Олег Селиверстов - Лондон prêt-à-porte Страница 13

Так, Антуан, спокойно. Не забывай, что стройные ножки разорили многих. А ты обещал отцу, что будешь заботиться о маме и сестре и отдавать им часть прибыли. На что они будут жить, если ты прогоришь?

Решено. Улетаю домой. И не вкладываю никаких денег.

– Нет, нет и нет! – сказал я вслух и даже рубанул рукой по воздуху, словно прогоняя сомнения.

– Что, даже присесть нельзя?

Я вздрогнул и поднял голову. Передо мной стояла Симона.

– Конечно, прошу, – пробормотал я, оторопев.

Симона сняла с плеча рюкзак и осторожно положила его на соседний стул. Мешковатая куртка с огромным воротником-капюшоном была сброшена с плеч изящным движением, будто это был норковый свингер. Под курткой оказалась та же полосатая рубашка, что и утром, а бусы из-за приглушенного освещения теперь отливали вялено-тунцовым.

Подошла официантка и спросила, что мы будем пить.

Симона заказала пиво и sausages and mash. Я попросил повторить виски.

– Как ты здесь оказалась? – спросил я Симону, когда официантка удалилась.

– Приехала на такси.

– Неужели? – меня подмывало сказать колкость по поводу Влада, но я сдержался.

– Я и забыл, что все таксисты Лондона знают, где меня найти.

– Перестань, Антуан. Вы все как маленькие дети. Дуетесь, обижаетесь, скандалы закатываете. Я приехала, чтобы извиниться за то, что обозвала тебя предателем, – Симона взлохматила волосы. – И нечего так ехидно улыбаться.

– Сорри, – я сделал серьезное лицо.

Официантка принесла пиво и виски. Такие похожие по цвету и такие разные на вкус.

– Скажи правду, ты ведь уезжаешь из-за меня? – спросила Симона после недолгой паузы. – Потому что у нас с тобой ничего не получилось? Так ведь?

Я медлил с ответом. Откровенность взгляда вслед за откровенностью вопроса пронзала насквозь.

– Ты думаешь, что мы с Владом любовники? Да? Вот, блин! Антуан, ты крейзи. Я тебя уверяю, что мы просто друзья. Понятно? Друзья – и все. И вообще – какая разница, кто с кем когда-то спал.

– Разницы, безусловно, никакой. Секс – это такая мелочь, – я быстро поднял бокал, чтобы не выдать радостного волнения. – Выпьем за мелочи жизни!

Симона пригубила пиво и спросила:

– Скажи, а почему ты с женой развелся? Если это, конечно, не секрет.

– Мы оказались слишком разными. Она мечтала о большой квартире с просторной кухней, чтобы можно было приглашать друзей, родственников, устраивать вечеринки… А я все деньги вкладывал в автосервис, который достался мне после смерти отца. Сначала покупал новые подъемники, потом ремонтировал здание, потом… – я устало махнул рукой. – Проблем много, прибыли мало. Двадцать человек работников, которым надо регулярно платить зарплату, – у всех семьи, дети.

– А я своего музыканта выгнала. Даже от алиментов отказалась. Надоел со своей гитарой и пьяными репетициями.

Боясь ляпнуть что-нибудь не то, я пробормотал невразумительное «бывает». Симона мягко улыбнулась.

– Мы встретились с Владом года три назад, на фотосессии для рекламы его магазинов. С тех пор часто пересекались на всяких показах и презентациях. А весной этого года я делала для него эксклюзивную съемку на Russian Fashion Week. Влад – неплохой парень, обожает дочерей. Но, мне кажется, торговать модными вещами не его призвание. Он больше похож на банкира. Всякие финансовые схемы, спекуляции на бирже.

– Я тоже не рвался в автомеханики. Бизнес достался мне, можно сказать, по наследству. Отцовское завещание. – Я чуть помолчал, разглядывая царапины на столе. – Симона, скажи, пожалуйста, а у Влада действительно процветающая фирма?

– Так говорят. Правда, последнее время он заказывал гораздо меньше рекламы, чем раньше.

Я оживился, почуяв, что могу что-то разузнать про фирму Влада, но Симона неожиданно воскликнула:

– Смотри, какая прелесть!

В баре появилась импозантная пара – худощавый негр с густой черной шевелюрой, круглой, как шар, и крашеная блондинка, толстая и низкая. Объем ее бедер превышал объем плеч раза в три-четыре. Короткая ярко-красная плиссированная юбка делала ее круглый широкий зад похожим на абажур, ноги обтягивали синие колготки. Черно-белые полосатые гетры до колен и красные кеды довершали образ фриковатой толстушки-«лампы». У негра из-под серой куртки торчала светлая рубашка навыпуск, ширинка штанов свисала до колен. «Идет, будто наложил в штаны», – всегда возмущенно говорит моя мама, заметив парней в таком наряде. Негр и блондинка нежно держались за руки и громко смеялись, что-то шутливо обсуждая.

