Марион Леннокс - Леди Мармелад Страница 13

Глава пятая

Они провели восхитительный час.

Эдуар выбрал пряжу: красную, золотую, темно-синюю и нежно-желтую. Джессика закрепила нити и принялась за работу. У нее были пальцы настоящего ткача. Челноки так и летали в ее руках, плотно прижимая каждую нить и образуя затейливый узор. Принцы как зачарованные следили за ней.

Спустя некоторое время Джессика спросила Эдуара, не хочет ли он помочь ей. У него оказались проворные крепкие пальцы и инстинктивное чувство цвета. Он подавал ей нужную нить, прежде чем она успевала назвать ее.

Малыш был сообразительным. Работа увлекла его, как и Рауля, который не отводил от Джессики восхищенных глаз. Это немного смущало ее, но проблеск радости все еще оставался с ней — впервые после смерти Доминика.

Через полчаса она уже держала в руках полметра ткани. Брюки получились грубыми, так как у нее не было швейной машины, а Эдуара начало клонить в сон. Она быстро выкроила и сшила штаны, сплела из цветных ниток шнурок и вставила его в пояс.

— Ну, вот, готово! Что скажете?

Они все сидели на полу. Эдуар — какая радость! — пристроился у Рауля на коленях. Джессика протянула ему брючки, и мальчик принял их, словно бесценный дар. Он посмотрел на Рауля, который ободряюще улыбнулся и кивнул.

Джессика смотрела на две головы — светлую и темную, — склонившиеся над медвежонком, и боролась с подступавшими слезами.

— Подходят, — с благоговением прошептал Эдуар, и Рауль улыбнулся медвежонку и дотронулся до его носа, как это сделал его племянник.

— Неужели ты сомневался? У нас здесь самая замечательная ткачиха и швея — наша Джесс!

Наша Джесс. Черт, у нее опять выступают слезы.

— Можно я возьму его в кровать? — спросил Эдуар, и его голос внезапно задрожал. Очевидно, малыш со страхом думал, что ему предстоит вернуться в огромную кровать.

— Хочешь спать здесь? — вырвалось у Джессики.

Что она делает? Как можно было задать несчастному ребенку этот вопрос? Она почувствовала, как вся кровь отхлынула от ее лица. Захваченный врасплох Рауль опустил глаза.

— В твоей кровати? — прошептал Эдуар.

— Да.

Мальчик огляделся. В камине потрескивало пламя, освещая просторную комнату Джессики неярким светом и придавая ей уют, которого так не хватало его огромной спальне.

— Хочу… — едва слышно произнес мальчик. — Пожалуйста…

Сказанного не воротишь. Ей оставалось лишь смотреть, как Рауль укладывает маленького принца спать.

Сначала он понес племянника в ванную, потом уложил его в постель, не забыв Себастьяна, и подоткнул одеяло. Джессика не отводила взгляда от пламени в камине, не позволяя себе повернуться. Она знала, что Рауль поцелует Эдуара и будет гладить его по золотистым кудряшкам, пока малыш не уснет.

Джессика все еще сидела на полу, глядя на пламя так, словно пыталась запомнить каждую искорку.

Она молчала. У нее не было слов.

Наконец Рауль опустился на ковер рядом с ней.

— Я думаю, вам пора рассказать мне, Джесс, — мягко сказал он.

— Рассказать?

— Начните с Себастьяна, — предложил он, беря ее за руку. — Медвежонок принадлежал вам. Теперь он у Эдуара. Но был кто-то еще. Ваш ребенок? Скажите мне, Джесс.

— Доминик.

Разве имя может причинять боль? — подумала Джессика. Чудесное имя. Она до сих пор любит его.

— Ваш сын?

— Да, — прошептала Джесс, надеясь, что Рауль не увидит отчаяния у нее на лице. — Он умер три месяца назад.

— Сколько лет ему было?

— Четыре года. — И два дня, добавила она про себя.

— Почему он умер?

— Лейкемия. Он болел почти два года. Я боролась изо всех сил, и он тоже. Его лечили всеми известными методами.

— Сочувствую.

— Трагедии случаются, — устало сказала она, — но жизнь продолжается.

— Ваша тоже?

Молчание.

— Вы боролись, — медленно сказал Рауль, — и Доминик боролся. Вы не упомянули его отца.

— Уоррен оставил нас через месяц после того, как Доминику поставили диагноз. К тому времени как он умер, у Уоррена была жена и маленькая дочь. Он даже не пришел на похороны.

Лицо Рауля окаменело.

— Жестоко, — прошептал он.

Джесс покачала головой.

— Уоррен не жестокий человек, — сказала она. — Он слабый. Совсем не такой, каким был его сын. Доминик был самым мужественным…

Джессика умолкла. У нее в горле встал ком. Наступившую тишину нарушало лишь потрескивание поленьев в камине.

— И вы приехали сюда, чтобы оправиться…

— Разве можно оправиться после смерти ребенка? — прошептала она, чувствуя, что ее охватывает гнев. — Но все говорят так. Поезжай за границу, забудь. Начни новую жизнь. Но как я могу начать? Я не хочу.

— Я тоже, — тихо сказал Рауль.

Джессика изумленно посмотрела на него.

— Что… что вы хотите сказать? Вы тоже потеряли кого-нибудь? — прошептала она, уже зная ответ.

— Лизль. Сестру. Мы были близнецами.

— Как давно?

— Три года назад. — Рауль пожал плечами. — Я знаю. Пора забыть.

— Конечно, нет! — воскликнула Джесс. Она всмотрелась в его напряженное лицо. — Я догадалась.

— Как?

— По вашему взгляду. Я видела такой взгляд в больнице, у людей, которые знали, что надежды больше нет. В нем пустота.

— Во мне нет пустоты.

Джессика покачала головой.

— Нет? Тогда почему «Врачи без границ»?

— Я просто… Мне казалось, что я должен стать врачом. — Рауль помолчал. — У Лизль был церебральный паралич. Она обладала живым умом, но тело… тело было ее тюрьмой. — Рауль долго молчал, и она терпеливо ждала, когда он заговорит. — Вот почему мать ушла от отца. Как только он узнал, что Лизль останется инвалидом, он потребовал, чтобы ее поместили в заведение. Естественно, мать отказалась. Лизль любила нас; она была неотъемлемой частью семьи. Мать продержалась шесть лет, но, когда пришло время учить Лизль, отец поставил ее перед выбором: поместить сестру в заведение или навсегда покинуть дворец. Он стал жесток с Лизль. Отцу был нужен наследник, и это означало, что матери предстояло оставить ему Жан-Поля.

— О, нет. О, Рауль!

— Это разбило ей сердце, — с горечью сказал Рауль. — Жан-Полю было двенадцать лет. Мать надеялась, что сможет встречаться с ним, что он поймет, почему ей пришлось принять это решение, но он, конечно, не понял. Жан-Поль возненавидел мать за то, что она оставила его. А отец… Он забыл о ней, как только она покинула дворец. Ей запретили переступать его порог.

Какой страшный выбор…

— Не представляю, как она справилась.

Рауль слабо улыбнулся.

— Она увезла Лизль и меня в Париж. Она с любовью воспитывала нас, не позволяя, чтобы трагедия отравила нам детство. Никто не отвечал на наши звонки во дворец, но каждую неделю все мы писали Жан-Полю. Никто из нас не получил ни одного письма от него. Мать долго думала, что отец перехватывает письма, но потом мы узнали от слуг, что Жан-Поль, как отец, вычеркнул нас из своей жизни.