Анна Роддик - Беги-беги, я догоню Страница 14

Риччи и его друг сидели за разными концами стола и периодически начинали бормотать на турецком, но я выдала себя, в очередной раз не сдержавшись и рассмеявшись над турецкой шуткой. Друг Риччи, известный футболист из клуба Трабзонспор, был в недоумении, а Риччи сказал ему с ухмылкой:

– Да, блин, Умут, нам теперь с тобой не посплетничать, она все слышит и понимает.

В результате к середине вечера я была не только периодическим переводчиком Риччи, когда тот не мог выразить свои мысли на английском, но и, чего я совсем не ожидала, переводчиком с турецкого на русский для девушки Умута (тот плохо говорит на английском, а она не понимает турецкий, не представляю, как они вообще общаются между собой), а также для остальных, жаждущих узнать, о чем же сплетничают Риччи и Умут. Это было незабываемое чувство – я и это понимала, и то могла перевести, помогала находить нужные слова, объяснить. Потом мы гуляли до посинения. Промерзли, но зато совершенно довольные разошлись по домам. Еще долго не забуду этот странный день, который, казалось, никогда не закончится.

В последний день я, как и обещала, позвонила ему сразу, как освободилась от работы. Освободилась, естественно, раньше, чем обычно, придумав всевозможные отговорки для начальства. Сходила покушала, потому что все то время, что я находилась рядом с ним, я не могла есть. Настолько внутри все скручивало, что еда просто не лезла. Крайне паршивое состояние. В общем, пошла в пиццерию, заставила себя съесть порцию пасты, потом позвонила. Я не стала звонить раньше, так как знала, что сегодня Риччи позвали в галерею

Но оказалось, что он никуда не ездил. Его друг недавно проснулся, и они только что закончили завтракать. Он сказал, что через полчаса они выезжают в город, и как только они это сделают, он позвонит, и мы встретимся. Я поехала на Красную площадь, решила, что оттуда будет проще всего куда-либо добираться. Погуляла, посидела на скамейке, покурила, потом решила, чтобы зря не ждать, прогуляться до книжного магазина. Но, как это всегда бывает, только я подошла к переходу – звонок.

– Мы сейчас садимся в такси, едем туда же, где были вчера – на Красную Площадь к вашему торговому центру и катку. Там и встретимся тогда. Годится?

Конечно годится, мне и ехать никуда не надо. Попросила позвонить, как они будут там. Пошла прогулялась по ГУМу, потом потопталась на площади, смотрела по сторонам, думая, что увижу их раньше, чем они позвонят. Но они прошли каким-то видимо другим путем и, когда они позвонили, они были уже в ГУМе, в магазине Армани (куда мне до них, пафос-пафос…).

Следующие полтора часа мы тупо ходили по ГУМу, разговор шел в основном на турецком между Умутом и Риччи, мы с Аней (девушкой Умута) были не при делах. Ну, то есть, я частично понимала, о чем они разговаривают, но в беседу не вступала. Было дико скучно ходить с ними по магазинам. Я уже думала, что зря вообще сюда пришла. Но Риччи сказал ведь, что я могу задавать вопросы. Вот у меня и был один вопрос, но задавать его при всех, даже зная, что никто больше не понимает немецкий, я боялась. Мне казалось, вопрос такой простой, что на каком языке его не задай, я выдам себя. Я не хотела, чтобы остальные знали, что нас с Риччи что-то когда-то связывало. Мне казалось это невежливым, неприличным и неуместным. Поэтому я стойко выдержала поход по магазинам, потом мы пошли в кафе (тоже, разумеется, не менее пафосное… и что я там вообще делала?).

Впрочем, там было не менее скучно, потому что мужчины продолжали говорить на турецком, причем так быстро, что даже я уже не понимала их речь. В результате мы сидели и общались с Аней. Нет, это было хорошо, ведь нам обеим было скучно, и мы обе не понимали, как можно так приехать «смотреть Москву» – два часа протаскаться по бутикам, а потом засесть на вечер в кафе. Я предложила съездить на смотровую площадку. Я так хотела, чтобы мы туда съездили, там так красиво, они бы это непременно оценили. Но у Умута на следующий день была запланирована важная тренировка, которая решит впоследствии, в какой команде он будет играть в этом сезоне, он боится разболеться, а там довольно холодно. В итоге мы посидели в кафе, потом поехали к ним домой ужинать.

Когда мы уже подходили к их дому, я таки решилась задать вопрос, но разговор получился крайне странным.

– Ты помнишь, ты сказал, я могу задавать вопросы, когда хочу? – спросила я. Риччи закивал:– Да-да, естественно.