– Вот клоуны! – развеселилась Симона. – Такой кадр нельзя упускать…

Она проворно выхватила из рюкзака Nikon и подошла к парочке. Минуту они что-то обсуждали, словно торгуясь, затем полумрак бара несколько раз разрезал яркий свет вспышки. Мелькнули жующие лица за соседними столиками, бутылки в глубине бара, змеиные шеи пивных кранов за стойкой.

– Класс! – Симона победоносно бухнулась на стул рядом со мной. – Взгляни, какие прикольные персонажи. И всего две пинты пива. Она придвинулась ко мне и начала показывать фотографии на экране дисплея камеры – негр и толстая «красотка» то скалились во весь рот, то чмокали друг друга в щечку.

– Чудаки, – согласился я, вдыхая знакомый аромат бергамота и белого персика и стараясь не смотреть за край расстегнутой полосатой рубашки. – А зачем эта бумажка? – поинтересовался я, указывая на свернутый лист белой бумаги, прикрепленный к фотовспышке.

– Это как экран – чтобы свет падал в одну сторону, – объяснила Симона, убирая фотокамеру в рюкзак. – Маленькие хитрости профессии, отчим научил. Он фотограф еще тот, старой закалки. Подарил мне фотоаппарат, как только к нам переехал. Мне лет тринадцать было. Так о чем ты спрашивал?

– Про бутики Влада.

– Магазины как магазины. Шмотки, вешалки, зеркала. Что об этом рассказывать?

Официантка принесла колбаски с картофельным пюре.

Симона с аппетитом принялась за еду. Иногда она прерывалась, чтобы поведать моменты своей творческой биографии. Об учебе в фотолицее, о том, как скучно работать на гламурных тусовках, и про то, что самые хорошие деньги приносят съемки свадеб. Я не перебивал, размышляя о том, как легко женщины меняют гнев на милость, когда им что-то нужно от мужчин. Она ведь не пива приехала выпить и, кстати, так и не извинилась. С такими особами надо быть настороже.

Симона закончила есть, облизнула губы и, поморщившись, выгнула спину.

– Опять болит? – посочувствовал я. – Массаж помогает.

– И не только массаж. Жаль, что времени и денег на все не хватает. Съемки то на одном конце Москвы, то на другом. Сынулю и то почти не вижу. Этим много не заработаешь, – она кивнула на фотокамеру. – Я ведь не девочка, скоро тридцать. Раньше всю ночь на тусовке отщелкаешь, и утром хоть бы что. А сейчас, если ляжешь поздно, утром так голова болит, что от подушки не оторвешься. Вот если бы снять фильм… Я об этом давно мечтаю. Даже на режиссерские курсы ходила почти год. Там знакомый отчима преподает.

– Ты хочешь снимать художественные фильмы? – искренне удивился я.

– Нет. Что-то типа документальных фильмов формата канала БиБиСи. Хроники и тому подобное. Сейчас это пользуется бешеным спросом. Платят приличные деньги. У меня тут идея родилась – снять фильм про Макса: «Хроника кутюрье».

– Интересный рекламный ход, – заметил я.

– Это не просто реклама. Это фильм, который можно вы годно продать. Так что зря уезжаешь, Антуан. Поучаствовал бы, поработали бы вместе. Знаешь, как здорово! Мы же в Лондоне. Устроим дефиле, снимем фильм. Я все прикинула, просчитала, даже бизнес-план подготовила, – Симона достала из рюкзака вчетверо сложенный лист бумаги.

«Какой изящный и миниатюрный бизнес-план», – усмехнулся я про себя.

– Надо всего-то двадцать тысяч евро. Камеру с широким объективом можно взять напрокат. В бутике поставим софиты для подсветки…

– Извини, не готов, – я резко прервал заманчивую речь Симоны.

Снова давать взаймы на сомнительное предприятие? С меня достаточно!

– Жаль, заработали бы кучу бабок, – Симона с нескрываемым сожалением запихала бизнес-план обратно в карман рюкзака. Я начал говорить что-то в оправдание, но девушка не стала слушать.

– Понятно… Ты не хочешь рисковать. Это мне или Максу важен кураж, треш, зажиг. Что-нибудь замутить, устроить свалку. А ты боишься потерять деньги. Это нормально. Деньги любят жадность и осторожность. Не хмурься, я ведь по-дружески.

– Знаешь, я бы с удовольствием остался и не требовал от Макса возврата долга, но вокруг слишком много неопределенности. И денег действительно жалко, – признался я.

– Они что, у тебя последние?

– Не совсем. Но дело не только в этом. Во всем, что здесь происходит, есть какое-то безрассудство, безумие и … – я чуть не сказал «разврат», но вовремя сдержался. – А инвестор должен вести себя как монах и не поддаваться чувствам, смирять желания плоти. Иначе он обречен на провал. Хотя я понимаю, что талант всегда безумен.