Анатолий Шерстобитов - Бурситет. Приключения удалых пэтэушников, а также их наставников, кого бы учить да учить, но некому Страница 13

– Т-тебя п-по запаху, – степено расцепил тот руки друга, – у т-тя ведь н-носки с мясом срослись.

– И тебя есть по чему, тараторочка ты моя рыжманная… – Больше взывая к вниманию класса, попросил ласково. – Иттенька, покажь бутылочку со святой водичкой, ну покажь, будь ласка, не жмись…

Витя осуждающе покачал на друга головой, испытующе глянул на военрука, соседей, на конопатое лицо набежала тень сомнения.

– Та нэ трухай, – наседал Смычок. Не дождавшись, пока Витя стронет объяснение, пояснил сам. – Шукав Иття кругом снадобье от заикания, чуть за границу не уехал, в Мордовию, а вонэ пид боком, в Ольховатке, бабуська одна производит в виде святой воды, цистернами люди увозят. Могутнейшее средство, три глоточка в день и через неделю…

– М-ммесяц.

– Во, и через какой-то месячишко все как рукой снимает.

Уступив настоятельным теперь уже коллективным просьбам, Иття продемонстрировал окружающим чекушок с кристально чистой водой. Пашка сделал вид, что крупно глотнул и заговорил восторженно.

– Ой, п-пправда! Б-ббесп-пподобно!..

– И сколько ты заплатил за это? – поинтересовался Истомин.

– Т-та п-пустяки, сальца там шм-маточек, яичек д-десяток.

– И помогает?

– П-пока незаметно, рано, п-позавчера ведь взял т-только.

– Не переборщи тильки, коханэнький, не пей помногу, а то затараторишь чаще автомата Калашникова…

– Ну, что, бойцы, пора шагать на эшафот… то бишь, салон красоты, наводить марафет в ваших зарослях. Только потихоньку, на цыпочках.

– Винтовочки ба взять, а, Виктор Васильевич, их ведь там полчища, неужели толкаете на рукопашную?

– Ну, хватит, потише-потише! Таранов, отвечаешь за дисциплину среди оставшихся.

– А сами-то не подстрижетесь, на халявку-то? – поинтересовался Вадька, скептически оглядывая несколько подзапущенные волосы военрука.

– Одним из первых, – заверил Виктор. – Ты не болен, случаем, Мерзликин? Лицо-то как полыхает.

– Да нет, здоров, – Вадька потер глаза и замаскировал ладошкой широкий неудержимый зевок, отогрелся и напала сильнейшая сонливость.

Простыни в пылу работы даже не встряхивались, инструмент не менялся и не протирался, и Виктор почувствовал, как к горлу катнул ком брезгливой тошноты, но на попятную идти было поздно. Зато личный пример благотворно повлиял на общее настроение группы, почти не тратилось время на уговоры и препирательства. После стрижки он вышел в коридор, отвлечься, да и тошнотный ком так и не уходил.

– На днях читал в газете, – позевнул Вадька, – расписали, как директора одной школы киданули за такую вот мероприятию…

Лепетова насторожилась и шагнула поближе, чтобы услышать получше слова, адресованные якобы только одному Пашке.

– Напоролись на грамотного родителя, настучал куда следует, – Вадька подмигнул другу. – Зря пацаны в областную собираются слать, лучше в центральную или «Крокодил»…

– Чего, чего это там посылать? – стала с выщелкиванием выкручивать пальцы Лепетова. – Куда, зачем?

– Ой! – испуганно оглянулся на нее Вадька, пришлепывая губы ладонью. – Вы, Анна Михаловна?! Да ничего-никуда, никто-никому, откуда вы взяли?

– У-уу, баба базарная! – замахнулся Пашка, свирепо вытаращиваясь. – Он пошутил, Анна Михаловна,

– И все-таки, если начистоту, по-комсомольски?

– Ей-бо, никуда-никто! – клятвенно уложил руки на груди Вадька.

– Кто ж на людях даст показания, за которые перо в ребра полагается, – сурово поддакнул Смычок.

– А т-труп расчленят и с-сожгут…

Лепетова растерянно заулыбалась, попреснела лицом, задумалась, яростно выкусывая заусеницы, и вскоре вышла.

– Пусть помечет икорку, – ухмыльнулся Вадька.

– П-ппапиросыч сейчас п-придет.

– Милости просим! – театрально протянул руки к двери Пашка. – Стрижем-бреем-кровь пускаем!

Зашел Истомин, всмотрелся в лица ребят пытливо, усмехнулся.

– Ну, шо, шо вы так богато хапаете?! – заверещал под ножницами Смычок. – На дворе чай не май месяц, змэрзнет башка-то! – Высунутым из-под простыни зеркальцем он контролировал действия быстрых парикмахерских рук. Истомин, глядя не него, неудержимо разулыбался. Если до этого ученику Смыкову можно было дать четырнадцать, от силы пятнадцать лет, то теперь не более двенадцати. Отсекаемые пряди неуклонно его омолаживали. Присутствующие поняли, чему улыбался военрук.

