Натали Якобсон - Поэт и Клодия Страница 14

– Помни, твой дар сияет не для тебя одной, – вдруг повторил он уже более настойчиво. – Для них всех. Всех, кто его ценит и для меня…ты даже представить не можешь насколько ты мне дорога, – он наклонился и поцеловал ее в губы. Длинные, мягкие ресницы коснулись ее ресниц, ледяная кожа ее кожи. Один волшебный поцелуй, но…Клодия невольно отпрянула. Было в этом волшебстве что-то противоестественное, что-то неправильное. Ведь это же ангел! Разве может он поцеловать кого-то?

Анджело понял ее без слов и тут же отстранился, быстро и покорно, словно подчиняясь воле провидения. Он силился не показать своей обиды и смотрел на Клодию только с грустью и все с той же бесконечной любовью.

– Я еще приду к тебе…хоть это и противоречит нашим законам, – пообещал он. Такой нестерпимо красивый и далекий, он даже сейчас стоя рядом оставался недосягаемым и в то же время знакомым, куда более близким, чем люди, всю жизнь окружавшие ее.

Он положил руки на парапет, белые, тонкие, чуть удлиненные ладони. Сразу было понятно, что они нечеловеческие, не только из-за того, что кожа сияла, но из-за неестественной длины пальцев. Как наивно искать в этом существе хоть что-то земное. Разве можно сравнивать Анджело с человеком. Даже если спрятать роскошные, огромные крылья, его лицо все равно выглядело настолько прекрасным и идеальным, что становилось ясно, человеку оно не принадлежит. Ни одна кисть смертного живописца не смогла бы запечатлеть на холсте эти черты, изящный изгиб бровей, чистый лоб, скулы, длинные, золотистые ресницы и удивительно красивые глаза, которые, как будто искали кого-то в далеком призрачном городе. В этих глазах затаилась грусть, но о чем? Или о ком? О ком может грустить ангел? Казалось, что он готов всю вечность простоять здесь на мосту у парапета, тщетно выискивая кого-то взглядом в безымянной, невидимой Клодии толпе. И вся вечность пролетит для него, как мгновение.

– Уже поздно, – тихо произнес он, и Клодия так и не смогла понять слова это или только вздох. Слышала ли она это или ей только почудилось, ведь бледные губы Анджело даже не шевельнулись.

– Ты больше никогда не увидишь этого места, ни моста, ни реки, ни поселения, если только… – теперь уже Анджело действительно говорил и речь его звучала правильно и плавно, будто устремлялся вперед поток журчащей воды.

– Если что? – неуверенно переспросила она.

– Лучше не будем об этом, – Анджело обернулся к ней и уголки его губ разошлись в лучистой, обворожительной улыбке. – Ты не такая, как все те, кого я должен был уберечь до тебя, ты не пойдешь тем же путем, что другие, не решишься больше свернуть во тьму. Будем считать, что сегодняшний случай был ошибкой, которая не повторится никогда.

– Кого ты имел в виду? От чего ты должен был их уберечь? – вопросы возникали один за другим так быстро, что на них сложно было найти ответы.

– Если б можно было объяснить все в двух словах, – Анджело легко пожал плечами, его крыло слегка шелохнулось и задело Клодию, теплое и мягкое, еще более приятное на ощупь, чем атлас ее порванного наряда.

– Что? Ты преступишь свой закон если будешь со мной откровенен? – Клодия вдруг разозлилась и сама не поняла почему, но Анджело был как всегда спокоен.

– Я уже преступил закон, явившись сюда, – возразил он, и в его голосе не было ни сожаления, ни упрека. – Но я не жалею…

Он нагнулся и поднял что-то, разжал холодные пальцы Клодии и положил находку ей на ладонь. Блестящая, овальная вещица. Медальон! Она сразу узнала его и хотела выбросить, но Анджело крепко сжал ее пальцы. И в этот самый миг перед глазами опять промелькнуло что-то: образы, фрагменты, картины, то, что можно было принять равно, как за фантазию, так и за воспоминание.

– Носи, пока веришь в меня, – предложил он. Мимолетное прикосновение его тонких, слишком длинных пальцев было и прошло, как мгновенный порыв ветра. Его было не удержать. Анджело повернулся, чтобы бросить последний взгляд на призрачный город. Обрисовался во мгле его сияющие идеальный профиль. Как запечатлеть в памяти его лицо, не упустить ни единой черты. Клодия пожалела о том, что не умеет рисовать, иначе она взяла бы кисть, бумагу, краски и принялась за портрет, чтобы не потерять частицу этой красоты даже после того, как ангел улетит.

– Я не хочу, чтобы с тобой случилось тоже, что со всеми теми, кого я знал до тебя… это было давно, и в прошлом столетии и за века до этого, но ни в ком из них, я еще не замечал столько света, сколько в тебе. Разве только в одном… – он нахмурился. Черты передернулись мукой.

