и комфортный досуг. Он уже знал вкусы и пристрастия традиционно обхаживаемых директором любителей халявы: склонность одного к высоким полным блондинкам или любовь другого к худеньким стройным брюнеткам в сочетании с общим стремлением хорошо выпить и закусить ложилась тяжким грузом на его плечи, вполне справлявшиеся с ответственными поручениями, от которых в значительной степени зависела судьба строительства и все мы тоже: после соответствующего мероприятия возобновлялось или даже увеличивалось финансирование объекта, вместо ржавого завалявшегося где-то на складе оборудования местного производства мы получали импорт – рационально позже используемый – а зарплата приходила вовремя и без задержек. Не знаю, выдавалась ли ему премия по итогам очередного банного консилиума: безусловно, он не стал бы отказываться от любого поощрения своих деликатных усилий, но без сомнения он тоже не оставался внакладе, выторговывая себе у постоянных контрагентов скидки и преференции. Вряд ли он сам стал бы пользоваться услугами тех же партнёрш: слишком велика была опасность, что информация просочится и доберётся в конце концов до родных и близких, о последствиях чего несложно было догадаться. Едва ли жена Алика знала о деликатной стороне его служебных обязанностей: лишняя огласка вряд ли подняла бы его авторитет в глазах соседей и родственников, которые могли изменить отношение в значительно худшую сторону; обидное прозвище “сводник” наверняка прилипло бы к моему другу и попутчику, надолго запятнав вполне безгрешную – по нынешним временам – судьбу и биографию: Алик ведь не угонял машины и не чистил квартиры, не обкладывал никого данью и даже не торговал наркотиками – нет! – он лишь честно и добросовестно выполнял служебный долг, подразумевавший иногда – время от времени – доставку девушек не самого строгого поведения по нужному адресу, а также их своевременное сопровождение в обратном направлении. Самого же Алика – разумеется – на подобные мероприятия не допускали: большим солидным людям – наверняка отягчённым жёнами и детьми – ни к чему были лишние свидетели и соглядатаи, со всеми же делами они справлялись сами и без посторонней помощи. Он даже пару раз обижался, когда в грубой форме ему давали понять – кто есть кто – однако вряд ли имело смысл обижаться по-настоящему и с далеко идущими последствиями. Совсем даже неплохо вознаграждалась столь ответственная работа, и на директора строительства он абсолютно не держал зла, считая его современным достаточно деловым человеком, вынужденным для достижения цели пользоваться полным арсеналом не запрещённых законами средств. Безусловно, так оно и было, а если по ходу действия директор и сам получал нечто, прикладываясь к тайным плодам и истокам, то ведь он был руководителем , то есть человеком, стоящим выше каких-то ограничений и запретов: во всяком случае никто не возражал против такого подхода, считаясь со сложившейся реальностью: именно так решались все более-менее значимые вопросы, и не ему было менять традиции.