Елена Соколова - Избранное. Проза. Стихи. Страница 13

Курение кальяна доставило ей удовольствие. Яблочный душистый табак оставлял во рту приятное послевкусие и слегка, самую малость дурманил.

Так болтая и покуривая, они сидели в этом кафе, не желая из него выходить.

Рядом проходила толпа туристов.

– Голландцы, – сказал Рауф.

Она присмотрелась к ним. В этих людях чувствовалось какое-то вековое благородство, не исключено, что просто внешнее: неторопливость, воспитанность, раскованность. И, наверное, их юмор был здоровым. По-своему красивы были их смеющиеся веснушчатые лица с крупными нарядными зубами. У всех – белёсые волосы и хорошие фигуры.

И тут она вспомнила про Кресса. Бог мой, да он уже час, наверное, ждёт её возле Собора Святой Софии! Но подумав с минуту, она решила, что опоздала, а пока доедет – он и вовсе оттуда уйдёт. И продолжила пить кофе и болтать с новым знакомым.

Вволю отдохнув, они двинулись гулять дальше.

Оказались на набережной. Воды Босфора уступали океану, близ которого жила Гретхен, в чистоте и прозрачности. Но и в них была своя прелесть, какая-то особенная игра красок: от желтовато-бледно-бирюзового у берега до почти чёрного, глубокого вдали.

– Казалось бы, вода водой, но в разных странах она разная, – думала Гретхен, кидая хлеб крикливым чайкам. Здесь они тоже были другие – мельче и шустрее.

Гретхен поймала себя на мысли, что ей хорошо здесь, в Стамбуле. Рауф оказался прекрасным экскурсоводом. Она поразилась богатству истории этого города, множеству его памятников.

– Воистину, вечная земля. Наверное, генетически в её жителях заложены и доброта, и мудрость, и хитрость, и коварство, и воинственность, – всё сразу. Мои островитяне выглядели бы рядом с ними наивными детьми.

Разгуливая по районам Сарайбурну и Султанахмет, она почти совсем забыла о своей болезни.

– Что ни говори, а лучшее средство для выздоровления – избавиться от гнетущих воспоминаний… Избавиться. Но как? На мгновение рядом мелькнуло нежное лицо матери. Появилось, улыбнулось и погасло…

И тут же не без гордости Гретхен сама себе ответила, что для людей с устойчивой психикой и сильным арийским характером чувства не должны составлять проблему. Она пыжилась сама перед собой, но знала – ей далеко до легендарной Брунгильды.

Вместе с сумерками на город стало вдруг опускаться нечто, какая-то другая атмосфера, что давало ощущение радостной тревоги, предвкушение волнующего вечера. То ли так действовали яркие, разноцветные огни, которыми Стамбул обильно засиял, то ли нарастающая темпом и громкостью музыка, рвущаяся из многочисленных кафе и ресторанов, то ли аппетитные запахи жареного мяса и ароматного кофе, то ли откровенные взгляды мужчин, – всё располагало к прекрасному отдыху, полному неожиданностей. И ещё одно обстоятельство не могло не поразить Гретхен – ощущение безопасности, не вязавшееся со столь людной и шумной жизнью Старого Византия.

– На улицах полно переодетых полицейских, которые не дадут разыграться беспорядкам. Да и потом – здесь мусульманская страна, в которой не приветствуются обильные возлияния. Может, в этом всё и дело. И не забывайте: благодаря дисциплине, сдержанности и аскезе нами был когда-то завоёван почти весь мир, – не без гордости отметил Рауф.

Они долго ещё праздновали первый визит Гретхен в этот город.

– Не знаю, сможет ли больше, чем этот чудный град удивить меня Западная Европа.

– Ваши сомнения вполне обоснованы. Считается, что Стамбул – Жемчужина Босфора, так называли его в древности. С точки зрения культурных и исторических ценностей он не уступает Риму. Я и сам его обожаю. А Вы надолго в Турции? Я хотел бы показать вам ещё Анталийское побережье, наш чистейший лазурный Акдениз, – так называем мы Средиземное море.

– Пожалуй, это будет в следующий раз, завтра-послезавтра я улетаю в Берлин, – она проследила за реакцией Рауфа. Он явно расстроился. Парень был ей симпатичен, но не настолько, чтобы принять его ухаживания всерьёз. За ужином, который она оплатила в знак благодарности за экскурсию, не смотря на его возражения (истинные, или мнимые) выяснилось, что ему под сорок, что он из небогатой семьи и единственный у мамы сын. Отец бросил их почти сразу после рождения Рауфа, но заботился о сыне в меру своих возможностей. Они видятся с ним до сих пор.