– Ты оберегал их всех…, – она сама точно не понимала, о чем хочет спросить.

– Только одаренных, – возразил он. – Таких, как ты.

Крылья Анджело нервно дернулись. Он ощущал грусть и вину, это было заметно.

– Ты кого-то из них потерял?

– Почти всех, – короткий ответ был небрежным и фаталистичным. – Но теперь я уже ни о ком не жалею, потому что появилась ты. Еще никогда, Клодия, не было в мире кого-то равного тебе. Был только тот, кто мог бы стать лучшим, но не вытерпел каких-то минут. Его увлекла другая сторона.

Признание далось ему с трудом, голос дрогнул. Взгляд Анджело устремился вдаль, опять на поиски того, чего уже нельзя найти, нельзя вернуть. Неужели всю вечность он будет стоять так, шелестящий крыльями и исполненный грусти о ком-то бесценном, но потерянном.

– Печаль ничего не изменит и для него совсем не имеет значения то, что кто-то плачет о его судьбе, – Анджело слегка передернул плечами, давая понять, что тема закрыта, прибавить к сказанному нечего и ничего уже не переменить. Будь что будет? Его невесомая ладонь снова накрыла ее руку.

– Через минуту ты будешь дома и я буду с тобой, когда ты позовешь.

Сон или мечта? Божественная фантазия. Клодия почти не ощущала его прикосновения, потому что оно стало не теплым и не холодным. Описать было невозможно, но если это сон, то просыпаться она не хотела никогда.

Дома? Вот уже ощущается тепло камина и слышаться потрескивание дров, а талый снег с ее платья водяными каплями оседает на ковер. Клодия не успела даже заметить, как оттуда с продуваемого ветром моста она попала в прихожую своего дома. Анджело рядом уже не было и от этого она сама ощутила грусть.

На лестнице послышались шаги и Клодия быстро скользнула за драпировку. Она не хотела, чтобы кто-то из гостей застал ее таком виде. Гости скорее всего еще не разъехались. Разве для них усилие бодрствовать целую ночь? Никто из них даже не подозревал, что совсем рядом, в какой-то миле от этого места приоткрылась завеса между мирами. Их это не волновало. А в жилах девушки стыла кровь, когда она вспоминала о том, что произошло с ней недавно. То, чего никто из них не сможет ни оценить, ни понять.

Шаги звучали уже совсем близко. Ковровая дорожка чуть приглушала их, но было сразу ясно, что идут двое. Какая-то дама тяжело вздохнула. Казалось от этого вздоха сейчас воспламениться воздух.

– А что если она разозлилась? – спросил вдруг приглушенный женский голос. – По-настоящему разозлилась, я имею в виду. Тогда она снова позовет их.

– Вряд ли ей это удастся, – возразил какой-то мужчина. Его баритон чуть отдавал хрипотцой и почему-то казалось, что говоривший ухмыляется.

– Вдруг она захочет отомстить мне?

– Вряд ли ей это удастся, пока я здесь.

Какая самоуверенность. Кто может говорить с таким апломбом и одновременно с насмешкой. Клодия осторожно выглянула из-за драпировки, но рассмотрела только край чьей-то накидки и подол платья. Во мгле невозможно было точно определить чьи они.

– Ну а если повториться то же, что и в детстве. Хватит ли у нее на это сил? – опять спросила женщина.

На этот раз ответом ей был нескрываемый издевательский смех. Он легко прошелестел в прихожей, а потом все стихло. Остался только неприятный осадок на душе, словно только что ей послышался хохот злого духа.

Клодия вышла из убежища. Никого уже не было рядом, но поднявшись по лестнице она все же обернулась и посмотрела вниз. А вдруг кто-то притаился там, но пространство оказалось пустым. Только ровно горели свечи в канделябре, но никто не следил за ними. Пламя отражалось в зеркале. Огонь, зазеркалье, плавный взмах крыл. Кажется, всего на миг крыло отразилось в зеркале. Клодия даже не стала звать лакея, потому что была уверена, ее покровитель не даст пламени перекинуться на окружающую обстановку. Анджело будет следить за всем, что ее окружает.

Девушка незаметно проскользнула в свою комнату. Лучше не вспоминать о том, что произошло вечером и все забудется. Лучше думать, что это была просто шутка, а не серьезное обвинение. Но поверят ли те, кто присутствовал при обличение? Не важно. Анджело подскажет ей, что делать дальше. Анджело – спасение от всего.

Клодия не могла ни на минуту перестать думать о нем, о взмахе его крыл, о его взгляде, о его тоске по кому-то утраченному. По кому? О ком может грустить ангел? Он никогда не расскажет ей об этом. Ему запрещено или слишком больно говорить о своей утрате.