Нэнси Митфорд - В поисках любви Страница 14

С приближением знаменательной даты, дня бала в Алконли, очевидно стало, что тетя Сейди чем-то омрачена. Все, кажется, подвигалось гладко: шампанское прибыло, оркестр — струнный под управлением Клиффорда Эссекса — заказан и предусмотрено, что недолгие часы своего досуга оркестранты проведут в доме миссис Крейвен. Миссис Крабб, при содействии домашней фермы, Крейвена и трех помощниц из деревни, готовилась удивить всех ужином, какого свет не видывал. Дядю Мэтью, в стремлении не уступить тепличной неге Мерлинфорда, уломали приобрести два десятка керосиновых обогревателей; садовник получил указание перенести в дом все до единого горшка с цветами. («Осталось только белых леггорнов раскрасить», — заметил с горьким сарказмом дядя Мэтью.)

Итак, казалось бы, приготовления шли своим ходом, без сучка, без задоринки, — и все же лоб тети Сейди бороздили морщины: среди гостей, которые понаедут к ней в дом, будут девицы со своими мамами, но ни одного молодого человека. По той причине, что ее подруги и сверстницы рады были привезти дочерей, но с сыновьями обстояло иначе. Возможные танцевальные партнеры, пресытясь в это время года приглашениями на балы, были не столь опрометчивы, чтобы катить без оглядки куда-то в Глостершир, в дом, где ты ни разу не бывал и неизвестно еще, найдешь ли там тепло, комфорт и тонкие вина, которые привык принимать как должное, где нет перспективы встретить известную в твоем кругу очаровательницу, где тебя не ждет прогулка верхом и в приглашении ни словом не упомянута охота, хотя бы на пернатую дичь.

Дядя Мэтью питал слишком большое уважение и к лошадям своим, и к фазанам, чтобы допустить до них какого-то пришлого юнца, который еще невесть что может натворить.

Положение, таким образом, сложилось отчаянное. С разных концов страны съедутся десять женщин — четыре матери и шесть дочерей — в дом, где их ждут еще четыре (мы с Линдой, хоть и не шли в расчет, носили все-таки юбки, а не брюки, и были чересчур большие, чтоб продержать нас безвыходно все это время в классной комнате) и есть всего двое мужчин, причем один из них еще не вырос из коротких штанишек.

Телефон теперь раскалился докрасна, по всем направлениям разлетались телеграммы. Тетя Сейди, отбросив всякую гордость, всякую видимость, что все обстоит так, как надо, и приглашают человека лишь за то, что он собой представляет, прибегла к сигналам бедствия. Мистер Уиллз, викарий, дал согласие оставить миссис Уиллз дома и явиться к обеду в Алконли без дамы. Это станет первой разлукой супругов за сорок лет. Так же принесла себя в жертву и миссис Астер, жена доверенного, а Астер-младший, сынок его, которому не сравнялось еще шестнадцати, спешно отряжен был в Оксфорд покупать себе фрак.

Дэви Уорбеку было велено покинуть тетю Эмили и явиться тоже. Он обещал, но неохотно и только после того, как ему обрисовали весь ужас положения. Двоюродные братья в годах, престарелые дядюшки, о которых много лет не вспоминали, как о бесплотных духах, призваны были из забвения с просьбой воплотиться в явь. Почти все отвечали отказом, некоторые — в весьма резких выражениях: почти каждого из них в свое время чем-нибудь обидел дядя Мэтью, так глубоко и больно, что о прощении не могло быть и речи.

Наконец дядя Мэтью почувствовал, что должен вмешаться. К балу он относился с глубоким безразличием, вовсе не считая, что в его обязанности входит развлекать гостей, которых воспринимал скорее как неотвратимое нашествие орды варваров, чем приезд милых сердцу друзей, собравшихся ради удовольствия повеселиться и гульнуть сообща. Что ему было далеко не безразлично, так это душевный покой тети Сейди; он не мог видеть, как она изводится, и решил, что пора принять меры. Дядя Мэтью поехал в Лондон и побывал на заседании палаты лордов, как раз последнем перед парламентскими каникулами. Поездка завершилась полной удачей.

— Стромболи, Паддингтон, Форт-Уильям и Кертли дали согласие, — объявил он тете Сейди с видом фокусника, извлекающего из средней величины бокала четырех симпатичных упитанных кроликов. — Только пришлось обещать им охоту, — Боб, ступай скажи Крейвену, что он мне нужен завтра утром.

В результате означенных ухищрений число персон обоего пола за обеденным столом уравнялось, к несказанному облегчению тети Сейди, хотя при мысли о кроликах дяди Мэтью ее разбирал невольный смех. Лорд Стромболи, лорд Форт-Уильям и герцог Паддингтонский были ее собственные давние партнеры на балах; сэр Арчибальд Кертли, заведующий Библиотекой парламента, слыл украшением обедов в избранном кругу высоколобых интеллектуалов; ему перевалило за семьдесят и он страдал жестоким артритом. Другое дело, конечно, — после обеда, когда начнутся танцы. Тут с Уиллзом воссоединится миссис Уиллз, с капитаном Астером — миссис Астер, на дядю Мэтью и Боба особенно рассчитывать как на партнеров не приходилось, а господа из палаты лордов скорее подадутся не в танцевальный зал, а к карточному столу.

— Боюсь, останется девочкам надеяться на себя, — задумчиво сказала тетя Сейди.

В известном смысле, однако, все сложилось к лучшему. Этих гостей дядя Мэтью выбрал сам, по собственному вкусу и из числа своих друзей, а стало быть, не исключалось, что он их примет вежливо — они, во всяком случае, хотя бы будут знать заранее, что за человек их хозяин. Напустить в Дом посторонних молодых людей было бы — и она это знала — чрезвычайно рискованно. Дядя Мэтью ненавидел посторонних, ненавидел молодых, и сама мысль, что у его дочерей могут появиться кавалеры, была ему тоже ненавистна. Впереди еще ждали подводные камни, но эти ей удалось благополучно миновать.

Так вот каков он, бал! Вот она какова, та жизнь, которую мы ждали все эти годы — и дождались, она наступила — вот он, бал, он происходит сейчас, сию минуту, он совершается вокруг нас! Какое необыкновенное чувство, как будто это не на самом деле, а словно бы во сне. Только, увы, так непохоже на то, что представлялось, о чем мечталось — не самый лучший сон, признаться. Мужчины — такие низенькие, некрасивые, женщины — помятые какие-то, платья сидят нескладно, лица раскраснелись, от обогревателей разит керосином, а тепла совсем мало, но главное, главное — мужчины: либо совсем старики, либо уроды. А когда пригласят танцевать (уступив, как ты подозреваешь, настояниям доброго Дэви, который старается, чтобы мы не скучали на нашем первом балу), то не уносишься, как рисовалось тебе, порхать в восхитительном тумане, прижатая мужественной рукою к мужественной груди, а то тебя толкнут, то брыкнут — толк да брык на каждом шагу, и больше ничего. Балансируя на одной ноге, как царь Аист, не удержат равновесия — и, как царь Бревно[31], всей тяжестью рушатся другой ногой тебе на пальцы. Что же до искрометной беседы, то хорошо, если хоть какой-нибудь — пусть даже самой пустой и бессвязной — хватит на целый танец или промежуток между танцами. И то все больше: «Ой, простите!» да: «Ох, виноват!» — правда, Линда уединилась-таки с одним из своих партнеров, уведя его смотреть на пораженные болезнями камни.