– Хорошо, потому что у меня есть один вопрос, который меня уже очень давно интересовал, он очевидный и очень глупый, – я долго репетировала в этот день тот момент, когда задаю этот вопрос и почти отчеканила то, что уже заучила:

– Когда я была у тебя в отеле, помнишь, я с тобой однажды целый день не разговаривала. Это было не только потому, что ты пригласил меня к себе в номер, но больше потому, что я весь день думала о том, как же глупо я попалась на крючок. Думала, ну у тебя каждую неделю новая девушка, а я, соответственно, одна из множества. Несмотря на краткость нашего с тобой «романа», у меня уже были какие-то чувства к тебе, и для меня это было чем-то особенным. А для тебя, как мне казалось, это было чем-то очень привычным, повседневным, и от этого мне было безумно обидно. Так вот мой вопрос прост, и я хочу, чтобы ты ответил честно. Было ли это для тебя чем-то ну хоть капельку особенным?

– Я хочу сказать, что ты очень неверно думаешь, что у меня может быть несколько девушек одновременно. Когда я с кем-то встречаюсь, я больше ни на кого не смотрю, потому что мне не хочется, я полностью погружаюсь в эти чувства, – ответил Риччи. Я нахмурилась и прервала его:

– Нет, это не то, что я говорю. Я говорю, для тебя это постоянное занятие – с кем-то встречаться в отеле, но было ли то, что было тогда чем-то хоть каплю особенным? Или это был один из сотни романов? – я уже чувствовала себя погано, подумав, что хватит унижаться. Но что-то внутри меня поставило себе цель получить ответ на этот дурацкий-предурацкий вопрос, который вечно волнует всех девушек. И я знала, что честного ответа вряд ли дождусь, но все же надеялась не на простой и короткий ответ из серии да-нет. Я ждала такой ответ, в который я смогла бы поверить, дабы успокоить свое эго. Но Риччи меня опять не понял.

– Да, конечно, ты была особенной. Ведь ты была настолько юна, и мне нужно было быть с тобой очень осторожным. Никаких грязных намерений, больше разговоров и просто времени, проведенного вместе, – вот тут мне откровенно захотелось заплакать. Значит он говорит, что я была особенной, потому что мне было всего 16 и ему надо было со мной осторожненько мутить, так, чтобы не спалиться? Отлично! Лучше ответа не придумаешь. В какую сторону тут метро?..

– У тебя вообще были хоть какие-то чувства? – спросила я, на секунду остановившись как вкопанная. Это не совсем то, что я хотела сказать, но получилось именно так. Хотелось еще при этом ему битой по голове добавить.

– Элен, – усмехнулся он, я сразу шикнула, потому что не люблю, когда меня называют полным именем, – когда у меня нет чувств, ничего этого не происходит. Я не целую кого-то, к кому у меня нет чувств. Это же очевидно. А когда ты видишь, как человек, к которому у тебя есть чувства, улыбается, смеется, это незабываемо, это не описать словами, это можно только почувствовать, – быстро говорил он, но мне было уже все равно. Мне казалось, было сложно не понять мой вопрос, но он не понял. Так унизительно. Это было так унизительно. Но я понимала, что устала уже его ненавидеть и постараюсь пропустить эти реплики мимо ушей. Ведь вчера все было так хорошо.

Уже дома Умут и Аня ушли в одну комнату, а мы с Риччи засели в другой. Сначала мы оба молчали. Я смотрела на часы и считала, сколько мне еще предстоит сидеть и думать над тем, что он сказал. Но Риччи как всегда первым нарушил тишину:

– Я тебе уже говорил, ты можешь рассказать мне то, что тебя волнует. Рассказать мне все. Я немногим это говорю, но ты можешь обращаться ко мне с этим в любое время, – я кивнула, но, увидев, что Риччи, видимо, ждет, что я начну говорить, пожала плечами.

– По-моему мы вчера так много на эту тему говорили, что у меня уже ничего не осталось. Сегодня я почти весь день молчала.

– Да, я заметил.

– Я больше думаю, а это иногда сводит с ума. Если бы я только могла отключить свою голову на время, это было бы так кстати.

– Обдумывать что-то не есть плохо.

– Да, но одно дело просто обдумывать, а другое дело думать постоянно. Ты думаешь днем, ты думаешь ночью, думаешь днем, думаешь ночью, так ты постепенно перестаешь есть, спать и сходишь с ума, – я посмотрела на собеседника, пытаясь понять, знает ли он, о чем именно я говорю. Он сначала немного завис, но потом сказал:

– Все это испытывают. Но никто не признается. В тебе удивительно как раз то, что ты делишься этим с другими, это уже шаг к облегчению своей ноши. И более того, мне вдвойне приятно, что ты делишься этим именно со мной