Рауф не знал, что Гретхен умеет читать по глазам, – он стал рассказывать ей о своих лучших качествах, о том, что ему всецело можно доверять, в том числе и деньги, ведь главный его талант – умение их с толком пристроить. Просто до сих пор ему хронически не везло, поэтому он не богат. Но ведь он ещё достаточно молод, и может начать с нуля, правда? Вот-вот, так говорит и гадалка, к которой ходила его мать. Не хотела бы Гретхен открыть с ним бизнес в Турции? Он бы тут всё организовал на её деньги, а ей своевременно отправлял бы отчёты…

Он её изрядно развеселил своей непосредственностью. Неужели так наивно она выглядит, что можно о ней подумать, будто она доверит капиталы первому встречному мальчику на побегушках? В благодарность за то, что он её так невероятно рассмешил, она заказала ему ещё ракии.

Натанцевавшись вволю восточных танцев (она научилась даже трусить животиком), Гретхен захотела, наконец, избавиться от Рауфа. Сказала, что ей позвонили из отеля и просили зачем-то срочно приехать. Он расстроился, но по всему было видать, что такой поворот для него не смертелен: так поступают охотящиеся кошки. Завидев добычу, они ползком к ней приближаются с таким вниманием и так целеустремлённо, что, кажется, это единственная их в жизни цель. Но, если птичка улетает, – равнодушно зевают и отворачиваются: подумаешь, дескать, не очень-то и хотелось…

Гретхен пожелала пройтись ещё разок по тому белому квартальчику, где днём они сидели с Рауфом в кафе.

Рауф подозвал такси и сказал водителю название района. Он поцеловал на прощанье девушке руку, пожелал всего хорошего и протянул свою визитку.

Таксист быстро доставил Гретхен в так полюбившееся ей место.

Вечером эти милые улочки – чистые, хорошо освещённые – выглядели ещё более уютно. И плитка под ногами казалась совсем домашней, керамической, а не тротуарной, настолько она была белой и нарядной. С обеих сторон улиц открытыми дверями зазывали прохожих магазинчики – небольшие, до отказа набитые всевозможными яркими товарами: сувенирами, вазами, светильниками, кальянами. Из разноцветного стекла или матовой, сочных цветов керамики. В витринах великого множества ювелирных лавок сверкали золотые и серебряные украшения с драгоценными камнями.

Гретхен ощущала себя заколдованной принцессой из сказки. Город не отпускал её, завораживал, просил остаться на его улицах до утра. Она тихо смеялась про себя, она ему верила. Константинополь, или как его только не называли за века, внушал спокойствие, радость и смутные предчувствия оправданных надежд.

Она присела за столик открытого кафе. Напротив сидели пожилые турки – муж и жена. На смуглых полных пальцах женщины красиво смотрелись кольца из жёлтого золота восточной работы. Гретхен отметила, что всех мусульманок отличает особая, присущая только им скромность. Даже то, как эта дама курила, выглядело целомудренно.

На обратном пути таксист ей попался весёлый. Он откровенно заигрывал с Гретхен. Это был типичный турок: османское наследие его предков сквозило во всём его облике. У него был маленький горбатый нос, острый подбородок, пронзительные глаза, короткие смолянистые, напомаженные по моде волосы, остроконечные низкие уши. Когда он выскочил на минуту из машины, чтобы купить сигарет, Гретхен рассмотрела его ладную, спортивную фигуру. Наверное, он был очень сильным, не взирая на свой небольшой рост. Всё дело портил только исходивший от него стойкий запах позавчера вымытого тела.

Они шутили и смеялись с ним всю дорогу до гостиницы. В открытые окна такси врывался вихрь чувственной турецкой музыки, микст из разных песен: громких, звонких, печальных, зажигательных. Казалось, музыка была неотъемлемой частью этого древнего, прекрасного, загадочного организма под названием Стамбул.

В отеле, выйдя с сигаретой на балкон, Гретхен стала с наслаждением рассматривать панораму ночного в огнях города. Поймала лицом тёплый ветерок – бриз, который постоянно дул с Босфора в эту пору. И поняла, что хотела бы прожить здесь всю жизнь. Как жаль, что завтра ей улетать.

Мариетта сегодня встала пораньше. Ну, и пусть, что выходной. Настроение у неё было чудесное, энергии – море. На днях её любимый улетел в отпуск, а она будет его ждать. Верная, как собака. У неё и в мыслях не водилось, чтоб изменять такому парню. И не только из-за боязни огласки, просто это не в её природе – предавать. Уж если она любила, то до конца дней. А если ненавидела – лучше об этом не думать…