– Я т-тебя усыновляю! – торжественно объявил Иття и поправил ему смоляной под линеечку чубчик, вытер нос. – А-а-а, си-си н-не хочешь?

С немалым удовлетворением смотрела на свою работу и парикмахерша. Зато при стрижке Итти на лицо ее набежала удрученность, она даже чуть приметно брезгливо приоскалилась – расческа в эти масляные пропыленные патлы могла только вонзаться, а вот сдвинуться с места не имела ни малейшей возможности. Поднятый пласт волос, словно пук медной проволоки, принимал любое положение.

– Ты когда последний раз мыл голову? – спросила она, прикидывая, что же предпринять дальше.

– В п-пятницу.

– Сегодня, что ли? – Она выбрала самый крупный гребень и ножницы посолиднее.

– Т-таа в позату.

Волос с попискиванием стал подаваться.

– Он мопед к весне готовит, – пояснил Смычок, – волосню заместо ветоши пользует.

– О-оо, сколько валенков можно навалять, – подивился зашедший директор густому волосяному покрову на полу, улыбаясь, согнал ногами кучу. – Во, другое дело, – погладил он Витину сальную голову, – а то самурай был какой-то… – Лыков с удальством крутнулся на каблуках и с напускным весельем осмотрел ребят. – Так кто тут недовольство выражает, ребятушки? – Те смущенно отводили глаза в сторону. – За спиной такие дела не делаются, пришли бы ко мне, сказали напрямую, так, мол, и так, уважаемый, нам вот это не по душе. Посовещались бы, подкорректировали действия. А то жалобы строчить да подписи сбирать за спиной небогато умишка надо. Вот ты, сынок, – выцелил он пальцем Вадьку, – скажи мне, чего здесь неправильного? Бесплатно подстригли, наодеколонили, да еще во время урока.

– Мне не идет коротко сзади, – буркнул Вадька, – у меня тогда голова огурцом делается.

– Но это уже компетенция мастера.

– Очень коротко стригут, – заметил Смычок, – под зэка.

– Так вы заказывайте, как вам нравится.

– Ну-уу, послушали нас, в такой-то спешке да фасон соблюсти.

– Спасаемся от вошек, а ловим лишаи…

Виктор похолодел, вот это-то – запросто, и как он не подумал перед тем как высверкнуть, при такой-то гигиене.

– Слышали, товарищи парикмахеры, претензии! Мы вам денежки заплатили как положено, так что не надо спешить, лучше лишний раз приедете, если не успеете, надо работать так, чтобы наши юные клиенты остались довольны.

– Так что же все-таки за послание, а, ребятушки-козлятушки? – он поморщился и потер грудь. Бесшумным видением у двери возник Шпик, в глазах испуг и тоска – опять что-то его питомцы нашкодили.

– Да пошутили мы, Никодим Пап… пардон, Петрович! – принял клятвенную позу Вадька.

– Со скуки, в очереди языками мололи, а Анна Михаловна поверила…

В коридоре, не тая раздражения, директор сказал:

– И когда уж вы, Анна Михаловна, научитесь решать такие пустяковые вопросы самостоятельно. Прибежали, переполошили, от дела оторвали, а все попусту. Так и ходи рядом директор, делай за всех работу, ладно еще технички пока не просят подсказки.

– Так, Никодим Петрович…

– Не надо! Повторяю, побольше самостоятельности, я не буду по вашей прихоти разрываться на части. Все, работайте! – растопыря полы пиджака засунутыми в карманы руками, он неторопливо с достоинством отправился по коридору. Он нравился самому себе директор в такие минуты, в минуты общения с подчиненной Лепетовой, трепет у нее был всамделишным, искренним, близким к суеверному. Не то что у большинства остальных сотрудников, какие запросто могут позевнуть в разгаре иного разноса, когда наказуемым лишними истрепанными нервами оказывался он сам.

Опять перестаралась, растерянно и часто заморгала вслед директору Лепетова, губы ее беззвучно шевелились в попытке стронуть так и неначатое оправдание.

Выйдя напиться у коллективного фонтанчика, Виктор услышал в вестибюле невнятное, но судя по интонациям, раздраженное бубнение голосов. Стукнула парадная дверь, и голоса стихли.

– Никак директора немного погоняла, а, Игнатовна? – поинтересовался он.

– Погоня-аала… – Клуша поднесла к глазам спицы и стала нанизывать сбежавшие петли, нет, не получалось – подводили приплясывающие пальцы.

– Ведь все вы грамотные люди! такую надсмешку чинить над ребятишками… И высказала, и выскажу, в глаза, кому только такое в башку пришло, ведь не стадо баранов, люди ведь! ии-ээх! – махнула рукой и отложила шаль. – И все помалкивают, довольные, лишь бы их самоих не трогали.